Отзывы на книгу «Счастливая Москва»

Иногда кажется, что вся русская литература томится мучительным усилием вспомнить ту песню лермонтовского ангела, которую он пел в ночи неся в объятьях душу.
Особенно надрывно и обнажённо это усилие "припомнить" звучит у Достоевского и Платонова.
Клин ангелов пролетал над голубым сияньем мира и одна душа упала, потерялась в его эдемских дебрях.
Что есть душа, как не одичавший Маугли, с вечной тоской о нездешнем? Что осталось у человека от неба ? - Синева глаз, лопатки на спине : грустные обрывки крыльев, и перо в руке..

Действие этого маленького романа разворачивается в социалистическом Вавилоне, как и наш мир, словно бы уже заросшего однажды природой. Главная героиня - девушка Москва : почти спиритуалистический образ сиротства не столько даже послереволюционной России, потерявшей своё имя, сколько души как таковой.
У Достоевского, его социалистических бесят пожирала сияющая пустота в их сердцах. Здесь же, в построенной ими утопии на крови, эта пустота никуда не делась, но тепло смешалась с душой. И такое ощущение, что если бы герои книги поднесли руки к лицу, то, словно в фильме " Меланхолия", из кончиков пальцев, синеватым свечением стала бы стекать в небо эта одухотворённая пустота.
Влюблённый в Москву и жизнь хирург Симбикин ( в неё влюбляются все), размышляет о вопросах бессмертия - физического !- более того, он полагает, что человек есть лишь зародыш некоего крылатого существа ( схожая мысль у Набокова :"Человек - куколка ангела").
Зародыш, со своей пуповиной, и правда напоминает космонавта со своим тросом - единственной его связью с матерью Землёй.

Героям книги мало земного, карманного счастья, которым бы можно было насытиться ( тема инквизиторских "хлебов" Достоевского обыгрывается в романе экзистенциально и страшно). Им хочется преобразовать тела, законы природы, космос..
Тут есть что-то от неприкаянности уже не души, но жизни и судьбы.
Душа стала телом - её ранят касания мира. Тело - стало душой.
Платонов говорит о природе в тональности человека, а о человеке, в тональности природы, добиваясь изумительной поэтической и экзистенциальной глубины.
Как сказано в романе " Сама природа словно бы ворочается в болезненном бреду" разделяя с человеком его тоску по вечности и счастью.
Разве не удивительны у Платонова все эти скучающие и уставшие уста, пространства, сны и звёзды ? Словно бы сама вечность склонилась и смотрит на этот уставший, безначальный мир, где уже все перебывали всем, где всё уже было, но всё равно верит и опять ждёт, что вот сейчас, в душе того или этого человека сверкнёт нечто новое, вечное.. но этого опять никто не заметит, да и сами они не успеют донести это до мира.

Другой дивный персонаж - Сарториус : экзистенциальный инженер а-ля Сартр, томящийся вопросами бытия.
Переживая муки влюблённости в Москву, он впервые с ужасом осознаёт, что всё мировое единение людей, все крылатые и звёздные машины, почти бессмысленны, ибо разбиваются о невозможность двух людей слиться друг с другом. Секс, сверкающая роскошь цивилизаций и искусств... упускают какое-то самое главное счастье.
Хочется человека всем миром обнять - но нельзя. Хочется в человеке весь мир обнять - невозможно.
И хочется плакать всем телом от этого.. Словно бы в начале мира было не слово "Бог", а крик. Чёрный, вопрошающий, укорительный крик одиночества самой жизни.

В романе, несмотря на обилие "проклятых вопросов", очень много юмора ̶о̶т̶ ̶к̶о̶т̶о̶р̶о̶г̶о̶,̶ ̶п̶р̶а̶в̶д̶а̶,̶ ̶х̶о̶ч̶е̶т̶с̶я̶ ̶п̶о̶р̶о̶ю̶ ̶п̶л̶а̶к̶а̶т̶ь̶.
Роман остался недописанным, словно недописанные и гениальные сны а-ля Кафка, с которым у Платонова много общего. Опубликована " Счастливая Москва" лишь через 55 лет после написания.
Стоит сказать и о стиле Платонова, который, перешёптываясь со словами главных героев и мерцанием природы, словно бы норовит соскользнуть в 4-е измерение.
Само пространство образов и слов, шагаловски искривляется, словно пространство около звёзд и планет.
В 20-м веке есть лишь два "инопланетянина" от литературы, к тому же родившихся в один год : Набоков и Платонов.

Марк Шагал - Над городом.

Небольшое по объёму произведение занимает времени на прочтение не больше пары часов, оставляя странное послевкусие и целый ворох мыслей. Москву Ивановну покалечила вагонетка, а меня переехал целый поезд, размазав всю мою сущность и тело по рельсам, ведущим разве что в тупик, в котором заканчиваются все ожидания лучшей жизни и светлого будущего. Идея о создании нового человека оказалась пустотой, завёрнутой в красивый шуршащий фантик, потому что никакого нового человека нет, а есть винтики, которых силой вкручивают в систему до тех пор, пока они не лопнут, придя в негодность.

Язык Платонова настолько яркий и сочный, что гипнотизирует тебя с первых строк, засасывая в свою ловушку, в какой-то момент ты ловишь себя на мысли, что не замечаешь переходы от красочных описаний природы и людей к таким же красочным описаниям трупов в прозекторской. И ты бы рада не читать про копания в животе умершего человека в поисках души, да не можешь, потому что ты себе уже не принадлежишь, Платонов не отпустит тебя пока ты не перевернёшь последнюю страницу романа, тогда сможешь вздохнуть и то, если не потеряла рассудок.

Поиск души в человеке одна из основных мыслей романа, попытка понять и осмыслить внутреннюю природу людей. По замыслу Божьему душа есть у каждого человека, а вот у Платонова нет, он сам решает кого присутствием души наградить, а кого лишить этой необъяснимой и недоказанной субстанции. Москва души лишена, чтобы показать, что без души тоже можно жить, нравиться мужчинам, мечтать об обыкновенной жизни со счастьем, а на что похожа такая жизнь, вопрос уже второй. Образ Москвы в романе очень яркий, мужчины после встречи с ней теряют себя от невозможности добиться взаимного чувства, ее любит каждый, а вот она так не умеет, потому что не может понять как это любить кого-то одного. Красивая, но пустая женщина.

В общем она была хороша и ничья, но сколько мысли и чувства надо изгнать из своего тела и сердца, чтобы вместить туда привязанность к этой женщине? И все равно Честнова не будет ему верна, и не может она никогда променять весь шум жизни на шёпот одного человека

Есть в романе интересный момент, когда Москва была поймана за подглядыванием в окна других людей, который показывает главную проблему самой Москвы. Она хотела принадлежать всем, потому что родилась с осознанием своей исключительности и верой в то, что она непременно достигнет высот и станет героиней, пусть даже хотя бы труда. Как советская власть, заманивающая в свои сети обещанием достатка и процветания, а на самом деле входя в жизнь каждого человека не может даже согреть его.

Все люди были заняты лишь взаимным эгоизмом с друзьями, любимыми идеями, тёплом новых квартир, удобным чувством своего удовлетворения. Москва не знала, к чему ей привязаться, к кому войти, чтобы жить счастливо и обыкновенно. В домах ей не было радости, в тепле печей и свете настольных абажуров она не видела радости. Она любила огонь дров в печах и электричество, но так, как если бы она сама была электричеством - волнением силы, обслуживающей мир и счастье на земле

Пытаясь одарить собой и своим телом каждого мужчину, она не замечала, что дар оборачивался для мужчин проклятьем, она разрушала все к чему прикасалась. Все мужчины круто меняли свою жизнь, за исключением разве что военного, который как прозябал в пустоте своего существования, так и остался там прозябать. Странным образом, Москва именно в комнате Комягина канула в безвестность, позволяя выйти на сцену другим персонажам, которые пытались склеить свою жизнь и обрести твердость земли под ногами, потеряв Москву.

Я в очередной раз убедилась, что Платонов бриллиант русской литературы. Рассказывая о судьбах нескольких людей после Октябрьской революции, объединённых встречей с Москвой, он показывает судьбу новой создающейся страны. И если в начале романа ты вместе с героями веришь в светлое будущее, то к последнему абзацу понимаешь, что тебя обманули и ничего светлого в новой стране нет, она хромая калека, разрушающая и растаптывающая людей. И все, что тебе остаётся, это лежать размазанной по рельсам в надежде, что придёт Самбикин и именно в твоих внутренностях найдёт на дающую ему покоя душу.

А без меня народ неполный.
"Старый механик" А.П.Платонов

Платонова читать ни разу не развлечение, всегда трудно. Не потому, что пишет о каких-то особенно тяжелых для восприятия вещах, хотя и этого хватает, но по той обыденной простоте, с какой отменяет противопоставление между антагонистичными вещами и понятиями. Он стирает границу, делает равнозначными жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и горе, совершенную реализованность и полный крах - самой природой разнесенные по разные стороны барьера.

У Андрея Платоновича роскошный пир не только сосуществует с голодной смертью, а совершенная красота и грация - с культей и деревянным протезом, но в любую секунду одно готово перетечь, перелиться в другое, естественно заняв весь объем. Больше того, само средоточие жизненной силы, эликсир витальности он в своей картине мира помещает не в мозг или сердце, но в кишки только что умершего человека, в промежуток между непереваренной пищей и калом. Что, не очень приятно? Ну вот он такой.

Именно когнитивный диссонанс, а не особенности лексического строя его прозы, как может показаться на поверхностный взгляд, лишает читателя опоры. Привычно твердое основание становится зыбким, уплывает из-под ног, ты не можешь сориентироваться в этом мире чудовищных сказок, рассказанных не то механическим человеком, не то очеловеченным механизмом. Нескладным, детским каким-то, но при этом парадоксально поэтичным, языком

Незавершенный роман "Счастливая Москва" не о дорогой нашей столице, это история девушки, что в детстве осталась сиротой, скиталась среди беспризорников и бог знает какие тяготы довелось ей перенести до того времени, как попала в детский дом, где, не помнящей своего имени, дали ей новое - Москва Ивановна Чистова. Это квинтэссенция платоновского стиля: она несколько лет ходила и ела по родине, как в пустоте, пока не очнулась в детском доме и в школе.

За кадром могут оставаться какие угодно мерзости жизни, с девочки они скатились ртутными шариками, не замутив чистоты. Но и даром ничего не проходит, сплав жизни со смертью, особого рода безжалостно-равнодушное безразличие вошли в Москву как естественное продолжение ее личности. Природой естественной красоты, грации, непосредственности, назначенная радоваться жизни и вдохновлять творцов - а она такая, знаете, Муза, в которую невозможно не влюбиться, и всякий влюбляется - так вот, она оставляет, одного за другим, людей, которым разбила сердца.

Не ради других, которые богаче, умнее, талантливее, но за тем, чтобы пойти, например, работать в метрострой (самая тяжелая работа в невыносимых условиях, на которую нанимались преимущественно тогдашние гастарбайтеры - крестьяне из разоренных коллективизацией деревень). Где тяжелая вагонетка раздробит ей ногу, оставив ампутантом. А любившим ее механику Сарториусу (салют, "Солярис", не думаю, чтобы Лем читал, но книги порой переговариваются через головы творцов) и врачу Самбикину, остается деградировать, всякому своим способом.

Почему? Ну вот, такая философия у Платонова. Жизнь, которую не в счастье надобно проживать, не радоваться, но преодолевать ее ежечасно. Идеи русского космизма переплавляются в его творчестве в жизнь, сопредельную и почти равную смерти. Такое: "жить так, словно ты уже умер". Однако если вы только начинаете знакомство с платоновский прозой, возьмите эту небольшую по объему книгу, не "Котлован" или "Чевенгур", которыми автор знаменит больше.

Вместо эпиграфа:

Платонов у меня ассоциируется с повестью «Котлован», которую прочитала в школе. Запомнилась она мне мрачностью и суровостью, как погода за окном на севере России. Может, если сейчас перечитаю, то впечатление будет совсем другим. Думаю, что перечитаю, но потом…

Бежит тёмный человек с горящим факелом, ломает старую жизнь, чтобы построить новую, слышны выстрелы и грустный крик умирающего человека. Этот тёмный человек в ночи за окном будет частенько вспоминаться строительнице новой жизни – главной героине романа Москве Ивановне Честновой. Когда-то у неё были отец и мать, но умерли, когда она была ребёнком. Девочка забыла своё имя и фамилию, поэтому ей дали имя в честь Москвы, а фамилию Честнова, потому что сердце ещё не успело стать бесчестным. Москва жила в детдоме, училась в школе, иногда в ней проявлялась дикость и она сбегала, но потом возвращалась и росла новым человеком. Когда Москва закончила девять классов, много путей открылось перед её сильным телом и смелым сердцем, но хитрый случайный человек сбил её с пути строительства коммунизма. Вот как об этом человеке пишет Платонов:

Случайный человек познакомился однажды с Москвой и победил ее своим чувством и любезностью – тогда Москва Честнова вышла за него замуж, навсегда и враз испортив свое тело и молодость. Ее большие руки, годные для смелой деятельности, стали обниматься; сердце, искавшее героизма, стало любить лишь одного хитрого человека, вцепившегося в Москву, как в свое непременное достояние.

Недолго Москва обнимала и любила хитрого человека, она ушла от него бродить по улицам и познакомилась с Божко Виктором Васильевичем, который помог ей устроиться в школу воздухоплавания. Москва закончила школу и стала младшим инструктором при ней. При испытании новых парашютов она чуть не погибла и поняла, что мир может быть жестокий и больно бить. «Ты мягкий только когда тебя не трогаешь!» - подумала Москва. Она красивая и интересная девушка, которую невозможно не любить. Много поклонников было у Москвы: геометр и городской землеустроитель Божко, механик Сарториус, хирург Самбикин и другие безымянные и малознакомые. Москва любила мужчин, но ей мало было тихого семейного счастья с мужем и детьми, её ждало строительство светлого будущего.

В начале романа мы видим мощь и силу зарождающегося нового советского человека. У автора и его героев огромная вера в то, что всего можно достигнуть в своей жизни. Можно дотянуться до неба и покорить его. Пролетарская безудержная мечта будоражит молодые умы. Но постепенно от жизни-мечты герои переходят к жизни-реальности. Москва с работы в небе переходит на землю, а потом под землю – строить метро. Когда работа калечит девушку, она приходит к Комягину и они ведут бессмысленную и беспросветную жизнь. Сарториус был известным механиком, но ради любви к Москве начинает заниматься тем, что ему не очень нравится, а потом разочаровавшийся в любви и жизни отрекается от себя, своих знаний, имени. Этот роман обрывается на полуслове. Нельзя ещё поставить точку в жизни Москвы, Сарториуса, Комягина и Самбикина. История ещё не закончилась, но разочарование в идее построения светлого будущего в отдельных судьбах завершено. Книга актуальна и в настоящее время. Она о том, как мечты юности разбиваются о камни реальности. Где же твои крылья, Москва, которые так нравились Сарториусу?

Пушкин ни при чём. Просто имя главной героини Москва невольно наводило на аналогии с Москвой более известной - столицей. И нет, никаких скрытых смыслов и подсмыслов не находилось, кроме, разве что "и та, и другая Москва влюбляла в себя и отторгала за ненужностью". Одну из моих учителей, старенькую Эркапину Петровну мы однажды спросили о ее странном имени. Она рассмеялась: "В честь Эр Ка П - рабочей коммунистической партии, а моему брату Пете пришлось менять имя, он был Персовтрак - первый советский трактор".

Такой парадоксальной логикой наполнен весь этот роман, все что-то изобретают, новаторствуют, меняют в жизни. Москва пытается закурить в небе, испытывая водонепроницаемый парашют, Сарториус, он же Жуйборода изобретает весы, Самбикин ищет душу в кишечнике, между пищей и калом, вневойсковик Комягин приспосабливает общество к своим нуждам - если есть пенсия и должность по сбору штрафов с безбилетников можно тихо жить, удовлетворяя половые потребности посредством множества сговорчивых женщин, а больше ничего и не надо.

Язык романа тягуч и своеобразен, краски зримы, и всё-таки свой нелогичностью и незаконченностью напоминает "Замок" Кафки.

Я пыталась слушать радиопостановку в исполнении Максима Суханова и Дины Корзун, но она изобиловала посторонними звуковыми эффектами, сбивая с рисунка книги и, главное, редактор вырезал "лишние" фразы из текста, соорудив нечто "по мотивам".

А вот вам отрывок для понимания образности:

После полуночи почти все видимые окна переставали светиться — дневной ударный труд требовал глубокого забвения во сне, — и шепотом, не беспокоя сигналами, проходили поздние автомобили; лишь изредка потухшие окна снова освещались на короткое время — это приходили люди с ночных смен