Не буду юлить, имею совсем малый опыт по части русских классиков, в особенности советских.
Есть такое, знаете ли, предубеждение. Не села бы читать за просто так Чехова, Шолохова, Горького... До недавних пор в этот список входил и Платонов.
Андрюш, извини, ничего личного!
Картина Филонова на обложке подогрела мой интерес к книге. Плохую вещь Филоновым не украсят, ребят.
Мы не проходили "Котлован" в школьные годы (физмат, ей-богу!), а значится, я - чистый лист и не имею никаких предубеждений, основанных на неприятных детских травмах в попытках прочесть сие, да, вы не ослышались, великолепное произведение.
Первое, что удивляет, восхищает и пугает - это несравненный язык. Он словно существует сам по себе, отмежевавшись от нашего бытового понимания языка как средства общения между людьми, он как иная ступень эволюции, что-то совершенно невероятное: новое и одновременно задним умом понимаемое.
Платонов не переводим. Нет, дословно перевести, конечно, можно. Но какой в этом будет смысл? Вне контекста, вне народа и вне истории этого смысла наберётся едва ли со спичечную головку.
Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время.
Хочется смаковать каждую строчку. Да и по-другому не получится. Понимание происходящего ускользает мгновенно, стоит отвлечься в мыслях хоть на секунду! Пусть даже мысли всецело посвящены книге.
— Зачем же он был?
— Не быть он боялся.
Экзистенциализм, зацикленность на поиске смысла жизни (в самый разгар коллективизации), отчаяние и танатос - вот, что вы найдёте на дне "Котлована"
Не слишком-то оптимистично, да? Ещё и не то будет.
Как вам похороны будущего?
Да-да, искренний коммунист Платонов хоронит "великое" и "светлое" социалистическое будущее.
Противоречия в этой книге повсюду, и она оживает благодаря им.
— Они все равно умерли, зачем им гробы! — негодовала Настя. — Мне некуда будет вещи складать!
— Так уж надо, — отвечал Чиклин. — Все мертвые — это люди особенные.
— Важные какие! — удивлялась Настя. — Отчего ж тогда все живут! Лучше б умерли и стали важными!
Несмотря на морально тяжёлые темы, которые затрагивает Платонов (да что там "затрагивает"! вываливает комом на голову!), книга не лишена особого, специфического юмора.
— Ну, прекрасно, — сказал тогда Чиклин. — А кто ж их убил?
— Нам, товарищ Чиклин, неизвестно, мы сами живем нечаянно.
— Нечаянно! — произнес Чиклин и сделал мужику удар в лицо, чтоб он стал жить сознательно.
Почитав книгу, я полезла искать отзывы критиков и филологов на неё.
Оказалось, ни критики, ни филологи, не могут сказать ничего путного.
Дано ли нам понять замысел Платонова? Или мы ограничимся лишь поверхностными "сатирой СССР", "антиутопией" и "конфронтацией жизни со счастьем"?
Ясно то, что я и сейчас пребываю в шоке от "Котлована". И буду мысленно возвращаться к нему ещё очень долго. Это совершенно не то, чего я могла ожидать. Мне устроили встряску, надавали пощёчин, выкинули на мороз. Невероятная повесть, достойная широкого круга читателей, но, увы, ими не читаемая и не понимаемая. Поверьте, книгу нужно прочитать, если уж вы за неё взялись. Не важно, сколько времени вы потратите. Это чарующая, гротескная история ухватит за горло и покажет вам, где начинается рабочий пролетарский класс и чем знаменуется экстатическое восшествие коллективного бессознательного.
Близ мертвых в сельсовете активист опечалился вначале, но затем, вспомнив новостроящееся будущее, бодро улыбнулся и приказал окружающим мобилизовать колхоз на похоронное шествие, чтобы все почувствовали торжественность смерти во время развивающегося светлого момента обобществления имущества.