– Цыпкин, всё. Пиздатушки Маркуше. Запалила его промискуитет. Готовь печень, на следующей неделе будем кабрик обмывать.
Девушки с филфака удивительным образом миксуют изощренный мат и речь интеллектуала, создавая свой собственный язык, в равной степени неповторимый и узнаваемый.
И вот, что отличает использующих мат, как украшение, от тех, кто просто не знает других слов. Мнение спорное, но мое, поэтому бесспорное. Образованные граждане редко используют матерные слова по прямому смысловому значению, зато регулярно изобретают что-то новое. Помню мой юношеский восторг от недавно услышанного, как оказалось, классического «солнечный пиздадуй».
Карина была в этом смысле ювелиром. Цитаты французских эссеистов она чередовала с многообразием нецензурной лексики и сбивала с ног практически любого мужчину, особенно вылезшего из грязи в князи на сверхзвуковой скорости девяностых. Таким был ее Марк, которого кроме как Маркуша мы не называли. Никто не понял, как из любовника он стал мужем, особенно родители Карины, но браки известно где совершаются.
Маркуша был старше нас лет на десять, вхож в мир сомнительных товарищей и сколотил на этом входе неплохой капитал. Веселый и добродушный, если речь шла не о возврате денег, обалдуй, любивший Карину всем сердцем. Но вот другими частями тела он иногда любил других девушек. Первые несколько лет кое-как держался, а потом… Фактуры у Карины не было, только чуйка. Обычно этого женщине достаточно, но она особо не волновалась. Надо сказать, сама Карина тоже ангелом не была и, вероятно, имела какой-то свой кодекс измен.
– Если просто хуепутает моделей, то поймаю – влипнет на машину новую. Если узнаю про роман, любовь и так далее – сразу вышвырну.
У Карины имелся серьезный папа, спавший и видевший процесс вышвыривания Маркуши.
Тем не менее на каком-то этапе – то ли из профилактики, то ли из любопытства, а скорее гены взыграли – захотелось Карине узнать про мужа чуть больше, чем он сам рассказывал. Я работал в сотовой компании – и из меня почти все вынимали душу насчет того, как бы что вынуть из телефона любимого.
– Никак. Да и потом, вот узнаешь ты, и что?
– В папочку соберу. Пригодится.
Гены есть гены. Папочка у Карины любил папочки.
И вот такой звонок. Я знал, что Маркуша рано или поздно влипнет, но решил попробовать спасти ситуацию убеждением.
– Как запалила-то?
– Телефон оставил, ну я поползала, понаходила, ебака наш кнопку delete игнорирует.
– Не запаролен, что ли, телефон?
– Ну щаз. Но Маркуша же у нас не Лобачевский. Пароль для сейфа в отеле изобретать не стал. Оказалось у него пин-код карточки такой же и на айфоне, разумеется, он же.
– Что нашла?
– Стандартный ювенальный ебаторий, но ничего серьезного. Стареет Маркуша. Но на папочку хватило. Я все распечатала, завтра устрою сцену, кину ему на стол и уеду к папе за город. Приваливай на шашлык и шоу. Будешь свидетелем возвращения блудного мужа с последующим распятием. Ты друг семьи, подтвердишь мои рыдания.
На следующий день Карина позвонила сообщить об отмене шоу.
– Отскочил Маркуша! Накрылся кабрик вагинально. Захожу к нему в кабинет с папочкой и намерениями. Вижу, Маркуша что-то в стол прячет и сам похож на обосравшегося дикобраза.
– Это как?
– Ну весь грозный, иголки во все стороны, а в глазах ужас. Я прям запарилась, что это он в стол прячет, дай думаю, проверю потом. Сделала вид, что просто так зашла. Утром влезла в его стол. Пусто, как в Маркушиной голове. Но я еще чуть поискала и нашла.
– Что нашла?! У него с кем-то роман?!
– Папочку я нашла.
– Какую?
– На себя папочку.
– А там?..
– Там? Там, блять, по ленинским местам! Не Бог весть что, но передумала я кабрик выжимать. Вот ведь Маркуша, хуй как груша. За это и люблю.
Так и живут с папочками спящими. Мирно. В любви и взаимопонимании.
А папочки – они такие. Успокаивают.
Сегодня утром, практически на ровном месте, жизнь нанесла мне удар. Могла бы предупредить, между прочим. Не чужая, вроде.
Итак, год назад я купил пальто. Я бы даже сказал с придыханием и умеренным вожделением – ПАЛЬТО. Вкуса у меня нет, цвета сочетать не способен, продавцам не доверяю. Поэтому радостно хожу в черно-сером. Но в миланском аутлете впал в забытье по причине 80 % скидки и купил себе отчаянно (для такого аскета, как я) зеленое пальто «Etro». Дома развернул, испугался собственной смелости. Одних оттенков малахитового в подкладке этого бушлата было пять. Не бойтесь, все чинно-благородно, без всякой там толерантности и яркости. Тем не менее очень страшно. Сразу же захотел его сдать, но именно поэтому аутлет и расположен в двух неделях пешего пути от цивилизации, чтобы такие малахольные, как я, не возвращались.
Переехало пальто со мной в Россию. Остальные вещи отреагировали на появление нового жильца приблизительно так же, как яйца в холодильнике принимают киви (оборот бессовестно украден у народного). С отвращением и завистью.
Я хоть и безвкусен, но понимаю, что к зеленому надо что-то еще такого же цвета или как-то подходящего. На момент покупки, бутылочным у меня было только лицо, но потом и оно загорело. Задумался. Пришла в голову мысль купить изумрудный перстень, но задушило такого же цвета земноводное. Болотные сапоги аналогичного оттенка плохо смотрятся в Москва-сити. Огуречные перчатки хочется бросить в лицо самому себе. Грущу. Ношу серенькое привычное, по вечерам отгоняю моль от сокровища.
И вдруг, не поверите, в каком-то практически секонд-хенде попадается мне на глаза шарф. Ну идеально подходит!
Купил, принес, поженил. На следующий день назначил встречи всем, кому возможно, и с шести утра ринулся покорять Москву. Лайки ставили прямо на шинель.
На следующий день шарф проебал. Не потерял. Я никогда ничего не теряю. Я именно проебываю. То есть я в принципе не могу вспомнить, в какой момент видел вещь в последний раз.
Рыдаю. Слезы не крокодиловы, как было бы уместно с точки зрения оттенка, а настоящие, с неподдельной ненавистью к себе. Ну что ж я за мудак-то такой, а!..
Снова хожу в асфальтовом. Подходящих палантинов больше не видел. Встречи не назначаю, работаю по телефону. А зачем… Что мне людям показать? В течение всей зимы пальто смотрит на меня с укоризной. Тоска и бессмысленность. Даже дни стали пепельными. Весна и моль с каждым днем подбираются все ближе. Подумываю о салатовом лаке для ногтей. К стилистическим ограничениям добавились климатические. Холодно так, что с голой шеей не побегаешь, а остальные шарфы, как вы догадались, серые. Выхода нет в любом случае.
Наконец сегодня, собираясь на день рождения к Виктору Шкипину, взбунтовался. Черт с ними, с правилами! Надену пальто. Ну хоть на один день вырвусь из рамок и стандартов. Потеплело ведь, пойду расхристанный и разнузданный, зеленый и счастливый.
Пальто не надевается. Что-то мешает.
«Нда… Вот что значит зависелось без мужика. И все-таки почему же мне руку-то не вставить. Да что-же там такое?!»
Твою ж то! ШАРФ. Он три месяца, сволочь, именно в рукаве и жил. Взял я ножницы и захотел прикончить обоих, но сдержался. Просто избил.
Шатаюсь теперь по родному уже Гоголевскому туда-сюда. Обращают.
Носишь серое, а «Шарф» все время рядом. Всегда. Просто нужно в рукаве посмотреть. Он, сука, точно там.
Встречи с друзьями – теперь не только повод выпить, но и возможность услышать романтические, высокодуховные истории из жизни сограждан. Обсуждали на днях мой пост про долги детям и родителям, и вот…
Итак, одни сограждане развелись. Они собирались жить долго, умереть в один день, обзавелись двумя детьми, собаками, квартирами, машинами, отпусками, обоями и заборами, но потом муж не вынес мусор.
Супруги разобрали проступок на семейном совете, приняли решение, что это тупик, и расстались.
Все прошло без бойни. Дети с мамой. Общайся – не хочу. Но, как это часто бывает в жизни, наследники начали немного на папу подзабивать. Учатся в младше-средних классах, уроки, секции, не до отца. Если только он не возит на машине или не покупает велосипед.
И вот случилась ситуация. То ли день рождения они папин пропустили, то ли еще какой игнор был включен. Но товарищ загрустил. Пьет в компании друзей и делится переживаниями. Всё достойно, никого не винит, просто грустит.
Выступление сольное. Тема: «А я для них столько…» С каждой рюмкой вес сделанного возрастает, тоска накатывает, неблагодарность – налицо. Повторюсь, мужик с понятиями, никаких обид, просто наблюдение за событиями. Приятели сочувствовали, но в пределах разумного – дети, что с них взять! Вырастут – стакан воды-то подадут. Мол, мы все для них на жертвы идем. И тут последовал ответ, поставивший оратора на другую ступень в рейтинге поступков отца:
– Да я, ребята, понимаю, я же не про деньги или вещи, я же всю душу вкладываю… Сколько раз себя ломал… Да я ради них!
Он замолчал, выдохнул, маханул стопку, закусил болгарским перцем и отрезал:
– Я ради них… завгороно[1] выебал!
P. S. Мнение автора может не совпадать с оценкой жертвенности, определенной героем. Цитата с нецензурным глаголом сохранена.
Геннадий Валентинович жил не зря. Редко кто может похвастаться, что по-настоящему нужен людям, будучи всего лишь московским силовиком не Бог весть какого, но все-таки полета, а не ползка. Очень часто человек его должности у россиян вызывает либо ненависть, либо равнодушие, либо страх. Иногда эти три отношения меняются местами.
Геннадия Валентиновича многие искренне любили, причем и мужчины и женщины. Он умел помочь, когда нужно, и при этом оставался в тени. Никогда не требовал особого внимания, хорошо знал о своей роли в жизни каждого, кого он облагодетельствовал, но не напоминал о ней. Да, он иногда мог позвонить в ночи или написать своим подопечным, но это происходило в исключительных случаях, и все ему это прощали. Даже жены крышуемых им предпринимателей достаточно средней, по меркам российского «Форбс», руки. Была, правда, у Геннадия Валентиновича тайна…
Но подождите, не все сразу.
О проекте
О подписке
Другие проекты