Конец света, моя любовь

В 2020 году почти каждый критик спел оду похвалы данному сборнику. В каждой оде обязательно были строчки: "Я читал, и видел себя, свое личное". Так как критики эти, как правило, на поколение меня старше (в отдельных случаях и старше моих родителей), я подозревала, что возможно я то самое личное не прочувствую и не прогадала.

Сложно сказать, по какой конкретно причине мне очень трудно давался этот текст. Алла Горбунова старше меня всего лишь на 5 лет, многое из того, что она описывает мне понятно и даже близко, и все же не задевает. Я грешу на две другие книги, которые читала перед этим сборником. В первую очередь это Оксана Васякина - Рана , в которой очень подробно рассматривается свой жизненный путь и переживания, есть попытка выйти в позитивный мотив. И сборник Наталия Мещанинова - Рассказы , который наоборот, не стесняется быть черным и хлестким, болезненным и травмирующим, но максимально искренним.

На фоне этих двух цельных высказываний "Конец света, моя любовь" выглядит разрозненным сборником с плохой редактурой и попыткой "сделать большее" при помощи мистики.

Всего сборник поделен на четыре части.
Первая часть "Против закона" - это зарисовки из жизни, кусочки автофикшена, которые пытаются законсервировать важные для себя моменты, на которые стоит обратить внимание. Подростковые пьянки и тусовки, бомжевание, попытки избежать изнасилования. Все это страшно, все это вечно, все это больно. Но в данной книге выглядит скорее настольгически, что странно, лично для меня. Интенция Мещаниновой на подобный текст мне оказалась ближе.
Вторая часть "Бар "Мотор" - это мистические истории-притчи, действия которых происходят в лесу, в безлюдном месте. Часто фигурируют персонажи из первой части, связующим звеном выступает бармен, который всякого навидался. Я мистику не люблю ни в каком виде. Было бы больше притчи и морализаторства - мне бы понравилось. Но увы, тут мы с автором снова разошлись.
Третья часть "Иван Колено Вепря" уходит в еще большую мистику и разрозненность. Многие из рассказов мне не понятны совершенно, я понимаю, что просто не владею контекстом, жизненным опытом, которым делится автор и сделать с этим ничего не могу.
Четвертая часть "Память о рае" - снова автофикшн, но если в первой части автофикшн был ситуативный, крупными мазками, то в четвертой он стал линейным, последовательным, что привело к большому количеству повторов. Иногда другими словами, иногда очень близко к уже рассказанному. Про "Бедю" такое ощущение, что вообще три раза одно и тоже рассказали.

Думаю, просто мы с автором живем в слишком разных мирах, предпочитаем разные способы говорения о важном, разные направления в литературе. Я не могу объективно оценить этот сборник. Я могу лишь сказать, что лично мне большая часть далась с трудом.

Книгу можно разделить на полтора землекопа. Пол - чернушно-бытовое начало и объяснительно-сентиментальный конец. Тора - псевдо-магический реализм середины.

Начну с Торы, как правоверный гой. С рассказа про Настю понеслась абсурдная повесть с излишним натурализмом ниже пояса. Какое-то время я терпела и вчитывалась, на дремучих сказках сдалась и пробежала этот бред по диагонали. Именно в этот момент я поняла, что давно знаю явление "проза поэта". Более того я в этом участвовала. К счастью, у меня напрочь отсутствует ностальгический романтизм, поэтому очарованию этих игр я не поддалась. Просто вспоминала, как рождается такая проза. Кто-то в юности торчал на жж, отчаянные - на лепре, а тихие и домашние психи - на дайри. Именно на дайри вовсю играли в литературные игры "напиши в комментариях два имени, я сочиню лавстори", "дай мне два слова, я сделаю сказку", "соедини 33 подписи твоих ПЧ в рассказ" и так далее. Получалось весело и сочинялось взахлёб. Со всех сторон и во все дневники неслось "тебе надо издаваться, пиши еще, неси в редакцию". Вот кто-то поверил и понёс. А лишнее это. Потому что такие игры хороши во френдленте, среди знакомых, как сотворчество и соучастие. Читать же вывихи фантазии неизвестного человека - мучительно и скучно. Ну и возраст уже не тот, наверное.

Тут мы подбираемся к Полу. Мой любимый Петербург, знакомые локации, родные места. Только не знаковые. Для меня не знаковые. Это как с домом на улице Типанова... - дом один, но кто-то в библиотеке сидит, кто-то в баре. Те, кто в баре зависали, были старше меня на пару лет. Лирическая героиня Горбуновой младше меня на 3-4 года. И те и другие вроде как моё поколение. "Время такое было", "обстоятельства" - тоже мои. Но я не понимаю ни тех, ни других. И "достоверность описания" 1990-х и 2000-х лет не кажется мне такой уж достоверной, хотя бы потому что она не полная. Мои впечатления подсказывают, что не исчерпывалось это время пьяным валянием в канаве, платным сексом, дебошами и бандитами. Хотя всё было, конечно, и столкнуться с этим можно было не по своей воле, но... От книги Горбуновой веет апокалиптическим врождённым желанием во всё это встрять. И это как определяющая черта поколения. Возможно, я опять не попала в выборку, 5 лет разницы имеют значение? Буду ждать мемуары петербуржца одного со мной года рождения, они расставят всё по местам.

Но что-то подсказывает, что дело не в возрасте, а в отношении к миру. То, что чувствует героиня Горбуновой, для меня неожиданно, как с другой стороны Луны. Совсем другие интересы и желания. Даже когда она поступила на философский и в историю стали вплетаться Бахтин и Ницше, писательница не стала мне ближе, потому что стало заметно, с каких разных позиций мы на них смотрим.

Эх, понятный мне мемуарист должен быть еще и толкинистом, видимо. Другая тусовка. У Горбуновой мелькнула группа товарищей "интеллектуального и артистичного толка")) Но мало и всё равно не совсем моё. Потому что и тусовка - уже не моё. Это чувство "не моего" преследовало меня всю книгу. Коробила аннотация про достоверность. Всё кричало "нет, не правда, я пережила другие 90-е и нулевые". А на том первом карнавале в "Петербурге-городе солнца" я сгорела, как на испанском побережье, это было так удивительно и абсурдно. Люблю Питер до мурашек. Вообще почему так мало города? Это же главное в мире. В начале мира. Кому конец света, кому начало мира - мне изначально не близок смысл этой частной истории, неприятны персонажи и язык, непонятны мотивы. Я другая и достоверность другая. Это были очень тяжёлые полтора землекопа.