Хлебное поле экспериментов
В порядке геноцида собственных угребищных рецензий я аж вон докуда добралась! 2011 год, где мои шестнадцать лет etc.
Но к делу.
В принципе, мое мнение относительно "Ловца на хлебном поле" за все эти годы не изменилось: Немцов, может быть, замечательный человек, искренний пропагандист "альтернативной" литературы и все такое (всяко-разно, незамедлительно поправляет меня Максим Владимирович), только вот любого рода пишущие устройства ему лучше обходить за километр. Но прежняя моя рецензия сплошь состояла из ахов, охов и пр. эмоциональных восклицаний, а теперь вот я намереваюсь пояснить по серьезняку, что с этим переводом не так.
Для начала скажу, что отчасти я понимаю тех, кто продолжает отрицать очевидное отстаивать превосходство немцовского перевода в интернет-баталиях. Это, может быть, наивный такой contrarianism, но культ Единой и Непогрешимой Советской Школы Перевода - штука и впрямь на редкость раздражающая (нечто вроде унылого граммар-фашизма или нытья о том, что дети нынче ничего не читают), а о том, что перевод Немцова полемичен по отношению к "классическому" (и традиционно превозносимому) переводу Райт-Ковалевой, не написал только ленивый - настолько это очевидно. И все бы хорошо, в конце концов, в Нормальных Странах™ перепереводы и переперепереводы - совершенно обычная практика, но...
Но Немцова подводят несколько вещей.
Во-первых - эта самая полемичность. Вот прям чувствуется местами, как он оглядывается на Райт-Ковалеву и думает: как бы этак извернуться и выразиться максимально непохоже. Это мы уже не Сэлинджера переводим, это мы ненавистную "ронг-ковалеву" (немцовское же выраженьице) наизнанку выворачиваем.
Во-вторых - это его... ммм... своеобразные отношения с русским языком. Это можно было бы неполиткорректно назвать "отсутствием чувства языка", но, может быть, у Немцова это чувство просто какое-то такое инопланетное, особо изысканное (в отличие от плебеев, которым нравится Райт-Ковалева ХА ХА ХА). Иначе с чего б ему столько шуметь по поводу плохих и хороших переводов.
И вот от сочетания этих двух факторов - открытое стремление бросить вызов предшественникам плюс, скажем так, неконвенциональные представления о том, что можно считать "хорошей прозой", - и появился на свет этот маложизнеспособный гомункулюс.
В этом, пожалуй, и заключается главная проблема "Ловца на хлебном поле" (помимо феерического словоупотребления, конечно): он настолько по-франкенштейновски искусственный, что это не может не бросаться в глаза. Собственно, это начинается уже с названия: "Ловец на хлебном поле" - это ж явно попытка втиснуть в заголовок "спортивную" метафору (допускаемую, однако не подразумеваемую в открытую оригиналом); "catcher" - это еще и про бейсбол, а у нас здесь образовывается поле, которое "хлебное", но при этом вроде как еще и спортивное; но по-русски это звучит страшно, до малопонятности неестественно, как провалившаяся попытка перевести каламбур, причем - что самое главное - каламбур необязательный. И так оно и будет всю книгу. В Немцове странным образом сочетаются педантизм и наплевательство: он сопровождает свой текст обширными примечаниями и любовно сохраняет каждый "damn" и "and all", восставая против приглаженности советских переводов, но при этом - сознательно или нет - игнорирует тот факт, что составить представление о "Ловце во ржи" по его диковатому тексту будет еще сложнее, чем по "прилизанному" переводу Ковалевой.
Если по-честному охота слушать, для начала вам, наверно, подавай, где я родился и что за погань у меня творилась в детстве, чего предки делали и всяко-разно, пока не заимели меня, да прочую Дэвид-Копперфилдову херню, только не в жилу мне про все это трындеть, сказать вам правду. Во-первых, достало, во-вторых, предков бы по две кондрашки хватило, если б я стал про них чего-нибудь личное излагать. Они насчет такого чувствительные, особенно штрик. Не, они нормальные всяко-разно, я ничего не хочу сказать, но чувствительные, как не знаю что. А кроме того, так я вам и выложил всю автобиографию, ага. Я вам только про безумное расскажу, что со мной случилось на прошлое Рождество, перед тем как меня шарахнуло и пришлось отвалить сюда расслабляться. То есть, это я и Д.Б. рассказывал, а он мне брательник всяко-разно. Живет в Голливуде. От этих своясей недалеко — считай, каждые выходные в гости ко мне приезжает. И домой меня отвезет, когда я, наверно, туда через месяц поеду. Он только что «ягуар» себе прикупил.
Это, на минуточку, в оригинале выглядит так:
If you really want to hear about it, the first thing you’ll probably want to know is where I was born, an what my lousy childhood was like, and how my parents were occupied and all before they had me, and all that David Copperfield kind of crap, but I don’t feel like going into it, if you want to know the truth. In the first place, that stuff bores me, and in the second place, my parents would have about two hemorrhages apiece if I told anything pretty personal about them. They’re quite touchy about anything like that, especially my father. They’re nice and all—I’m not saying that—but they’re also touchy as hell. Besides, I’m not going to tell you my whole goddam autobiography or anything. I’ll just tell you about this madman stuff that happened to me around last Christmas just before I got pretty run-down and had to come out here and take it easy. I mean that’s all I told D.B. about, and he’s my brother and all. He’s in Hollywood. That isn’t too far from this crumby place, and he comes over and visits me practically every week end. He’s going to drive me home when I go home next month maybe. He just got a Jaguar.
А у Райт-Ковалевой:
Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, — словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться. Во-первых, скучно, а во-вторых, у моих предков, наверно, случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные дела. Они этого терпеть не могут, особенно отец. Вообще-то они люди славные, я ничего не говорю, но обидчивые до чертиков. Да я и не собираюсь рассказывать свою автобиографию и всякую такую чушь, просто расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлым рождеством. А потом я чуть не отдал концы, и меня отправили сюда отдыхать и лечиться. Я и ему — Д.Б. — только про это и рассказывал, а ведь он мне как-никак родной брат. Он живет в Голливуде.
Нейтральный разговорный стиль Ковалевой, конечно, ближе к оригиналу, чем стилистический винегрет Немцова, который - в соответствии с собственным стремлением "огрубить" приглаженность советского перевода, аккуратно обходившего все fuck'и и damn'ы, - пересыпает речь своего героя устаревшими просторечными оборотами, словечками из криминального жаргона (помилуй Господи, это рафинированный мальчик Холден-то!), современными сленговыми выражениями и т.д. - что Бог на душу положит, словом, лишь бы позвучнее. С другой стороны, здесь мы подходим к довольно скользкому вопросу - правда ли "удался" Ковалевой Холден? Многие (Голышев, например), упрекают Ковалеву в том, что она взяла неверный регистр, из ироничного прото-slacker'a сделала мальчика-нытика - а это проблема посерьезнее, чем "сырник" вместо "чизбургера" или вымаранный советской цензурой "говнюк". Я вот лично не могу до конца ответить для себя на этот вопрос, хотя перевод Риты Яковлевны, в принципе, люблю. "Ее" Холден выражается аккуратнее и литературнее и вообще кажется немножко (не принципиально, впрочем) старше себя же самого в оригинале. Сэлинджеровский Холден проще, но - здесь я ступаю на зыбкую почву личных впечатлений, - по моим наблюдениям, русские подростки в целом более склонны "литературно" изъясняться, чем их американские сверстники. Может, это можно списать на адаптацию под русскую аудиторию? (И только скажите мне, что все эти немцовские "штруни" и "хезушники" - это не адаптация). Наконец, с Немцовым картина и вовсе сюрреалистичная: местами "его" Холден кажется даже ближе к оригиналу - но этот эффект создается не лексикой, а синтаксисом, довольно живым, надо сказать: по-разговорному неровным, дерганым даже (у Ковалевой Холден часто вещает слишком "как по-писаному"). Все остальное время, к сожалению, вместо нервного подростка мы видим перед собой полугопника, который любит на досуге почитать словарь Даля. Почему-то я сомневаюсь, что Сэлинджер представлял себе Холдена именно таким, хотя... кто знает.
Зато немцовский перевод очень даже годится для того, чтобы черпать из него ругательства!
Например, вот такая прелесть:
Ты гнусная дурацкая падла даже, а не дебил.
Впрочем, что мы все о Холдене; в книжку ведь входят еще и "Девять рассказов". Я, правда, не очень хорошо помню, как они выглядят в этом переводе - кроме "Рыбки-бананки", она же "Банабулька" по версии Немцова, - но здесь, пожалуй, почистить тексты от искажений советских времен было бы действительно важно. Не поручусь, однако, что у Немцова хотя бы тут обошлось без эксцессов.
Вот, например: в "Рыбке-бананке" Сеймур разговаривает с Сибиллой:
"Whirly Wood, Connecticut," said the young man. "Is that anywhere near Whirly Wood, Connecticut, by any chance?"
Sybil looked at him. "That's where I live," she said impatiently. "I live in Whirly Wood, Connecticut".
Райт-Ковалева (очень неправильно) сглаживает эту странность:
Шошновый лес, Коннетикат, — повторил ее спутник. — А это случайно не около Соснового леса, в Коннектикуте?
Немцов переводит "правильно" (т.е. не внося от себя никаких "объяснений"). Но! Whirly Wood у него превращается в "Корявую рощу". КОРЯВУЮ, блин, РОЩУ! Это все, что вы хотели знать о его стиле.