Представьте себе пространство душной аудитории. Тусклый свет от ламп мерцающих на последнем дыхании. Шепот однокурсников, обсуждающих прошедшие выходные и количество потраченных денег. На часах всего восемь утра и вместо постели пришлось идти в институт, чтобы не набрать превышающее число прогулов. Ненавистная первая пара. Вы сидите в дальнем углу в изнурительной надежде проспать ближайший час не подавая признаков жизни, кроме первоначального отклика в списке фамилий. "Философия..." Что-то из разряда "Быть или не быть?" и ненужных предметов, для всестороннего саморазвития, хотя в дипломе будет указана совершенно другая специальность. "К чёрту это!" - думает, практически каждый, кто находится здесь, включая старого преподавателя из Кёнигсберга. Только он думает об этом в совершено другом ключе. Он готов бороться за то, чтобы вложить знания в каждую из заспанных голов и в надежде увидеть хотя бы одну горящую пару глаз, жадно конспектирующую суть его зияющей мысли.
Сегодня он заменяет другого старого преподавателя, изысканно бубнящего под нос, в своей несравненной манере и давно отбросившего мысль учить тех, кто не требовал сути. Этот другой... Он должен попытаться вложить свои мысли в пространство пустых голов. Дать искру, которая растопит хворост в их головах. Он должен быть маяком, который укажет путь кораблям. Он станет им, чего бы ему это не стоило. Его зовут Иммануил Кант.
Поправив парик и пройдясь по списку присутствующих он начал со своей биографии. На задних рядах слушали без интереса, пытаясь заснуть. "Иммануил Кант. Кёнигсберг. Не сразу стал особенно умным и развившим свой слог и мысль. Ошибался. Был понят, потом отвержен. Почитаем. Признан. "Критика чистого разума..." Размашистый зевок. Глубокий сон. Я остался последним из тех, кто на задних рядах боролся с неизбежным наступлением аналогичной участи на площади скомканной куртки и пытался вдумчиво слушать.
Дальше пошёл набор теорий и мысли. "О свободе", "Дозволенном поступке", "Способности желания" и т.д. и т.п.
На словах: "В самом деле, свободу (в том виде, в каком она становится нам известна только через моральный закон) мы знаем лишь как негативное свойство в нас, а именно как свойство не быть принуждаемым к поступкам никакими чувственными определяющими основаниями." (с) Иммануил Кант — я неспешно подобрался несколько ближе к лектору, чтобы расслышать сущность вещей и не отвлекаться на посторонние разговоры чрезмерно разукрашенных одногруппниц, обсуждающих "Сколько настоящий мужчина должен заработать, чтобы она чувствовала себя комфортно?" "Нужно им что-то дать почитать о стоицизме или "Золотую рыбку" — подумал я и продвинулся вглубь аудитории. В это время Кант начал вещать о "Добродетели и бесцельных поступках..." Я старательно записал в тетрадь одну из его цитат: "Поскольку не бывает бесцельных поступков, все цели оказались бы для практического разума всегда лишь средствами для других целей, и категорический императив был бы невозможен, а это уничтожает всякое учение о нравственности."
"Умно..." — подумал я и продолжил настойчиво слушать.
Кант был великолепен. Он расхаживал у замазанной мелом доски и продолжал рассказывать о многом другом, что захватывало мой разум, словно настойчивые инопланетяне из сборника рассказов гениального Рэя Брэдберри. Я слушал о понятии долга, морали, любви к людям, суициде, скупости, лжи, размышления о злости людей и многом другом.
Сила и образность мысли Иммануила Канта заставили меня забыть обо всём. Я словно под гипнозом протискивался на первый ряд. Пока он читал свою лекцию я не думал ни о чём другом, кроме раскатистых звуков исходящих из его гортани. Пускай он и не был блестящим оратором, но то, что выходило с его слов на бумаге - вызывало лишь неописуемый восторг.
"Делать добро другим людям по мере нашей возможности есть долг независимо от того, любим мы их или нет, и этот долг ничуть не теряет своего значения, даже если бы мы были вынуждены сделать печальное замечание, что наш род человеческий, увы, не годится к тому, чтобы мы могли признать его достойным особой любви, если мы узнаем его поближе. – Но ненависть к человеку всегда отвратительна, даже если она состоит лишь в полном прекращении общения с людьми (изолирующая мизантропия) без деятельной враждебности. Ведь благоволение всегда остается долгом даже по отношению к человеконенавистнику, которого, конечно, нельзя любить, но которому тем не менее можно делать добро." (с) Иммануил Кант.
Он спорил с Эпикуром. Всего несколько фраз. Не высмеивал. Не видел в нём оппонента и поводов злиться. Он не был с ним согласен в понятии "Счастья..." Банальные вещи. Кто-то не согласится в этом и с самим спорящим лектором.
Я не заметил, как прозвенел звонок. Желания спать будто и не было. Хотелось слушать дальше всё то, о чём говорит этот великий человек. Соглашаться и внутренне спорить. Выйти на перекур и угостить его дешевой сигаретой, добавив "Спасибо..." Но нужно идти дальше. На другую лекцию. Там, где возможно, не будет так интересно записывать и я смогу поспать. Но я обязательно вернусь к трудам Иммануила Канта, словно впервые. Чтобы искренне верить и спорить. Чтобы существовать. Чтобы мыслить...
"Читайте хорошие книги!" (с)