Поэт без пьедестала. Воспоминания об Иосифе Бродском

Чудесная книга, но именно Бродского здесь до обидного мало(

Это великолепные мемуары, из которых можно узнать много интересного об эпохе, о людях, о жизни в СССР и эмиграции, литературных сборищах и поэтических встречах, быте, - то есть об атмосфере, в которой жил Иосиф Бродский, в которой формировался его поэтический талант.

А вообще, если внимательно читать эту книгу, по крупицам можно собрать и образ самого поэта, каким он действительно был в общении с самыми близкими друзьями (а Людмила Штерн как раз и входила в их число).

Итак, по воспоминаниям автора, Бродский был непрактичен в обычной жизни, очень искренен и не любил лесть (ни в свою сторону, ни в сторону других, так, его однажды попросили высказать мнение о романе Аксенова "Ожог" и он честно ответил: "***но", как-то он раскритиковал стихи Набокова), любил с размахом отмечать свои Дни рождения, никогда не ощущал себя жертвой (травли в СССР), у него трудно складывались отношения с другими русскими поэтами (Евтушенко, Вознесенским...), был очень сдержан в похвале да и вообще в эмоциональном плане, был жаден до общения, интересных встреч, новых впечатлений. где бы ни появлялся, всегда оказывался в центре внимания (был очень харизматичен), отличался интересным отношением к вере (никогда не соглашался выступать в Израиле, его часто приглашали, всегда отказывался от выступления в синагогах), не любил официальных восторгов по поводу своих стихов, оваций, предпочитал частные визиты, долгое время страдал от несчастной любви (Марина Басманова).

На 50-летний юбилей (он был в то время одинок) ему пожелали женитьбы и отцовства. На что Бродский возразил: "Мне судьбой предназначено жить и умереть холостым".
Но...человек предполагает...Вскоре он познакомился в Париже с Мариной Соззани, а в 1993 году у них родилась дочка....Поздравление вышло пророческим...

В приложении к книге приводятся отрывки из критического эссе Солженицына, с которыми автор полемизирует и посмертно защищает Бродского и его творчество от несправедливых нападок.

В итоге получился замечательный сборник весьма ценных и интересных воспоминаний об ушедшей эпохе...

5 баллов из пяти.

Людмиле Штерн ставят в вину субъективность. Мол, слишком много пишет про себя, а мы хотим про Бродского! И вообще слишком остра, вольна и говорит о "нашем всё" без должного почтения! Помилуйте. Штерн честно предупреждает обо всём в предисловии: и о том, что домыслами не занимается, а рассказывает только то, чему была свидетелем, и о том, что Иосифа знала много лет в том числе тогда, когда он был ещё совсем молод, так что уж простите, но уважение будет, а дрожи в голосе и преувеличенных восторгов - нет.
Лично мне этой субъективностью книга и мила. Это большой талант - написать проникновенно и, что называется, "из себя" и при этом не скатиться ни в сентиментальность, ни в амикашонство. Не начать сводить счёты, потчивать читателя сплетнями. Не пересушить. Не опуститься до "а я всегда знала, как он велик.
Собственно, Штерн стоило почитать, даже если бы речь шла не о Бродском. В книге её дан отличный слепок эпохи. Я читала Штерн много лет назад, когда книга вышла первый раз, и даже не думала перечитывать. Но случайно открыла - и уже не могла остановиться.
Потому что замечательный русский язык. Потому что редкое в нашей стране чувство собственного достоинства. Потому что мягкий, очаровательный юмор. И, конечно, потому что Бродский.
Для меня главный показатель качества биографии - хочешь ли ты тут же, не закончив чтения, бежать читать (слушать, смотреть) произведения человека, о котором тебе рассказывают. И относишься ли ты после прочтения к описываемому персонажу лучше. Относиться к Бродскому лучше я уже не могу - некуда. Зато собираюсь прочитать воспоминания Штерн о Довлатове - к нему я довольно равнодушна, но должен же быть стимул, чтобы перечитать и возможно даже полюбить Сергея Донатовича.

Вот и я полюбила. Бродского. Знала, что этот момент настанет, эта любовь с первого пристального взгляда и, видимо, оттягивала как могла. Юность моя была заполонена серебряным веком так плотно, что мыслила и описывала действительность строками Цветаевой точнее, чем своими собственными. И понимала, что еще один большой поэт просто не простинется, ибо силы души моей-воспринимающей поэзию не безграничны. Потом был и есть и будет Пушкин. Но Александр Сергеевич - это как мать и отец - с ними хорошо, тепло, покойно, интересно, но эта не девчачья истеричная влюбленность. Но я знала, что время уже не играет значения - что эта любовь будет, что она уже есть, по отрывкам строк, по пониманию, что ...моё.

Он случился со мной летом - Иосиф, Ося, Жозеф - и мальчишка, и мужчина - и любовник и отец и просто архетип Мужчины-Поэта. Да, это мой странный способ влюбления - читать биографию, которую - я уверенна писала - влюбленная в него женщина. Случайно книга оказалась хорошей и даже рассказы о семье, друзья и о самой Людмиле Штерн нисколько не мешали мне влюбляться в Иосифа. Это как слушать про любимого из разных уст - чем больше говорят, тем лучше, тем слаще, тем глубже узнаешь.

И стихи...прошла моя способность понимать тонны строк без подстрочника, без уточнений - что, когда, кому написаны они - потому что я давно не примеряю каждую великую строчку на себя, я хочу смотреть на нее так, как смотрел автор, понимать его. И только потом примерять робко к себе - и только то, что ложиться. А то, что не откликается особенно во мне - просто любить за красоту слога, за красоту чувства, за чистоту и свежесть воздуха стиха, за изгиб женской шеи, так описанный, за тонко схваченную и препарированную собственную грусть...

Влюбленность - прекрасное чувство, еще более прекрасное, когда на смену ей приходит любовь. Поэтому я открываю том со стихами Иосифа Бродского...