Сегодня LiveLib пришёл в гости к молодому писателю Александру Пелевину, который нам расскажет о себе и о своём дебютном романе "Здесь живу только я". Здравствуйте, Александр, расскажите немного о себе.
— Добрый вечер, Марина. Рад принять вас у себя в гостях. Очень приятно, что ваш портал уделяет такое внимание живому общению с писателями. Хотя, прежде всего, я не столько писатель, сколько поэт и в основном пишу стихи. Жить Петербурге и не писать стихов практически невозможно — город к этому очень располагает. Роман "Здесь живу только я" стал первым опытом по написанию крупного прозаического произведения, впрочем, он не настолько крупный, как вы, наверное, заметили. Я бы даже назвал его большой повестью, нежели романом.
Да, он действительно не такой уж большой и читается на одном дыхании, что только усиливает это ощущение небольшого объёма. Но, Александр, Расскажите немного о самом романе. Откуда взялось такое название и концепция для вашего романа?
— Название по ходу сюжета проясняется и не буду в интервью сразу раскрывать все карты, а то читателям будет неинтересно следить за развитием сюжета. Скажу лишь о некоторых особенностях. Пространство, в котором живёт Пётр, это личное пространство, в которое он не хочет никого пускать. Он пытается разграничить свой внутренний мир и мир внешний. Одна из основных концепций романа в том, что наше восприятия окружающего мира крайне субъективно. Пётр на самом деле видит не галлюцинации, он видит варианты мира, а потом сам оказывается частью одного из миров, если говорить образно. Петра ведёт немного маргинальное существование и это тоже ещё один способ бунтовать против действительности. Петру противна современность и современники.
Ваш роман написан в очень интересной манере. Я бы сама назвала это магическим реализмом, но это словосочетание слишком на слуху последнее время и создаёт немного неверные ожидания и ассоциации. Что бы вы сами сказали о своём стиле и манере повествования?
— Мне как-то встречалось название галлюциногенный реализм и, мне кажется, что это более верно охарактеризовало бы роман, но опять же создало бы лишние ассоциации. Герой действительно борется с галлюцинациями и до самого конца я старался выдержать интригу, чтобы постоянно у читателя возникали сомнения о том, что герой просто сумасшедший, либо же мы действительно имеем дело с магическим реализмом, с волшебством, с другими реальностями.
Когда я его читала, то почувствовала, что в этом романе есть молодость и современность. Тут есть модные тенденции из интернета, популярные мемы, что-то такое, что ваш однофамилец как-то назвал "мемокодами" для своих. Скажите, вы это специально выбрали такой формат повествования или так получилось, что вы молоды, это ваша культура и вы о ней писали?
— Знаете, я не думаю, что у меня это вышло не специально, то есть я хочу сказать, что я не насаждал этого в книгу, чтобы показаться кому-то своим. Просто я описывал тот мир в котором живу, теми словами, которые я использую, поэтому там так много современного: мобильные телефоны, компьютеры, интернет. Котики, кстати. Это окружает меня, это мой мир, я в нём живу, его знаю и вижу, поэтому и писал я о нём.
Действительно, у вас получилось это очень гармонично, не было чувства нарочитости стиля. В таком случае я хотела бы ещё спросить у вас про весь этот сюрреализм, который не всегда просто понять и как-то объяснить, расшифровать его. Это тоже какая-то глубоко личная часть вашего мира?
— Знаете, в древние времена люди считали, что есть горний мир, а мы всего лишь отражение того, что там происходит. Причём, отражение не всегда точное. Легенды и мифы древней Греции, например, отражали в символической форме какие-то произошедшие политические или культурные события и они воплощались в такой вот художественной форме мифа. Примерно это же я пытался сделать в своём романе с галлюцинациями и снами главных героев, которые стали прообразами того, что происходили с ними в их реальном мире. Там не всегда можно уловить точное соответствие и расшифровать, нужно понимать, что те образы очень поэтичные, интуитивные, ассоциативные и их возможно воспроизвести в полной мере только если быть со мной максимально похожим в плане жизненного и культурного опыта. Это как стихи, да. Личные переживания, очень личные ассоциации.
Действительно, я читала ваш роман и местами мне казалось, что это очень личное произведение. Книга показалась достаточно сложной и многоуровневневой, что вы и сами сейчас только что подтвердили своими ответами. Не каждый автор может так сплетать реальность и вымысел, стирая между ними границу, заставляя читателя сомневаться в том, какая из действительностей романа реальна.
— Я пытался сделать основной упор именно на отсутствие границы между реальностью и бредом. Выходя из музея герои попадают в мир фантазии, но, понимаешь, Марина, ведь это на самом деле как раз тот случай, когда герой не может решить, какой из двух вариантов верный, а в итоге оказывается, что оба и не неверны, и не верны, и вообще выбора никакого нет. Галлюцинаций и реальности нет, нет бреда и снов, они вместе сосуществуют, образуют свою особую гармоничную реальность.
Это всё очень сложно и в то же время интересно. Хотелось бы об этом поговорить немного подробнее... Такой вот момент, в литературе часто выделяют такое понятие как "приём". Я всё же не до конца поняла, что вот ваш сюрреализм в романе это приём, чтобы продемонстрировать что-либо или это просто искусство ради искусства?
— Такой сюрреализм должен настраивать читателя на определённый лад. Он задаёт настроение. Такие неожиданные моменты в тексте, когда условно реальные события смешиваются с чем-то, что тяжело определить, — сон ли, бред ли, альтернативная реальность ли, — то у читателя неизбежно возникают сомнения, в которых он и прибывает до конца романа, до самой развязки. Ну, я вот например так до конца и не могла понять, что скрывается за всем этим. Именно к этой цели я и стремился, да, создавая эти сюрреалистические линии повествования. Странная щекотка какая-то. Ой, что это, словно многоножка по мне пробежала, откуда по мне ползёт многоножка? Не беспокойтесь, Марина, всё хорошо, вам что-то показалось просто. Александр, какое-то странное щекотание прошло по спине у меня — может кот усами? Да нет, я же в одежде сижу тут, подумала она и вновь ощутила, словно сотни мелких ножек быстро перебирают её позвонки, пересчитывают рёбра, вызывая непреодолимый первобытный страх и желание бежать. С чего бы это? Кажется по мне что-то всё же проползло, что это, у вас кроме кота ещё какая-то живность? Александр? Александр! Она вскочила и побежала к выходу, явно ощущая топот тысячи маленьких ног по своему телу. Улыбка Александра расплылась по обоям комнаты. Бррр, вжжж, вжжж, бррр, зазвучало из-под ног. Земля трясётся, это что — землятресение? Подумала Марина. Выход почему-то оказался с другой стороны, она точно помнила, что входила в комнату и дверной проём был рядом с диваном, на котором сидел Александр, но теперь этот выход почему-то располагался за её креслом и я ничего не понимаю. Этого не может быть, Боже, что за глупости! Бжжж, вжжж, вжжж, бжжж, раздовалось из-под ног. Она выскочила в неизвестное ей пространство комнат и коридоров, которое она преодолевала с невиданной для себя скоростью. Это всё не то, не то, я не отсюда зашла и не сюда приходила. Помещения сменялись, словно кадры слайдшоу на быстрой перемотке. Комната сменялась комнатой, на каждой двери были таблички и надписи, всё было в надписях и табличках, которые крутились первобытным вихрем настоящего хаоса, перемешанным с облаками пыли, они окутывали её, давили со всех сторон, заставляли кричать, но никакого крика из горла не раздавалось, единственный звук нарушал тишину — вжжж, бжжж, и была только мысль о нём, мне всё это не нужно, мне нужен выход, а не ваши таблички, была только одна мысль о спасительном крике помощи в этом странном пространстве, Боже, помогите мне кто-нибудь я заблудилась, в этом бреду реальности, стен и предметов. Коты, Ленины, красноармейцы, звёзды — всё кружилось вокруг неё, одновременно двигалось и стояло на месте, я сейчас просто сойду с ума, толпы в будёновках шли стройным шагом под революционные гимны мимо бегущей женщины в ночнушке с растрепавшейся причёской и диктофоном в руке, она видела под собой тысячи разных городов, земель, континентов, даже две галактики пронеслись рядом, ей улыбались коты, а с неба падали крупные капли дождя в кепках и с острой бородкой, они падали и не шлёпались, разлетаясь тысячью мелких брызг, как обычно это делают по-настоящему большие капли, а словно что-то говорили, слегка не выговаривая букву "р", или жужжали, как рой пчёл — вжжжж, вжжжж, бжжжж, — и опять переливались в букву "р", которая звучала всё протяжнее, с небольшими перерывами и переливами, словно что-то быстро тряслось и билось о поверхность стола, словно вибрация телефона, лежащего на твёрдой поверхности и...
—
Марина с бешенным сердцебиением и вскриком резко вскочила в своей постели и оглянулась по сторонам. Вокруг была знакомая мебель, родные стены. Рядом жужжал вибрирующий телефон. "Будильник", — поняла она. "Я дома", — расцвело в голове внезапное прозрение, — "это был всего лишь плохой сон", решила она, позволив себе обратно откинуться на подушку и немного отдышаться. "Господи, что за бред, какой Александр, он же Виктор Олегович, о чём я", — думала она про себя. Полежав так ещё несколько минут, пытаясь бороться с мыслями о своём сне, она внезапно унеслась в раздумьях к другим вещам, более насущным, бытовым делам, о работе и чисто на автомате сделала привычный и будничный жест — потянулась к своему ноутбуку, который неизменно лежал на тумбочке рядом с кроватью.
Она открыла его, запустила браузера и перешла на LiveLib. Начала листать главную и внезапный крик "Не может быть!" разорвал тишину.
На главной странице было ночное интервью с Пелевиным.
