Кибериада. Сказки роботов

Вот она, господа - истинная печать гения! Философский роман с глубоким смыслом каждый может написать, а уж лет в четырнадцать-пятнадцать и подавно. А вот ты поди-ка напиши веселеньких сказочек, чтобы там эпистемологии с онтологией икалось, кибернетика с теоретической физикой нервно во сне ворочались, да теодицея ногти грызла, и чтобы читалось все это одинаково весело и в четырнадцать лет, и в пятьдесят один годик. И чтобы, Транзисторейшая его Микропроцессорная Светлость упаси, не было в этом ни малейшего признака эклектики, а только цельность на всех уровнях, от частичек до галактищ! И небытию сюда хода нет - оно немедленно вскипит бытием, и прекрасные лампоглазые роботы будут снимать с него своими хромированными черпальцами пену дней. Если вы не читали эту вещь - считайте, что и вовсе не читали Лема.

Давным-давно в одной далёкой галактике...

Давным-давно в одной далёкой галактике, на небольшой планете небольшой системы зародилась биологическая жизнь.. От одноклеточного до многоклеточного и так аж до Человека...

Давным-давно в одной далёкой галактике, на небольшой планете небольшой системы Человек начал делать Машины. От простых до сложных, от механики до электроники и так аж до Робота...

Давным-давно в одной далёкой галактике, на небольшой планете небольшой системы, Роботы постепенно вытеснили своих создателей. Человеки почти полностью вымерли или отселились в далёкие туманности... Прошли тысячи лет...

Давным-давно в одной далёкой галактике, на небольшой планете небольшой системы Робот начал экспериментировать с органическими веществами... От одноклеточного до многоклеточного и так аж до Человека...

Сказки роботов -- это действительно сказки, которые могли бы рассказывать роботы-родители роботам-детям. И от того, что вместо драконов в них электронные монстры, тридевятые царства заменены далёкими галактиками, а люди -- роботами, сказки остаются сказками. Прекрасных принцесс, жестоких королей и храбрых рыцарей никто не отменял. Ну и, конечно, любой добрый молодец может извлечь из этих сказок урок.

Продолжением "Сказок" стала "Кибериада" -- серия рассказов о при/зло -ключениях двоих демиургов-Конструкторов, импульсивного интраверта Трурля и его закадычного друга и вечного конкурента скептика Кляпавция. Они -- нечто среднее между Онотоле и Чаком Норрисом. По-Лему именно в результате их спора произошел Большой Взрыв и возникла Вселенная, они могут сконструировать почти всё -- к примеру, электронного поэта высокой производительности с регулируемым уровнем гениальности или машину, которая может сделать всё на букву "Н". От скуки -- вечность, как-ни-как --, Труль с Кляпавцием путешествуют, берут подряды на сотворения разных чудес у всевозможных тиранов, строят разнообразные диковинные машины и агрегаты. Ничто человеческое роботам не чуждо -- деятельность Конструкторов стимулируется довольно низменными желаниями: славой и деньгами

Не знаю, ка это читается на русском, но украинский перевод Ю. Попсуєнко отнюдь (простите за тяжеловесный каламбур) не спопсил книгу. Витьеватый "сказочный" язык пересыпанный математическими и электромонтажными терминами плюс нестандартный юмор заставляли меня ловить лулз за лулзом. Не удержусь от большой цитаты: два Конструктора моделируют битву между королём Жорсткием и Чудовищем. Украiнською)

...заходились обидва коло білих аркушів на столі з таким завзяттям, що в олівцях аж грифелі поламалися. І шалено звивалося неозначеними інтегралами чудовисько під ударами королівських рівнянь, і падало, розкладене на безліч невідомих, і знову схоплювалося, піднесене до найвищого ступеню, а король його - диференціалами, аж порскали в усі боки функціональні оператори.<...>. Король гнав усіма своїми жорстокими коефіцієнтами, блукав у лісі пошестерних інтегралів, вертався власними слідами, атакував потвору до сьомого поту й восьмого факторіалу, а вона розклалася на сто многочленів, загубила одного ікса й два іпсилони, залізла під дробову риску, почетверилася, махнула радикалами та як затопить з боку математичної королівської особи! - аж усе рівняння задвигтіло від того удару навідліг. Але тоді Жорстокій затулився нелінійним панцером, досягнув точки в безконечності, миттю вернувся - і як торохне потвору в лоб через усі дужки, аж у тої відразу спереду відпав логарифм, а ззаду ступінь...

Вот. Но не смотря на всю несерьёзность изложения, рассказы из "Сказок.." и "Кибериады" глубже, чем может показаться с первого взгляда. Тут можно найти и откровенный фарс -- стёб над ширпотребным фантастическим чтивом, и социально направленные темы, и истории на философско-этическую тематику ("Автоматеiв друг" ++), проблемы информационных войн etc. Отдельная история -- рассказы Первого и Второго размороженного: диву даешься, как тонко и остро, иронично и иносказательно преподносит Лем свой взгляд на "культуру массового потребления" и жестокость Сталинского режима в первом и втором рассказах соответственно. И вот ещё: во всех историях человек, "блiдавець" -- страшный, коварный и непонятный враг, несущий своей жидкой сутью коррозию и смерть цивилизации роботов...

Итог: книга будет интересна в любом возрасте. Я с удовольствием посмеялся над ней, будучи школьником и серьёзно задумался, перечитав вчера. Смешно, интересно и очень нестандартно.
Всем, кто оценил эти многабукав -- спасибо

...после трёх или четырех рассказов из "Сказок", но, слава яйцам, решила домучить этот сборник до "Кибериады", и уже сама не могла от него оторваться. Похождения Трурля и Клапауция великолепны, оба персонажа невероятно обаятельные и остроумные, я получала огромное наслаждение от историй с их участием. Больше других понравилась сказка про "Альтруизин" и продолжения её, где всемогуторные конструкторы пытались решить проблему глобального всеосчастливливания. Сатира на человеческое общество и историю вышла замечательная, иногда заставляет смеяться, иногда грустить, а иногда много думать, и это прекрасно. Особую изюминку добавляет превосходный перевод, с изумительной игрой слов, от текста прямо веет любовью и трепетом,  с которым переводчики пытались передать авторский художественный замысел. Хотя оригинала я не видела, но даже если что-то появилось помимо авторского замысла, то оно слишком прекрасно, чтобы пенять кому-то за произвол.