Отзывы на книги автора «Карина Добротворская»

"Я встаю с твоей кровати. Мне пора идти. Не хочу проверять, жива ты еще или нет. Передавай привет матери, если увидишь ее в мире, который Рабле назвал "великое может быть". Это ваш мир - мир поэтов и женщин. Он состоит из мечтаний, обещаний и облаков. А мне пора разбираться с реальностью. Поплакал, а теперь пойду.

Я же - мальчик".

Ощущение, что славные девушки-писательницы Яковлева и Добротворская продолжают важное дело Виктора Пелевина: дарить читателям омерзительно-прекрасные миры будущего, чтобы заставить задуматься наконец-то (хотя бы обратить на нее внимание) о современности с ее насущными и никак не решаемыми проблемами...

Читая различные антиутопии - а я их много прочитала за свою жизнь - нет-нет да и ловлю себя периодически на мысли: а ведь есть в этом вымышленном, насквозь выдуманном, искусственном мире и что-то здравое. А вот при чтении "Мужчины апреля" таких мыслей у меня не возникало: мир победившего феминизма (хотя вернее это было бы назвать, победившим маразмом - ну где еще додумаются узаконить проституцию на государственном уровне, причем мужскую?) отвратителен. В нем жизнь кролика (или муравья) реально ценнее человеческой, и удивления ни у кого этот страшный факт давно уже не вызывает. Жуткая обыденность, равно как и пошлость, давно стала нормой вещей, смазливая внешность - ключиком к миру благосостояния (тонкие намеки в мир сущего и настоящего не отражают полностью весь ужас происходящего на книжных страницах), а иначе с чего бы оставшиеся в живых мужчины (по сюжету книги, почти вся мужская популяция вымерла в результате очень заразного вируса - вот не устаю я изумляться фантазии современных писателей) так стремились попасть в число конкубинов (чья основная функция - удовлетворение сексуальных потребностей многочисленных женщин) или мужчин с обложки календаря. За идею, видимо, взят известный календарь с пожарными. Но то пожарные - накачанные парни в униформе. Мужчиной же апреля в книге, неизвестно с какой стати, становится какой-то 19-летний зеленоглазый задохлик с безволосой грудью. Половина женщин плюется, глядя на такое, наша же героиня с романтичным именем Ариадна (названная то ли в честь дочери Цветаевой, то ли в честь героини античных мифов) влюбилась.

"Я тебе даже завидую. Я не такой фантазер. Самообман помогает скользить по жизни, не присматриваясь к деталям. Ты называешь этот самообман любовью. А я - ложью".

Любовь, как водится, не вовремя, ведь именно сейчас девушка (несвободная, кстати, девушка - у нее уже есть партнерша. В мире без мужчин официально узаконена и однополая любовь) расследует дело государственной важности: из дома министра гендерной интеграции исчезла зверушка, в экскрементах которой найдены следы...нет, не яда, стресса. Кто-то систематически обижал животное. Как можно остаться равнодушной к такому злодеянию? Все силы брошены на поимку кролика. Но нашей Ариадне этого мало: исчез не только кролик, убита и его хозяйка...Любопытство сыграет с героиней злую шутку: бывают тайны, которых лучше не касаться, и двери, которые лучше бы никогда не открывать...

Трагичный финал еще раз напомнит о том, что все угнетаемые, все жертвы могут когда-нибудь и взбунтоваться и вот тогда мало никому не покажется. Концовка стала для меня неожиданной, хотя сейчас, уже после прочтения, прекрасно понимаю, что подсказки-то были разбросаны задолго до завершения книги, просто верить в них, подобно героине, не хотелось - хотелось верить в эту любовь...

Глупышку Ариадну не жаль совершенно: сама выбрала самообман и сама же за него поплатилась. Кого действительно жаль в этой истории, так эту Нику, партнершу Ариадны: она так хотела родить ребенка, но даже материнство в этом безумном мире - половинчатое удовольствие. Рожаешь девочку - все ОК, воспитываешь, радуешься, любуешься. Рожаешь мальчика (девять месяцев его вынашиваешь, привыкаешь, заботишься) - прощаешься с ним навсегда, мужчин ведь мало, поэтому по кривой логике государства его должны воспитывать в госучреждении, а не в любящей семье. Вот как спустя 9 месяцев спокойно отдать свою кровиночку?

5/5, холодный (даже несмотря на то, что на календаре, по сюжету, апрель...), бесчувственный, прагматичный мир женщин. Похоже, вместе с ростом прогресса из людей полностью ушла человечность. Унифицированное счастье, дежурные улыбки, умеренность во всем и всегда - рафинированный мир будущего, в котором не хотелось бы не то чтобы жить, но даже оказаться на пару мгновений...

ГИМН ПОТЕРЯННОМУ ПОКОЛЕНИЮ

Я не люблю мемуары людей искусства, а среди них особо неуважаемый мною жанр – мемуары эпистолярные. Просто мне кажется, что если человек писал письма, не предполагая, что их будут публиковать, то читать их неприлично, а если автор хотел, чтобы письма опубликовали, то скорее всего в них очень мало правды относительно его жизни и тогда какой смысл их читать?

При таких моих взглядах у книги Карины Добротворской «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» шансов мне понравиться было ноль целых, ноль десятых. А вот нет же! Я получила огромное удовольствие от чтения. Тут правда необходимо оговориться, что ни кто такая Карина Добротворская, ни кто такой ее первый муж Сергей, я до прочтения книги понятия не имела, их имена мне ни о чем не говорили, так что героев книги я воспринимала как персонажей вымышленных. К тому же сама автор говорит, что все изложенное – ее личная вольная интерпретация отношений с супругом, которые психологически не закончены до сих пор, несмотря на то, что семнадцать лет назад она от него ушла, и тогда же он ушел из жизни. Ну, а где «вольная интерпретация», там и богатое воображение и выборочные факты и многое другое, что опять-таки позволило мне считать книгу, написанную в форме писем давно умершему супругу, не эпистолярными мемуарами, а просто художественным произведением.

К тому же признаюсь честно, что собственно история любовных и семейных отношений Карины и Сергея Добротворских меня мало заинтересовала. Я не увидела в ней ничего особенного, ни трагизма, ни яркости, ни странности, ничего. По-моему вполне нормальная история взросления питерской девочки, которая сначала влюбляется в такого неформального гения, а потом перерастает эту любовь, да еще и откровенно спасается от мужниного хронического алкоголизма, убегая к человеку более состоятельному и надежному. Могу я понять и чем мотивировано написание этой книги. Мне показалось, что автор в глубине души совершенно по-российски попрекает себя отсутствием вины за то, что оставила мужа, спасая собственную жизнь. Ну не принято у нас бежать от алкоголиков, куда более почетно в глазах общества «нести крест». Вот и получается, что надо оправдываться за элементарный инстинкт самосохранения. Ну, да ладно. Все это для меня было не важно. Я читала книгу не об отношениях, а о времени, целой эпохе, которая и в моей памяти осталась очень и очень значимой.

Основные события, описанные в «Ста письмах», развиваются в конце восьмидесятых, начале девяностых годов прошлого века. Сейчас, в свете последних веяний, то время принято вспоминать с ужасом. Ах! Развал Союза! Ах! Голод и карточки! Ах! Полнейший беспредел! Ах! ГКЧП! Ах! Ельцинские реформы! В общем, не времена, а ужас! Ужас! Ужас! Да, все это было. И очереди за макаронами, и коммерческие магазины с заоблачными ценами, и один «сникерс» на всех за счастье, но… Но в те времена я, как и герои книги, к счастью была еще достаточно молода, чтобы не думать «как выжить и прокормить семью», не обращала внимание на эстетику быта и спокойно могла ходить в одних джинсах год, а потом их подштопать, если прохудились. Не это было главным.

Главное, что тогда разом распахнулись окна в мир по всему периметру жизни. Одним и тем же ветром перемен принесло к нам и элитарное кино и мыльные оперы, и Джойса и Чейза, живописный авангард и откровенно вызывающие инсталляции, искусство гениальное и пошлое. А самое прекрасное, хотя и самое трудное было то, что у нас, выросших в железных рамках диктуемых сверху оценок и выработанных мнений, вдруг появилась возможность самим формировать свои предпочтения, вырабатывать вкус на собственном опыте, а не пользоваться готовыми шаблонами. Никто тогда не знал, «как надо», что теперь в искусстве «хорошо», а что «плохо». Это было время, когда в курилках у солидных искусствоведов можно было услышать обсуждение эстетических достоинств «Рабыни Изауры», когда записные интеллектуалы запоем читали детективы и смотрели с одинаковым интересом шедевры Антониони и «Богатые тоже плачут». Мы были как дети, оказавшиеся без присмотра в кондитерском магазине, хватали все, надкусывали, бросали, бежали к другим полкам, наедаясь до отвращения, но постепенно выбирая любимые лакомства, учась не жадничать, отличать подделки в ярких фантиках от мечты гурмана. Нас, студентов тех лет, сейчас часто называют потерянным поколением. Так вот, нас действительно потеряли, но это дало нам возможность найтись самим, без помех и оглядок на изжившие себя авторитеты.

А еще ведь появилась возможность ездить за границу, не проходя унизительных проверок на лояльность. Да, мы чувствовали себя нищими где-нибудь в американской провинции, но опять-таки, питаясь уцененными продуктами и выбирая самые дешевые рейсы, мы могли ездить смотреть города, о которых только читали или видели в кино, бродить по улицам, сидеть в кафешках с одной чашкой чая многие часы, просто для того чтобы надышаться «их» воздухом. И тут мы тоже стали выбирать, формировать предпочтения. Кто-то вдруг выяснял, что не любит рекламную Америку, зато без ума от скандинавских деревень, а кому-то и вовсе вскоре приелась неродная суета. Пожалуй, только Париж не разочаровывал никого. Но, главное, все это был уже наш выбор, а не тупое голосование по принципу «не читал, но осуждаю».

И что еще важно, мне кажется, что Карина Добротворская очень хорошо отразила в своих Письмах одну из основных тенденций тех лет. Дело в том, что далеко не все справлялись с той неожиданно пришедшей свободой. Ведь вместе с ненавистными цензорами, запретами и регулированием ушли все оправдания типа «я гениален, мне просто не дают дышать», «у меня прекрасный вкус, но нет средств, чтобы это показать». Свобода - прекрасная проверка на подлинность талантов и смелость самовыражения. И прошли ее далеко не все из тех, кто с фигой в кармане при прежних временах остался бы в лаврах убитого эпохой.

В общем, я очень рекомендую книгу своим ровесникам, всем, для кого было важным научиться выбирать и думать самостоятельно. Я рекомендую ее нынешним молодым, чтобы они лучше поняли своих родителей, которые в их возрасте оказались детьми перед изменившимся миром. Я рекомендую ее нашим родителям, нередко обращающимся к прошлому, как к благу. Вот, взгляните, какой хаос мы считаем прекрасными временами просто потому, что тогда были молоды. Так не связаны ли ваши воспоминания о благе других времен только с тем, что вы тогда были моложе?

Сразу извиняюсь. Но я не могу читать в отзывах на эту книгу слова типа: "ну мне не очень, не читайте, не о чем, так себе и тд" Люди, вы серьезно? Да это же жизнь! Чужая жизнь вывернутая перед вами на изнанку, - без художественного вымысла, без ванильных соплей и всего, что многие любят в беллетристике. Это жизнь, - жёсткая, суровая, с кучей пережитых уроков, с сумасшедшей любовью и всеми вытекающими. А представьте, вы рассказываете свою историю любви, свои лучшие и худшие моменты из жизни, свои воспоминания, которые были спрятаны под семью замками от посторонних глаз, а потом предали это гласности, в первую очередь для себя, чтобы наконец отпустить прошлое. А вам в ответ: "Ну такое себе, "приключение", н-е-о-ч-е-м" Неприятно было бы, да? Поэтому, уважайте чувства других людей и свои. Со вступлением у меня все. Теперь о письмах.
Их сто. Сто писем к Сережке. Сто писем к Иванчику, другу, любовнику, любимому, мужу, только уже с приставкой "бывший". Сто писем к Сережке, которого больше нет.
Я не могу (и считаю, что не в праве!) оценивать текст этой книги. Тут просто в каждой строчке, в каждой букве и предложении ощущается боль Карины, та боль, которую она пережила, а может ещё и переживает в душе. Это до мурашек, до слёз и до боли в сердце. Это так по-настоящему. Просто скажу:  спасибо, что поделились с нами.
Уже неоднократно говорила, -  эпистолярный жанр моя слабость, моя сласть. И если бы я писала книгу, то она была бы в письмах.
В выходные обязательно пойду на фильм, снятый по книге.

Цитата:

-Осторожно - пошлость!

Да. Но именно так я чувствую приближение новой любви. Исчезает ирония, пафос больше не страшит и самые глупые слова кажутся глубокими и осмысленными. Меняется оптика. Все проходит через преображающие волшебные фильтры. В твоем мире мне было легко-все, что ты говорил и делал, было талантливо и заряжено интеллектуальной энергией. Твой талант не требовал ни доказательств, ни понимания, он ощущался кожей. Но его мир! Его мир надо принять на веру. Принять безусловно, закрыв глаза на все несообразности, странности, вульгарности.

Впечатление: Книга попадалась мне несколько раз на глаза, но смущало меня всегда название и новая обложка (выпущенная к одноимённому фильму).
Недели три назад мы с подругой ходили по книжному, рассматривали, что стоит на рекомендованных полках. Книга стояла ровно посередине. На неё мне показала подруга и сказала,что это реальная история, реальных людей, которые жили в СПб, что по книге ещё снят фильм, и что и от одного и от другого я буду реветь.
Книгу нашла и начала читать. Интереснее всего читаются книги из твоей среды: когда говорят: «а вот на Пионерской мы, а вот квартира на 2-й Советской и т.д.» и ты понимаешь, что вот она Пионерская, ты только вчера туда на работу ездила или вот он дом, в котором жили живые люди со своей историей, и ты как-будто идёшь по их маршруту.
Когда читала книгу пребывала переодически в состоянии шока, так как Карина (та самая девчоночка) перенесла в эти письма свою боль, своё чувство вины и то, книга всего не передаёт,конечно. На последних тридцати страницах я плакала, пока ехала в метро.
Книга мне очень понравилась.
Потом настирала очередь фильма. Пока его смотрела тоже всплакнула. Но мне остался непонятен момент для чего передали фамилии персонажей, некоторые события или почему не включили значимые истории персонажей, в целом: очень хороший каст, режиссерская работа, но книга лучше.

О чем книга: Книга рассказывает нам о Карине и Сергее Доброствоских, питерской элите девяностых в театральных крагах. Сергея не стало, когда Карина была беременная и рожала от другого. Но всю свою боль и воспоминания она пересла в сто писем для своего любимого мужчины. Книга про рольную жизнь, реальных людей, любви и боли.

Читатьне читать: читать

Со сладким чувством победы.
С горьким чувством вины.

Она красива. Умна. Образована. Талантлива. Работоспособна. Феерически успешна. Рафинирована. Селфмейдвумен и бизнеследи. Двое детей - золотой стандарт: мальчик и девочка. Есть большая квартира с видом на Эйфелеву башню и дом у моря (еще небольшая в Питере, куда часто приезжает по работе, куплена, чтобы не останавливаться в гостиницах). Она занимает пост президента и редакционного директора издательской группы Conde Nast, курируя продвижение престижного глянца в России и Восточной Европе.

По ее книге недавно сняли кино с Аней Чиповской, которое я не пойду смотреть. Ну, во первых, потому, что стыдно - разворовывание львиной доли средств, отпущенных на съемки, в российском кинематографе стало настолько нормой, что никто уже не считает необходимым для проформы удивиться: отчего наше кино - рифмуйте. А во-вторых (и главных) - что начинается с малой лжи, тому в большом не веришь. Я сейчас о том, что богемную пару Добротворских, как видно по трейлеру и постеру-кинообложке, стандартизировали в угоду всесильным богам кинематографа: девочка миниатюрна, юноша высок.

В то время, как в жизни все было наоборот. Карина выше Сергея. Что не мешало взаимной любви. Семью годами старше нее, он вел семинары в Ленинградском институте музыки и кинематографии, где она училась на театроведческом. Он и сам прежде заканчивал этот факультет, а ко времени знакомства с Кариной уже был одним из самых известных кинокритиков Советского Союза. Невероятно одаренный, блестяще эрудированный, замечательный лектор и рассказчик, миниатюрен, но пропорционально сложен и хорош собой. Запойный алкоголик и героиновый наркоман.

Последнее не к тому, чтобы опорочить мужчину и представить женщину в свете "как тяжело на свете жить бедняжечке". Наоборот, в последней ипостаси Карина мужа не знала (ну или почти не знала) до самого конца. А в остальных - это же прекрасно, правда? Быть молодой, успешной, талантливой, любимой лучшим парнем на свете, маниакально влюбленным в кино и знающем о нем все. Вместе писать, тусить с такими же интересными людьми из числа ярких молодых интеллектуалов. И говорить-говорить-говорить о том, что вам обоим интересно.

А еще, смотреть вместе (ты так любишь эти фильмы). Это же было начало девяностых, время прихода видеомагнитофона. Пересматривать классику, нуар, авторский кинематограф, разбирая по косточкам тропы, мизансцены, режиссерские приемы и особенности актерской игры, работу оператора, интересные сценарные ходы. Когда вам есть. о чем говорить, эта музыка обещает быть вечной.

Обещать - не значит исполнить. В то время, как она продолжила двигаться вперед и выше, раскрывать потенциал, оттачивать и шлифовать профессионализм, обзаводиться связями и лелеять расцветающую женственность, он спустился ступенькой ниже. Ну потому что любовь живет три года, такая, яростная и яркая, а дальше начинается отчасти привычка, уже не дающая в тех объемах эндорфинов. А без них плохо.

То, что продолжала получать она, хотя бы из других источников: дружеского общения, профессиональной востребованности, женских штучек, вроде красивой одежды - катастрофически не хватало ему, изначально настроенному на больший хардкор. И в его жизнь начал возвращаться алкоголь, изгнанный оттуда с началом серьезных отношений с этой женщиной. И, наверно, наркотики.

А с ними из доктора Джекила стал выглядывать мистер Хайд. Некоторым женщинам, знаете, не нужно быть избиваемыми в кровь в режиме 24/7, чтобы уйти. Достаточно одного раза, когда муж бьет в челюсть, а после пинает ботинком под ребра (ну, еще одного, когда в тебя летит нож, брошенный мужней рукой). Конечно, речь о женщинах, которым есть, куда уйти. Ей к тому времени было.

В новый брак, в приготовленную для нее более успешным, чем муж, человеком квартиру, в столицу. А он умер от передозировки через месяц после развода. Оставив ее навеки с чувством вины. Книга Карины Добротворской - это своего рода психотерапия посредством написания писем к умершему мужу (ты кончился, а я жива, и ветер, жалуясь и плача...) У ушедших перед оставшимися то неоспоримое преимущество, что помним мы с каждым годом все больше хорошего о них.

И никогда, никогда, хоть сто лет еще проживи не будет в твоей жизни человека, с которым вы будете встроены друг в друга кусочками пазла. Не будет кино- или книжных цитат, которые ты будешь начинать, а он заканчивать. Кем был бы он в сегодняшней жизни? Смогла ли бы ты достичь того, чего достигла, оставаясь с ним? А может быть ты смогла бы его спасти? Или он утянул бы тебя в свою пропасть?

Сильная, умная, суровая к себе и по-настоящему интересная книга о любви, о времени, о кино, о женщине, идущей своей дорогой. Заметая пушистым лисьим хвостом след. Ибо только умеющий ходить просветленный даос не оставляет следов.

Начну с того, что хотелось бы определиться с категорией данного произведения. Когда я беру книгу из серии «семейная сага», то настраиваюсь на чтение именно семейной саги. Если книга заявляется как детектив, то и мое внутреннее «я» настраивается на чтение именно детектива.

Что мы имеем в данном случае? Книга называется «Блокадные девочки». Обложка с веселыми девчушками из периода счастливого советского детства. У меня, кстати, тоже есть такие же фото с моей мордашкой. Но, это не настораживает совершенно, и я углубляюсь в жуткие воспоминания стареньких ленинградок, переживших блокадный 900-дневный голод. Страшно и безысходно от этих воспоминаний. Это первая часть книги. И о ней я не могу ничего сказать, кроме одного: «Господи, не дай этому ужасу повториться!»

А вот теперь мы подошли ко второй части, заявленной, как дневниковые записи автора, которые велись ею в процессе подготовки этой книги. И тут, в процессе чтения, у меня возникла раздвоенность восприятия. Стала нарастать агрессия к богатенькой тетеньке, выставляющей напоказ свои возможности в сумасбродных покупках дорогой квартиры в престижном районе Петербурга, владеющей домом в Черногории, квартирой в Москве и сравнивающей отдых на Мальте с Мальдивами (а вы знакомы с преимуществами одного курорта перед другим?). Многократные курсы детокса, которыми изнуряет себя автор, дабы достичь приемлемого лично ею веса. Постоянное перечисление блюд, поедаемых и отрицаемых ею в обществе «великих людей» в крутых ресторанах. Название их я вам даже не буду перечислять. Это не интересно, поверьте на слово.

Где-то в середине этой части авторского эксгибиционизма у меня начинает проклевываться к ней жалость. Миллион возможностей безбедного существования. А она варится в аду своих комплексов неполноценности. Хорошо, что она сама это понимает:

Нельзя жить и чувствовать себя такой несчастной. Я, как идиотка, свою блокаду сама себе устраивала и сама прорывала.

Меня родители тоже заставляли съедать все, что находилось в тарелке. Они тоже пережили голод, как и предки Карины. Папа, например, был одиннадцатилетним пацаном, когда Антрацит оккупировали фашисты. Он рассказывал и о голоде, когда ему, старшему у больной матери, приходилось обходить окрестности в поисках еды. Самым ярким эпизодом, который я помню, это рассказ о каше, которой его «угостили» немцы. Видя голодные глаза, предложили столько, сколько он сможет унести. А в чем нести? Папа подставил подол рубахи, в который ему стали накладывать кипящую кашу! И, гогоча вслед, делали ставки, когда же он сбросит этот кипящий ужас. Папа ее донес... Шрамы на животе оставались на всю жизнь, но малышей они с мамой могли кормить этой кашей несколько дней.

О том, что происходит в голове автора хорошо сказал ей М. Гершензон :

Гламур - концентрация прекрасного. Блокада - концентрация ужасного. И оказаться между ними - это драма.

Карина пытается выбраться из этих тисков. Об этом вся вторая часть книги. И тиски ее носят такое вот красивое и новомодное название: Не́рвная орторекси́я (Orthorexia nervosa, от греч. ὀρθός — «прямой», «правильный» и ὄρεξις — «позыв к еде», «аппетит») — расстройство приёма пищи, характеризующееся навязчивым стремлением к «здоровому и правильному питанию», что приводит к значительным ограничениям в выборе продуктов питания. Лица, страдающие орторексией, обычно не употребляют в пищу соленое, сладкое, жирное, а также продукты, содержащие крахмал, клейковину (глютен), алкоголь, дрожжи, кофеин, химические консерванты, небиологические или генетически модифицированные продукты. Среди лиц, страдающих орторексией, популярны различные диеты и сыроедение. Иногда исключаются мучные, мясные или молочные продукты. Этот термин появился в 1997 году, но до сих пор он остается малоизвестным широкому кругу людей.

Зная о тех страданиях, которые испытывает автор, иногда хочется ее пожалеть. Но, жалость быстро улетучивается. Потому что, вот буквально сегодня, опять в новостях говорится о 15-летней девочке, умершей от нервной анорексии. А это то, что доступно нам всем, людям среднего достатка, в отличие от новомодной орторексии.

Так в чем же она? В чем цель книги? Предупреждая агрессию обманутых читателей, автор пишет о цели так:

Разобраться со своими детскими ужасами. Жалкие попытки увязать чужие страдания и собственные неврозы.

Да, попытки жалкие и мало кому полезные. Но, четверку я книге поставила за обилие ссылок на серьезные книги о блокаде, книги, которые я смогу прочесть благодаря наводке именно этого автора. И за это спасибо тебе, Карина!

PS: Так к какой категории относится книга? Как мне кажется, ее надо издавать в ряду психологических произведений. Возможно, там будут более адекватно настроенные читатели. Как говорил Д.Шостакович (это я узнала тоже из книги Карины Добротворской):

Иметь возможность горевать - это право, которое дается не всем и не всегда.

Хочется добавить: и желательно все же соблюдение норм человеческой этики. Которую еще пока не отменили в наши времена всевластья и разрушения.

Так что, если у вас проблемы с собственным "я" и желание разобраться с ними - книга вам в помощь! А если вы хотите действительно блокадной тематики, то прочтите только первую часть "Блокадных девочек". Или просто пройдите мимо книги, выбрав другое произведение на эту тему.

Мы не хотели вам зла. Мы просто хотели поставить вас на место.

Дистопия  в актуальном сегодня более прочих жанре "Мир победившего феминизма". Непредсказуемая вирусная мутация оказалась  избирательно смертельной для носителей Y-хромосомы и неопасной для тех, у кого она отсутствует. С русского на понятный: женщины, переносили новую заразу на ногах, в то время, как у мужчин развивалась мгновенная болезнь, симптомами схожая с туберкулезом легких, но  тысячекратно ускоренная и усиленная. С почти стопроцентным летальным исходом.

Оправившись от катастрофы и частично зализав раны, человеческая популяция создала мир, где контакт с  уцелевшими мужчинами становился возможным лишь после дезинфекции. В обществе им отводится роль учителей (для некрасивых) или конкубинов - в общем, то же что альфонс, ловелас, содержанец, проститут - платный любовник. Потому что и в этом новом мире женщины предсказуемо гетеросексуальны.  Для поддержания минимального количества, мужских особей, семейные женские пары, желающие обзавестись ребенком, обязаны участвовать в лотерее, антипризом которой выступает обязанность родить мальчика.

Там это воспринимается, как необходимость послужить порталом для прихода в мир некоего крошки Цахеса, такого "ни мышонка, ни лягушки, а неведомой зверушки". Разумеется, никто не хочет, несмотря даже на то, что вынашивающая младенца мужского пола женщина получает хорошую зарплату и существенную прибавку к пенсии , а малышей, вскоре после завершения периода лактации, забирают в государственные воспитательные учреждения. Героине по имени Ариадна, которая работает в отделе полиции по борьбе с преступлениями против личностей (внимание!), не являющихся людьми - животных и насекомых. Так вот Ариадне и ее партнерше Нике выпадает необходимость стать матерями мальчика. Угу. не то, чем станешь гордиться.

К несомненным достоинствам "Мужчины апреля" стоит отнести подробно прописанный и в целом непротиворечивый мир. Вот так они живут, женщины без мужчин (почти без): экология и восстановление природы на первом месте, с каковой целью действуют принципы разумной, а чаще превосходящей разумные пределы экономии. Минимальное количество одежды и обуви,  отказ от мясомолочной промышленности и поголовный переход на вегетарианское питание, приоритет общественного транспорта, собственно - личного не существует вовсе, авто только служебные.

Завязкой сюжета послужит для Ады (да, я согласна, множественные аллюзии) необходимость расследовать исчезновение кролика из вольера в доме премьер-министра Греты (не в честь Тунберг, а в  честь Гарбо), совпавшее с ее загадочной смертью.

С творчеством Юлии Яковлевой встречаться прежде не доводилось, но к Карине Добротворской  с прочитанного прошлой весной автобиографического романа "Кто-нибудь видел мою девчонку?" питаю большую нежность.

Книга интересная и, несомненно, стоит того, чтобы быть прочитанной.

В принципе, я хотел пройти мимо этой книги. Вернее не так. Я неправильно высказался. Я не жалею, что изучил текст книги, но рецензию мог бы и не писать, ибо ее уже давно разобрали пытливые и умные читатели. Но есть в этих интервью жителей Ленинграда, будучи детьми, встретивших блокаду, одна особенность, о которой хочется поговорить.
Я искренне не понимаю людей, которые изучают историю нашей Родины по художественным романам. Ну ладно, бог с ними. Но еще большее недоумение у меня вызывают лица, которые решают исторические вопросы посредством одной - двух книг воспоминаний и мемуаров. Я довольно часто пишу об этом казусе и называю таких читателей "жертвой одной книги".
Вообразите, человек берет условный том, одно мнение, ладно, максимум два мнения, и на этом останавливает свое образования, говоря, что он все понял. Прочитал Деникина и Врангеля и разобрался в Гражданской войне. Прочитал воспоминания Никулина и разобрался в Великой Отечественной. Прочитал Алексиевич, ух, вот она правда о судьбе женщин на войне.
Звучит бредово. А ведь судя по многочисленным рецензиям так оно и есть.
И я настоятельно рекомендую данную книгу Добротворской к прочтению, как яркий пример того, что люди жившие в нашей стране были разными. Они по-разному мыслили, по-разному пропускали через себя события и соответственно эта разность видения ситуации воплощалась на бумаге в виде многочисленных интервью, воспоминаний и мемуаров.
Итак, читатель, перед вами восемь интервью, которые взяла Карина Добротворская у блокадниц, встретивших блокаду Ленинграда в юном возрасте:
- Галина Петровна Афанасьева (встретила блокаду в 11 лет);
- Зоя Николаевна Смирнова (12 лет);
- Нина Алексеевна Зацепина (7 лет);
- Анна Никитична Хорева (14 лет);
- Ирина Борисовна Скрипачева (10 лет);
- Нина Александровна Аникеева (15 лет);
- Римма Сергеевна Гордон (8 лет);
- Елена Яковлевна Добротворская (10 лет).
Во-первых, нужно выразить благодарность этим мужественным людям, выжившим в блокадном Ленинграде и продолжавшим строить нашу великую Родину после окончания Великой Отечественной.
И обратим внимание на их ответы, из которых мы в частности увидим, как относились ленинградцы к религии и церкви в годы войны.

"- Ваша мама всегда была верующей?
- Всегда. Она была из зажиточной купеческой семьи.
... - Вы в блокаду ходили в церковь с мамой?
- Я - нет. Но мама ходила с моей сестрой Мусей - на Охте церковь работала. А когда мама умерла, она как будто передала мне свою веру. И я стала верить (стр. 27-28, З.Н. Смирнова).

-За счет чего вы выжили?
- Это все-таки воля неба. Господь. Другого мнения быть не может. Мамина тетя, баба Настя, меня двум молитвам научила...
- Вы - верующий человек?
- Да. Прадед мой Андрей служил в храме, но я была шустрая и болтливая, поэтому взрослые от меня это скрывали. Мама в церковь не ходила, у нее ведь муж - командир, но в душе верила" (стр. 49, И.Б. Скрипачева).

На основе воспроизведенных мной цитат, можно утверждать, что в Советском государстве, стоящем на фундаменте материализма, почти все скрытно верили в бога и посещали церкви. И эти цитаты очень удобно ложатся в современную канву истории, которую пытаются на всех уровнях нашей жизни пропихнуть в общество люди в черных рясах. Хотя, на мой взгляд, все эти рассказы о том, как икона, якобы пролетевшая над Москвой, спасла Советскую столицу от захвата ее фашистами, лишь нивелирует подвиг и жертвенность наших великих Советских предков.
И чтобы убедиться в этом, нужно опять открыть книгу Карины Добротворской.

" - Сколько же человек жили в этом подвале?
- Думаю, больше ста человек. И все выжили...
- Ваша семья была верующей?
- Нет, конечно, мы атеистами были. Но бабушка по маме атеистка, а по папе - верующая, из дворян.
... - Среди тех, кто жил в этом подвале, было много верующих?
- Да никого не было! Это сейчас стали накручивать, придумывать, что все верили (стр. 63, Р.С. Гордон).

- Ни в театр, ни в церковь вы не ходили?
- Я недавно прочитала про то, как священники в блокаду ходили по квартирам. Но у нас ничего подобного не было (стр. 75, Е.Я. Добротворская).

- Некоторые говорят, что именно в блокаду начали ходить в церковь
- Какая церковь, о чем вы говорите! Столько ерунды говорят и показывают (стр. 20, Г.П. Афанасьева).

- А чем топили?
- Топили книгами. Еще у нас был огромный буфет, его надолго хватало. У бабушки был киот, его тоже жгли. Сожгли несколько икон.
- Вы верующая?
- А я не знаю. Я крещеная. В блокаду мы в церковь не ходили..." (стр. 58, Н.А. Аникеева).

Итак, на основании этих интервью мы приходим к банальному выводу.
Говорить, что в 40-х годах в Советском Союзе все были атеистами - это абсурд.
Но еще больший абсурд, утверждать, что именно вера в бога помогла Советскому человеку преодолеть все тяготы борьбы с нацизмом. Вера в бога соседствовала с еще большим неверием, а сжигание священных предметов никак не отразилась на судьбе этих мужественных людей.
Я написал, что вывод банален.
Но ведь эту банальность и не понимает большая часть читателей.
Благодаря книге Добротворской, мы можем сравнивать их воспоминания и их восприятие окружающего мира. А теперь вообразим, что восемь интервью блокадниц были бы расширены и выпущены отдельными книгами.
Вы смекаете к чему я веду?
Кто-то из читателей изучил бы 1-2 книги одной направленности, а кто-то противоположной на 180 градусов.
Я опять скатился в банальность, но вы понимаете какое интеллектуальное превосходство получает человек, который изучает разные воспоминания и разные точки зрения, а не только те, что милы его сердцу?
Читать много, читать разное, читать о своей Родине, вот цель моего очередного спича.
И чем больше вы прочтете воспоминаний, мемуаров, тем мощнее будет ваш фундамент знаний, с которого вас не сдвинешь никакими манипуляциями современных псевдоисториков.
А главное - всегда делитесь впечатлениями о прочитанном, как бы трудно вам не было.

Высоцкий, умерший будучи немногим старше Добротворского, писал "не скажу о живых, а покойников мы бережем". Рано и внезапно ушедшим мы готовы простить многое, мы готовы простить все. Может поэтому это всегда так трагично, надрывно. Был человек, подавал такие надежды, столького мог добиться. Или не мог? Незавершенная картина жизни всегда оставляет простор для воображения. Ушедших просто любить. Ушедших проще идеализировать и клясться им в вечной любви, потому что это не требует никаких действий и подразумевает молчаливое принятие всех этих чувств адресатом.

Почему я вообще стала читать эти мемуары? Меня зацепила эта идея, что Карина так любила мужа, так сильно любила, что ушла от него к другому, после чего почти 20 лет жила, купаясь в лучах славы и достатка, а тут стало как-то скучно, и вот нашлось время рассказать об этой неземной любви. Сразу было ощущение, что что-то в этой истории не так. После прочтения все встало на свои места. Не знаю о чем сожалеет Карина, но после момента, где муж пинает ее ногами по лицу и пытается изнасиловать, мне кажется странным, что она вообще нашла в себе силы простить его, а уж любить.. мазохизм. Но он ведь умер. Это списывает все грешки, так?

Моя сестра говорит, что нельзя осуждать человека за глупые тату, когда они уже сделаны, задавать вопрос "зачем? что за пошлость неуместная?". Это вопрос самовыражения, а стоит ли такое "самовыражать" или нет, это уже не наше дело. Так и с литературой, когда автор уже вывалил свое грязное белье всем на обозрение, решился на это, то читателю только плечами пожать и остается.

Меня книга не впечатлила. Написано хорошо, это факт. Но сама история унылая. Я пролистала, закрыла и забыла. По отношению к человеку, о котором это пишется, как-то нечестно. И от этого сильно неприятно. Согласитесь ли вы со мной, что впечатление после прочтения какое-то мерзкое? Лицемерна вообще идея всей этой пляски на костях. Лицемерен герой Сергея, который говорит своей жене, страдающей булимией "не толстей, пожалуйста", и все эти его комментарии про ее новую прическу. Про его наркозависимость и тягу к насилию, даже говорить ничего не буду. Лицемерно разочарование Карины в муже, когда она поняла, что не стать ему великим и богатым. Не хотелось бы звучать слишком уж осудительно. Понятно, что это жизнь, такая же как у всех, со всеми гадостями и ошибками. Однако, давайте хотя бы обойдемся без переплетения сюда любви.

Добавлю, что фильм получился совершенно проходной. Не знаю как к фильму отнеслась автор книги и принимала ли участие в его создании, но при всем моем негодовании от книги, мне все равно жутко от идеи, что жили два киномана, киноэстета, а потом по их истории сняли простое обывательское кино, скучное, пошлое, и вообще никакое.

Помните, как Итан Хоули, следуя совету своего бывшего полкового командира, каждое утро перед тем как встать на работу, мысленно пережёвывал самые больные, гнетущие думы. Со временем, терзавшие душу сомнения, комплексы и недосказанности его мира (внутреннего и внешнего) переставали быть проблемой. Они "измельчались и усваивались", т.о. он научался изгонять своих "демонов" и обретал мир с самим собой.
Фактически перед нами тот же процесс: понять что тебя тяготит, исследовать причины и попытаться "вылечиться", прожевав 33 раза.
Автор честно признаётся, что это ни в коем случае ни историческая монография, но попытка разобраться в себе, лучше понять своих "демонов" и, если получится, принять себя какая есть.
"Тетрадь" состоит из трёх частей: преамбулы, интервью с блокадницами, собственного дневника в период написания работы.
В пространном введении К.А.Добротворская объесняет причины, побудившие её взяться за написание, комплексах, которые с детства ей мешают в личном, профессионльном отношении, в вопросах воспитания детей... Благодаря этому социально-психологическому анамнезу становятся, в первую очередь, понятны те нестандартные вопросы, которые она подчас задаёт респондентам, и которые до неё вряд ли кого так интересовали.
Случайно или намеренно, но интервью подобраны так, чтобы при небольшом их количестве показать полярность мнений на ставшие догматическими в нашем сознании представления об ужасах 900 блокадных дней. Одни никогда не сталкивались с каннибализмом, другие едва ли не стали одной из жертв; кто-то умудрялся думать и о пище духовной, раз или два выбрался в театр или кино, подобно будденброковской Эльзе ночью, замерев на стуле, читал книжку с лучиной в руке, другим не хватало на это сил, времени, мотивации (?); кого загоняли смотреть казнь немцев, а кто говорит о добровольном неучастии в зрелище; кто-то до сих пор не верит, что номенклатура питалась иначе основной массы блокадников, другие были свидетелями омерзительного гурманства "элиты" и т.д. Но помимо различий есть и точки соприкосновения: тогдашняя убеждённость о невозможности сдачи города; отсутствие антисемитизма; ненависть к врагу в годы блокады и такая же жалость к военнопленным после; атрофия чувств к умирающим близким, петлёй захватившая их многие годы спустя...
Помимо общеизвестных фактов, интервью представляют интерес и с культурно-антропологической точки зрения. Автор задаёт подчас, казалось бы неуместные возмутительные своей неполитизированностью интимные вопросы: о проблемах пищеварения, менструациях, сексе, личной гигиене. Чувства, мысли, переживания личного характера не остаются в стороне. Проблема межличностных отношений, дихотомии мужчина-женщина, смены гендерных ролей с каждым новым интервью проступает всё явственнее.
Вопросы, заданные Добротворской, или непрозвучавшие, но появившиеся у автора/читателя в ходе ответов на них, вкратце изложены в третьей части книги. Наверное, для большинства прочитавших "Блокадных девочек" третья часть представляется наиболее одиозной. Зачем с таким натурализмом описывать что ты ела на курорте на Мальдивах и чем тамошняя кухня отличается от кухни Маврикия? как едят представители истеблишмента? и после какого шарика мороженого тебя уже не грызёт совесть о похеренной диете?
Тем не менее не могу не заметить, что подобная концовка логична и последовательна. При чём написана в соответствии с научным требованием к работе. Судите сами: вопросы введения здесь обобщены и подытожены; автор анализирует собранные данные и соотносит их с другими как известными фактами, так и работами, уже научного содержания (при этом личный, а не научный характер собственной работы ещё раз подчёркивается). И, наконец, в лучших традициях дипломной работы ставятся новые актуальные вопросы, которые предстоит раскрыть в дальнейшем. При чём проблемы, лишь на первый взгляд кажущиеся сугубо личными. Можем ли мы иначе трактовать трагедию блокадного Ленинграда? не лицемерно ли, прикрываясь советскими штампами и трагедией людей, разносить тех, кто видит и подаёт её иначе, при этом самим переигрывая по-новому иные, не столь "личные" сюжеты отечественной и мировой истории? как правильно подать её детям и нужно ли вообще, если они даже не знают и не хотят знать историю своей семьи? Не является ли оскорблением памяти жертв блокады её тотальная мифологизация и вся та патетика, связанная в целом с периодом ВОВ?
Являясь по сути художественным произведением, "тетрадь" изобилует большим количеством полезных и самых разнообразных ссылок на научные и столь же личные монографии посвящённые блокаде, фильмы, музыкальные композиции. Интеллектуальный кругозор и широта спектра культурных ассоциаций (характерный для обеих её книг) поражают. Находка для тех, кто только открывает для себя эту тему.
Добротворская умело оседлала своего излюбленного конька - смесь эпистолярного и дневникового жанров (развитого ею в дальнейшем в Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Серёже ), что явилось не просто удачным, но "говорящим" ходом. Здесь внутреннее содержание обличено в правильную внешнюю форму. Личный дневник (дневниковые заметки самого автора в певой и третьей частях + личные воспоминания блокадниц), уместившийся в "пайковых" 125 страницах формата А4. Дневник Карины Добротворской о её внутренней блокаде, изжить которую не удалось.
В разрастающемся болоте разного рода автобиографий, не бесполезная, но достойная к прочтению книга. Быть может, если бы у каждого нашлись терпение и силы разобраться в жупелах детства, провести исследование, в первую очередь для себя, и возможность их выразить, психозов и неврозов зрелости удалось бы избежать.