Отзывы на книги автора «Людмила Улицкая»

Выслушать какой-либо рассказ моей мамы, как пройти по гостиничному коридору с множеством дверей, заглядывая в каждую из них, где коридор – основная история, а за дверями – истории героев, появляющихся по мере рассказа. Причем, не факт, что начатая история будет досказана, а вы не окажетесь в каком-нибудь второстепенном коридоре, спрятавшемся за одной из дверей. Эта мамина особенность порой раздражает людей, но для меня такое повествование ассоциируется с домашним уютом и близким человеком.

Так и «Зеленый шатер» кого-то может раздражать, но для меня он стал беседой с мамой.

Главные герои произведения – трое школьных друзей: диссидент и слегка эгоист Илья, немного наивный, легко увлекающийся и очень отзывчивый Миха и интеллигентный музыкант Санечка. Их истории по крупицам собираются из огромного количества историй второстепенных героев – родных, близких или малознакомых людей окружающих главных героев в течение их жизни.

Главная тема произведения – диссиденты и их борьба с советской системой.

Главное впечатление от произведения – полный восторг!!!

Самая жуткая история - рассказ о прощании народа с товарищем Сталиным.

Настоящая Литература должна болеть и рвать душу на части, а иначе нет смысла в чтении. Понятно, что невозможно загружать свой мозг только высокоинтеллектуальными книгами. Я бы даже сказала, что лучше повседневно читать что-нибудь полегче, но хотя бы раз в месяц взяться за серьезную книгу, и тогда получается настоящая встряска, меняется восприятие мира. Через пару дней с очередной проходящей литературой эмоции улягутся. Но никогда уже читатель не будет прежним. Какая-то часть той Книги навсегда останется с ним. К писателям, способным творить именно такую Литературу, я и отношу Улицкую. А разброс мнений от откровенного отвращения к прозе писательницы до неприкрытых восторгов только укрепляют мое собственное мнение о ее творчестве.

У Улицкой нет счастливых книг. Всегда все плохо и тяжело, мучительно и больно, как для героев, так и для читателей. Я бы даже сказала депрессивно. Но то ли мое видение советской истории совпадает с ее описаниями у Улицой, то ли так все и было, только люблю я прозу этой писательницы преданно и нежно. Памятуя о налете безнадеги на всех творениях Улицкой, читаю ее крайне редко. Но когда уж доходит до дела, с самого первого слова, как литературный наркоман, ловлю кайф. И с каждой дозой все сильнее и сильнее моя зависимость от писательницы. Меня завораживает описание жутких сталинских времен в российской истории, впечатление от которого смягчается немного таким мелодичным и таким русским языком Улицкой. И темы, выбранные писательницей, такие близкие, такие знакомые. Наверное, в этом и есть секрет очарования ее прозы.

«Казус Кукоцкого» - семейная сага с советскими реалиями. Наглядный пример того, что в мире нет справедливости. Какие-то дикие средневековые законы бытия, по которым живет Василиса, как будто и правда имеют силу. Все несут «заслуженное» наказание. Больше всего меня расстроила судьба Тани – очевидный показатель того, что нет действенной формулы воспитания. Сколько бы ни вкладывал любви и моральных ценностей наряду с материальными благами – все впустую. Наверное, сама Таня была вполне счастлива, и эта единственная мысль, которая успокаивает. Но как мать, я бы не хотела такую судьбу для своей дочери. Поэтому даже хорошо, что Елена не осознавала действительность. Что касается остальных героев романа, то они, по-моему, тоже были вполне счастливы. Может, со стороны грустно наблюдать такой «распад», но на деле все так живут. Более того, уверена, если бы им предложили что-то изменить в своей жизни, вероятнее всего изменения коснулись бы времен их молодости, а не старость. В общем, если и книга и производит какое-то давящее впечатление, то тут скорее тяжесть мысли о всемирной бренности: все заканчивается, все умирают. Но ведь так и есть на самом деле.

Откровенно говоря, русская литература откровенное «не мое». Потому что хорошо писать о России можно только в достоевских красках: мрачно и безнадежно. Но очень опасно «перечитать» Литературу Настоящую и впасть в депрессию. Или же боль и страдание начнут притуплять душевное восприятие, и будет как у Тани Кукоцкой с наукой: размоется граница. Но все-таки очень нужно хотя бы изредка погружаться в атмосферу безнадеги и вселенской скорби, которая и есть РЕАЛЬНОСТЬ.
В общем, советую в качестве встряски и открытия для себя новых истин. А я пойду и разгружу свой мозг чем-нибудь полегче.

В России есть всего несколько писателей такой величины, что любая их новая книга сначала появляется в списке самых ожидаемых книг года, а затем и в списке бестселлеров любого магазина. Издательство печатает новинку сразу в 100 000 экземпляров, не размениваясь на привычные для отечественной литературы тиражи в три-пять тысяч. И Людмила Улицкая – наглядный тому пример. Известие о новом романе сначала облетело все СМИ, а с сегодняшнего дня роман на самых видных полках всех книжных магазинов страны.

Регалии Улицкой можно перечислять долго: Россия, Франция, Италия, Австрия, Китай награждали её своими литературными премиями, англичане номинировали на международный «Букер», а французы вручили ей свой высший знак отличия, орден Почетного легиона. Она обладатель премии «Большая книга» и первая женщина — лауреат премии «Русский Букер». В библиографии Улицкой шесть романов, бесчисленные сборники рассказов, повестей, пьес и даже сказки, а по её сценариям снято восемь фильмов. Достаточно произнести «Казус Кукоцкого», – и всё, мгновенно возникает в памяти эпичное полотно истории одной семьи сквозь столетие невзгод, лишений и успехов. Семейная сага – именно тот жанр, в котором Улицкой есть где развернуться, она не миниатюрист, а полководец масштабной армии людских историй.

Новый роман Людмилы Улицкой «Лестница Якова» похож на паззл из тысячи кусочков, где каждый кусочек – это озаглавленный годом действия текст о ком-то из семьи. И собираются эти детали паззла не в хронологической последовательности, а согласно замыслу автора, ну прямо как в «Герое нашего времени», только частей значительно больше. Пока первые детали истории пристыковываются друг к другу, медленно подступает тихое отчаяние «я никогда не соберу это вместе», отчаяние настолько же глупое, как «я никогда не научусь плавать», например. Перед глазами разворачивается бесконечная история, смысл которой так трудно уловить, хотя он явно бьётся какой-то тонкой ниточкой, утопая в мелких деталях. Но ровно на середине книги пронзает ощущением «вижу полную картину! наконец-то вижу!», открывается второе дыхание и каждая страница читается с удвоенным интересом.

В основе книги – история семьи самой Улицкой, многолетняя переписка её ссыльного деда с бабушкой, начиная с 1911 года, документы из архива КГБ. Людмиле Улицкой сейчас 72 года, и после окончания книги «Зеленый шатер» она приняла решение больше не приниматься за большую прозу, но найденные письма её родни заставили изменить решение: всю жизнь рассказывая чужие истории, стоит найти время и силы, чтобы рассказать и свою. Но «Лестница Якова», по её словам, это последний роман, больше романов не будет.

Со страниц книги на нас смотрят театральные деятели, репрессированные и ссыльные, эмигранты и коренные москвичи, музыканты и экономисты, самых разных национальностей: русские, евреи и грузины, разных взглядов, с разным запасом жизненных сил и абсолютно непохожими судьбами. Нет, они не говорят с одной и той же авторской интонацией, у каждого из них – свой голос и своя история. Прошлое ведь не исчезает, а только опускается на глубину. И Улицкая строит свой глубоководный батискаф, путешествующий сквозь время и пространство, чтобы показать нам прошлое и самое настоящее.

Далёким от библейских тем людям только в самом конце будет рассказано, что это за лестница Якова, которая стоит на обложке, оплетённая напоминающей лестничку ДНК. Здесь и этимология имени, которое обозначает «следующий по пятам», и лестница из сна Иакова, соединяющая землю и Небо. Начало и конец, и самая суть семейной саги. «Барух даян эмет, как говорят в Израиле. Бог дал, Бог взял. То есть, Царствие Небесное».

Эту книгу не надо читать очень молоденьким девушкам. Вы просто не поверите, что такое бывает. А если и поверите, то однозначно припечатаете: "Дура!" А раз так, то и не жалко. Сама виновата.
А ведь всё немного не так.

За пару десятилетий до того, как я поступила в музыкальное училище, там разгорелся грандиозный скандал. Старший преподаватель, уважаемый человек, влюбился в очаровательную семнадцатилетнюю студентку и ушёл от жены, с которой они прожили больше сорока лет. Надо ли говорить какой это был удар для уже немолодой женщины! Сначала она пыталась поговорить с девушкой, убеждала в том, что она ещё очень молода, что она ещё будет счастлива, а с пожилым человеком ей будет трудно... Но всё было напрасно. И тогда она вдруг смирилась. Более того, муж был ей настолько дорог, что она учила молодую девчонку готовить, наводить чистоту и порядок. Подсказывала любимые книги, которые необходимо прочитать и музыку, которую необходимо прослушать. Она продолжала служить Ему, потому что любила и не умела без него жить.
Я потом училась у этой "студенточки". Ей уже было за сорок, муж её (крайне пожилой, но довольно-таки крепкий старик) вёл у нас хор и частенько присутствовал на специальности: давал советы, страшно ругался и на нас, студентов, и на свою жену-преподавателя, хотя к этому времени она была уже завкафедрой. И вот что интересно: он всегда был в роли короля, а молодая жена — прислужница. Она безропотно вставала к зеркалу и до изнеможения дирижировала вместе с нами, чтобы только ОН не нервничал.
Да и первая жена тогда была ещё жива. Уже не так часто, но иногда приходила она посмотреть: как там её Петенька? Да при этом обсудить книжные новинки, театральные постановки (просмотренные по телевизору), потому как в театрах и филармонии они сидели всегда рядом.

Похоже, правда?
Сонечка — не дура. Не надо так о ней. Она несчастная женщина, которая всю жизнь боготворила своего мужа, удивлялась своему счастью и жила для него. Её не страшит одиночество как таковое. Ей просто невыносима мысль о том, что Его не будет в её жизни. Пусть даже так, с другой.
Главное, чтобы он был!
Я её не оправдываю и не то, чтобы понимаю. У меня бы так не получилось. А она просто не может по-другому.
Может быть это и НЕлюбовь. А может — любовь. Просто другая. Не очень красивая и совершенная. Но ведь и это имеет место быть?!

Эту книгу не надо читать очень молоденьким девушкам. Вы просто не поверите, что такое бывает. А если и поверите, то однозначно припечатаете: "Дура!" А раз так, то и не жалко. Сама виновата.
А ведь всё немного не так.

За пару десятилетий до того, как я поступила в музыкальное училище, там разгорелся грандиозный скандал. Старший преподаватель, уважаемый человек, влюбился в очаровательную семнадцатилетнюю студентку и ушёл от жены, с которой они прожили больше сорока лет. Надо ли говорить какой это был удар для уже немолодой женщины! Сначала она пыталась поговорить с девушкой, убеждала в том, что она ещё очень молода, что она ещё будет счастлива, а с пожилым человеком ей будет трудно... Но всё было напрасно. И тогда она вдруг смирилась. Более того, муж был ей настолько дорог, что она учила молодую девчонку готовить, наводить чистоту и порядок. Подсказывала любимые книги, которые необходимо прочитать и музыку, которую необходимо прослушать. Она продолжала служить Ему, потому что любила и не умела без него жить.
Я потом училась у этой "студенточки". Ей уже было за сорок, муж её (крайне пожилой, но довольно-таки крепкий старик) вёл у нас хор и частенько присутствовал на специальности: давал советы, страшно ругался и на нас, студентов, и на свою жену-преподавателя, хотя к этому времени она была уже завкафедрой. И вот что интересно: он всегда был в роли короля, а молодая жена — прислужница. Она безропотно вставала к зеркалу и до изнеможения дирижировала вместе с нами, чтобы только ОН не нервничал.
Да и первая жена тогда была ещё жива. Уже не так часто, но иногда приходила она посмотреть: как там её Петенька? Да при этом обсудить книжные новинки, театральные постановки (просмотренные по телевизору), потому как в театрах и филармонии они сидели всегда рядом.

Похоже, правда?
Сонечка — не дура. Не надо так о ней. Она несчастная женщина, которая всю жизнь боготворила своего мужа, удивлялась своему счастью и жила для него. Её не страшит одиночество как таковое. Ей просто невыносима мысль о том, что Его не будет в её жизни. Пусть даже так, с другой.
Главное, чтобы он был!
Я её не оправдываю и не то, чтобы понимаю. У меня бы так не получилось. А она просто не может по-другому.
Может быть это и НЕлюбовь. А может — любовь. Просто другая. Не очень красивая и совершенная. Но ведь и это имеет место быть?!

Неожиданное возвращение к любимому некогда автору (книги Людмилы Евгеньевны Улицкой давно стали для меня родными) спустя долгий промежуток времени оказалось для меня необычайно трогательным и каким-то грустным. Возможно, виною тому и сюжеты самих произведений, составивших данный сборник, возможно, просто ностальгия...

Да, сюжеты пьес, сценариев, эссе из этой книги проникнуты печалью, а как иначе можно рассказать о коварном вирусе, поразившем человечество (сценарий "Чума", написанный в 1970-е, оказался чуть ли не пророческим...), о мутациях новорожденных, принявших характер эпидемии (из сценария "Босховы детки"), о большой и казавшейся дружной семье, но таковой, по-видимому, никогда не являвшейся (из пьесы "Юбилей. Дубль два"), о близких друзьях, попавших в беду (замечательно рассказывает Улицкая о Кирилле Серебреникове. Что бы там ни было, для театра он действительно сделал многое). Кстати, будет много интересных и довольно любопытных размышлений о жизни театра, об его судьбе и истинном предназначении (занятно, что сравнивает его Улицкая чуть ли не с религиозным действом). Да обо всем автор рассказывает интересно, о том же советском прошлом, например, о книгах, которые ее сформировали, о самиздате. И взгляд этот в прошлое не лишен теплоты, как может показаться на первый взгляд (имею в виду, при всем ее критическом отношении именно к советскому прошлому нашей страны).

Непривычными для меня в отношении ее творчества здесь показались два произведения; сценарий "Сестрички Либерти" поразил такой кажущейся легкостью, легковесностью, что ли. Две близняшки, студентки ПТУ, Люба и Вера пытаются отыскать свое женское счастье в этом жестоком мире мужчин. Получается с переменным успехом...А вот пьеса "Чао, ЧАУ!" скорее разочаровала, чем порадовала. Интересная задумка (я, правда, до конца так ее и не поняла) - показать мысль русского космизма, столкнуть две точки зрения - мыслителя Федорова и ученого Циолковского - в разрезе размышлений о будущем всего человечества не дотянула, на мой взгляд, до задумываемой масштабности.

4/5, сразу скажу, непростое во многом чтение. Я вообще к сборникам всегда отношусь крайне настороженно, их сложно оценивать. Благодаря этой книге открыла для себя Улицкую с новой стороны - как талантливого драматурга, пишущего пьесы свежо, оригинально и динамично. Думаю, "Юбилей. Дубль два" с удовольствием бы посмотрела на сцене - вышла бы неплохая комедия положений, с черным юмором, разумеется, но без излишней трагичности Петрушевской.

И это однозначно не та книга, с которой стоит начинать знакомство с автором. Для знакомства я все же бы порекомендовала мою любимую у нее - Людмила Улицкая - Лестница Якова

Впервые я взяла в руки томик Улицкой лет в 16. Это был "Искренне ваш, Шурик", роман, который женщины в моей семье передавали из рук в руки и затем бурно обсуждали. Передавали не оттого, что его нельзя было достать в книжных, а нарочно, чтобы наверняка прочли, не отложив в долгий ящик. Сначала я, было, втянулась, а потом чуть не швырнула книгу в телевизор - благо, дело было ночью, и мне не хотелось всех перебудить. Наутро за завтраком я бурно возмущалась - да как такое вообще читать можно, да это же мерзость. Мама улыбнулась и аккуратно посетовала, что, видимо, не стоило-таки мне "эту мерзость" давать.

В свои 16 я была барышней романтически настроенной, максималисткой и различавшей только белое и черное. С тех пор прошло почти 10 лет. И я снова взялась за Улицкую, и снова с опаской. Но на этот раз меня пугало совершенно другое: Людмила Евгеньевна называет Россию "страной несчастных женщин". А я не люблю читать про несчастных женщин. Вернее: про русских несчастных женщин, тем более словами русских же женщин. Но "Медею" я не прочесть не могла, потому что тут Крым. А Крым для меня - место заветное, родное, ни с чем больше на свете не сравнимое. И у Людмилы Евгеньевны он прекрасен: живой, выпуклый, наполненный до краев ароматами, красками, звуками.

"Медея и ее дети" - это сага о большой таврической семье, которую разбросало по свету, но сердце которой неизменно билось в окрестностях Феодосии - в залитом солнце дворе с видом на столовые горы и розовеющий тамариск, где Медея растирает тыльными сторонами ладоней тесто для пахлавы. Всякое выпало на долю этой семьи: от тягот и трагедий революционного, а потом и военного времени, до вполне себе бытовых, о которых не принято говорить, но все почему-то о них знают. Словом, грязного белья и скелетов в шкафу в этой истории предостаточно. Но рассказано это без надрыва и заламывания рук. Хоть повествование ведется не от лица Медеи, но во всем чувствуется ее житейская мудрость и умение принять то, что выпадает на долю:

"Прими и то, что свыше меры, как благодать на благодать, как дождь, как снег, как тайну веры, как все, с чем нам не совладать..."

И вот что вышло: пишет Улицкая о несчастьях в этом романе, много пишет и подробно. Но общего ощущения несчастья нет. А есть напротив уверенность, что жизнь продолжается. Жизнь как она есть с семьями и отношениями между близкими людьми как они есть. Без прикрас и преувеличений.

Чтение Улицкой напомнило мне разговор с очень взрослой родственницей, которая сильно старше тебя. В 10 лет тебе скучно, в 15 хочется спорить до хрипоты, в 25 - внимать каждому слову, в 45 - жалеть, что о многом так и не было говорено.

А "Шурика" я таки прочла, в 21 год. Побывав участницей или просто свидетельницей всяких разных невыдуманных историй. И тогда он мне понравился.

Мне всегда импонировало творчество Людмилы Улицкой, являющееся ярким примером так называемой "женской прозы", которую характеризуют такие незыблемые понятия как любовь, семья, дети, дружба, поиски счастья. Данный роман не стал исключением – стиль Улицкой в нём вполне узнаваем.

В большинстве произведений автора главный герой неизменно фигура несчастная и одинокая. Вот и Шурик не избежал подобной участи. Хотя, конечно, его персонаж совсем неодназначен. С детства бабушка и мать внушали ему, что женщина – существо слабое и беззащитное. Её следует почитать и уважать, выполняя роль эдакого "благородного рыцаря". Неудачи в личной жизни главных женщин в жизни Шурика внушали им страх вырастить из единственного сына и внука мужчину слабовольного, бесхарактерного, не способного принимать ответственные решения.

В результате Шурик искренне уверовался в том, что все без исключения женщины нуждаются в нём, и он не в праве отказать ни одной из них, пусть даже эта помощь идёт в разрез со здравым смыслом, этическими нормами и собственными интересами. Так, приняв ответветственность за мать Верочку, совершенно не готовую к самостоятельной жизни, Шурик лишает себя личной жизни. Узнав о беременности сокурсницы, оплакивающей сбежавшего жениха-кубинца, он благородно предлагает ей фиктивный брак и даже едет знакомиться с её патриархальным семейством в Сибирь. Когда же его коллега Валерия, много старше его по возрасту, сообщает Шурику о своём желании стать матерью,он и здесь не может отказать одинокой женщине-калеке и ответственно подходит к выполнению поставленной задачи. Чего уж там, молодой человек даже проникается трогательной жалостью к столкерше Светлане, шантажирующей свой объект маниакальных фантазий неудачными попытками самоубийства.

В бесконечном калейдоскопе таких разных женщин, сильных и слабых, молодых и не очень, Шурик постепенно теряет самого себя, перестаёт быть целостной личностью. Единственная его любовь Лиля, улетая навсегда в Израиль, говорит, что в Шурике есть что-то от святого, но при этом он "полный мудак". Наделённый такими благородными качествами как толерантность, милосердие, жалость, сострадание, Шурик, как это не парадоксально, не может никого сделать счастливым. Его самые лучшие намерения, полные тактичной доброжелательности, оборачиваются против него и подчас приводят к настоящим трагедиям. Что это? Карма? Отсутствие характера? Или неистребимое чувство гипер-ответственности? Как говорится, все беды, в любом случае, уходят корнями в детство. Так что надо понять и принять.

Если книга заставляет меня думать, чувствовать, мучиться, сопереживать, то я даже не думаю рассуждать, нужно ли было автору писать эту книгу. Как же не нужно, если хотя бы во мне она многое перетрясла, заставила переоценить. И вот с книгами Людмилы Евгеньевны практически всегда было именно так. Нет, конечно, я не прочла их все. Это всего лишь четвертая. Но все прочитанные книги не были пустыми. Они стали ценным вкладом в формирование моей личности. А мне хочется верить, что личность моя будет формироваться - читайте, развиваться, расти, меняться - всю мою жизнь. Я этого хочу. И пока в это верю.

Год назад, да, уже почти год назад, накануне 9 мая я отчаянно стала искать информацию о своих родных. Дело в том, что мне всегда было очень мало известно о том, как прошла война по моему роду. Одна бабушка работала в столовой для эвакуированных частей армии в Рязанской области. Другая бабушка растила 5 детей, покуда дедушка, капитан милиции, пытался поддерживать порядок в городе, где вроде бы спокойные условия тыла породили волну грабежей и мошенничества. Где же был еще один дедушка?! А вот это и вовсе семейная тайна. Знала об этом только бабушка, но она умерла, когда мне было только 11 лет, и я ничего еще не смыслила в генеалогии. Может, знала что-то ее сестра, бабушка Шура, которая тоже уже давно отошла в мир иной. Так и не ясно, почему мой папа имел одно отчество по паспорту и совершенно другое имя отца - по метрике. К чему я это все? В том самом прошлом году я за неделю нашла информацию сразу о трех своих дедушках (родном брате бабушки по маме, двух родных братьях бабушки по папе) и своем прадеде. Все воевали, награждены, совершили какие-то невероятные выдающиеся поступки в бою. Это все мне поведали оцифрованные архивы, выложенные в сеть заботливыми волонтёрами движения "Мемориал". И так мне в те вечера, что я перекапывала интернет, стало невыразимо грустно, так тягостно на сердце. Бог его знает, может, где-то и по деду моему прямому, папиному отцу, есть какая-то информация, может, вот совсем близко, протяни руку, набери комплекс символов и будет тебе счастье. Но нет... Такого сочетания имени, отчества и фамилии нет в этих архивах. Может, он был репрессирован... Надо еще искать. Надо.

А она нашла. Людмила Евгеньевна нашла. Уделила время семейному архиву, прочла письма. Переписка, которой сто лет, приняла в свой круг одну из бусин семейного ожерелья. Еще одна веточка на семейном древе затрепетала в унисон с многовековым стволом. И эта мука, это радостная скорбь ломала этой веточке скелет, крошила ее и лишала воздуха. ЭТА КНИГА ДОЛЖНА БЫЛА РОДИТЬСЯ! Потому, что на этом древе оказалась веточка пишущая. Потому что выстрадано древом было много и трудно. Потому что дало дерево себе труд гнать соки от самых старых ветвей к молодой поросли. Потому что смогла. Я вот не знаю, смогу ли хотя бы на примитивном домашнем уровне создать что-то, хоть что-то, что в подобный момент согреет душу моей дочери, докажет ей, что ее древо о ней не забыло, что корни его готовы принять на себя груз ее существования.

Яков, Маруся, Генрих, Ася, Михаил, Амалия, Андрей Иванович, Нора, Тенгиз, Витася, Марта, Юрик, Лиза, Яков... ОТ Якова до Якова. И через Якова к Якову и далее-далее... Песчинки... Бусины... Наполненные, пустые, прозрачные, мутные, яркие, блеклые, щербатые, налитые, уникальные, безымянные... нанизывают нас на свою нить время и пространство. Всякий путь ценен и своим началом, и своим концом. Яков Осецкий был потрясающим человеком. Глубоким, преданным, мыслящим, ценящим познание, волевым... И что? Только номер дела на папке... Нет, он в Норе... в своей внучке, и в правнуке Юрике, и в праправнуке Якове, чей приход в этот мир закономерно не мог быть простым.

Книга большая. Не знаю, можно ли назвать ее притчей. Знаю, что ее можно не дочитать, бросить. Знаю, что она может наскучить, даже убедить в собственной бесполезности. Уверена, что шумиха новинки от известного автора ей совершенно не к лицу, да и не нужна, скорее, противна она ей. Ведь как не прятала Людмила Евгеньевна историю рода за художественным вымыслом, а вот она, трепещет, пульсирует. Как открытая рана. Причем глубокая. Неслучаен и библейский символ лествицы Иаковлевой. Путь, выпавший на долю Якова Осецкого пройден был им достойно. Не един в своем пути был, это очевидно. Но сколько таких же погребены в схронах времени. Ведь никто не догадался заложить при вскрытии покойного тот самый прозрачный сосуд с именем, отчеством и фамилией. Читавшие поймут, нечитавшим спойлером это не будет точно. Я уважала Людмилу Евгеньевну как автора и до этой книги, теперь я уважаю ее за эту книгу. Для своего рода она сделала то, что очень многие из нас никогда не начнут делать, другие - не доведут до конца, третьих - возмутит сама идея. Да и пусть уже. Тем, кто был до нас мы многого уже не дадим. Тем, кто будет после нас, легко ли придется?!...

В очередной раз уличаю сама себя в полной некомпетентности по отношению к русской литературе (особенно современного периода) — признаюсь, это моя первая книга Улицкой. И этой женщине после неё я не верю.

Прочитала я её довольно давно, всё пальцы не доходили до клавиатуры, чтобы описать впечатления, а может и впечатления были недостаточно яркие, чтобы о них писать. А тут вспомнила, найдя на полке ещё одну книгу Улицкой, а в голове — печальные обрывки абсурдных картинок и ни-че-го про сюжет или характеры главных героев, хотя основную проблематику трудно не запомнить. Сложно объяснить, почему роман оказался для меня таким же вкусным, как забытая и переваренная в супе морковка: наверное, корни его пресности сокрыты именно в мастерстве автора. То, что автор — мастер, видно сразу. Блестящий язык, точный, образный, продуманная композиция, сложное переплетение многих историй... И именно это мастерство всё и испортило. Роман как шахматная партия — выверенная, приглаженная, невыносимо скучная, ни шага вправо, ни шага влево. Не к чему придраться, всё слишком ровно... А темы в романе поднимаются совсем не для ровного повествования. О них нельзя писать сыто и спокойно, сразу чувствуется эта фальшь, о них надо кричать драным голосом, чтобы цеплять за живое (темы-то беспроигрышные: совок, да угнетение интеллигенции, да евреи, да, да, сто раз видано, а всё равно притягивает многих). Надо ещё умудриться так ловко лавировать среди всех этих острых углов — такое ощущение, что это уже давно изведанная Улицкой тропа, по которой она теперь может катить с закрытыми глазами, настолько часто она уже по подобным темам прохаживалась (поправьте меня, если я не права, потому что я действительно сужу только по одному произведению и могу перегибать палку в театре своего воображения). Взять хотя бы сцену с похоронами Сталина и бойней, царящей на улицах Москвы. Ведь это ужасно, это ярко, это должен был быть потрясающий эпизод... А он монотонный, словно играешь в старенький шутер с трупиками: главный герой ползёт по канализации, сверху свисает половинка трупа, заглянуть за угол, перекат, скукота.

А ещё остался неприятный осадок от (опять это слово) сытого самодовольства автора. Она знает, что пишет хорошо, поэтому даже не делает попыток писать ещё лучше. Роман оставляет ощущение чётко выверенного коммерческого проекта, рассчитанного на определённую аудиторию, которая уже любит Улицкую и хочет, как в мыльной опере, смотреть это и дальше и желательно без резких изменений. Увы, для начала знакомства эта книга вряд ли подходит — во всяком случае она точно не подошла мне. Я попробую ещё с чем-то более стареньким и менее мертворождённым.