Часовой, тощий, среднего роста африканец, заслоняя ладонями от ветра огонек зажигалки, принялся, в нарушение устава караульной службы, раскуривать самокрутку. И тут же за это поплатился. Прыгнувший на него сзади Большаков самым решительным образом прервал столь вредный для здоровья процесс табакокурения. Заодно и вооружился: явно не родной АК-47, пара магазинов, старенький «Браунинг» и неожиданно отличный нож. Самый настоящий «Кабар» в потертых кожаных ножнах.
Они сошлись у кустов на окраине лагеря. Ван, или как его там, тоже с автоматом за спиной и ножом в руках шагнул навстречу.
– Стой! – проорал шепотом, по-русски от волнения, Большаков. – Замри!
Тот так и застыл с поднятой ногой в нескольких сантиметрах от еле заметной в траве проволоки. Соединенной, по-видимому, с сигнальной ракетой. Или гранатой. Потом осторожно опустил ее и благодарно кивнул. Внимательно глядя под ноги, буквально обнюхивая землю под ногами, оба преодолели последние метры и нырнули в кусты.
– Понимаете по-русски? – ехидно спросил Николай.
– Исключительно в пределах военного разговорника, то есть практически нет.
– Понятно.
Впереди показалась дорога.
– Если не ошибаюсь, здесь должен быть автомобиль с патрулем, – заметил Ван. – У меня только два ножа. Дайте-ка ваш на всякий случай.
– Сам справлюсь, – буркнул Большаков.
И справился. «Кабар» вошел точно под лопатку чернокожему бойцу на переднем сиденье. Два других, выпущенных китайцем чуть позже в долю секунды один за другим, оборвали жизни водителя и пулеметчика на заднем сиденье.
Старший лейтенант глянул на звезды.
– Мне туда, – и показал рукой. – А вам?
– Вообще-то я собираюсь прихватить вас с собой, – заметил китаец. – Возвращаться из плена веселей не в одиночку. Что скажете? – и покачал головой.
Дуло трофейного револьвера в его правой руке смотрело в землю. При желании он мог за секунду взять Большакова на мушку.
– И я того же мнения, – не стал возражать Николай. – Компания – дело святое.
Его «Браунинг» как раз-таки был направлен в живот товарищу по несчастью и союзнику. Уже бывшему.
– А вы проворней, чем я ожидал, – заметил Ван. – И что теперь?
– Теперь я уезжаю, а вы двигаетесь пешим ходом, – после некоторого раздумья ответил старший лейтенант.
Здорово было бы, конечно, вернуться из плена с собственным пленным, тем более китайцем. По данным разведки, их здесь, кстати, не было и не должно было быть. Вот только уж больно стремно было вести с собой такого вот ловкача. Даже оглушенного и старательно связанного.
– Понимаю, – очаровательно, как только китайцы умеют, улыбнулся Ван. – До метро не подбросите?
– Не по пути. Прощайте.
Китаец развернулся и нырнул в заросли.
– Приятно было познакомиться, – негромко прошелестело оттуда. – До новой возможной встречи.
– Вот уж на хрен.
– Свои, – проговорил, подъезжая к посту Большаков.
– Старшой? – раздалось удивленное из кустов – А?..
Лейтенант Семенов вышел из кустов и остановился в паре шагов от машины.
– Кто из командования на объекте? – Николай вылез из автомобиля и тяжело оперся на капот. Силы заканчивались.
– Никого, только Баянист зачем-то ночевать остался. Откуда аппарат?
– Потом, – отмахнулся Большаков. – Отгони тачку в кусты и молчи, что меня видел.
– Понял.
Ну, что ж. Баянист так Баянист. Николай на минуту заскочил к себе в палатку. Умылся, поискал аспирин и не обнаружил. Голова, как схлынул адреналин, разболелась так, что хотелось ее оторвать и забросить куда-нибудь подальше.
В палатке у Круглова было темно и тихо.
– Товарищ майор, – старший лейтенант распахнул полог и шагнул вовнутрь, – просыпайтесь!
– А я не сплю, Коля. – Свет зажегся. Видно, этой ночью замполит ждал гостей.
Восседал за столом, бодрый и деловитый, прямо как в президиуме отчетно-выборного собрания. И не один: в углу палатки пристроился на табурете штатный начальник охраны объекта. Тот самый, преклонного возраста старлей. С «калашом» на коленях. Тоже бодрый и собранный и на себя, привычного, совершенно не похожий.
– Садись. – Круглов указал на свободный стул.
– Спасибо.
– Выпьешь?
– Не найдется чего-нибудь от головы?
– У нас, как в Греции, все есть. – Покопался в тумбочке и извлек упаковку.
Большаков проглотил сразу три таблетки и запил стаканом воды.
Поставил стакан на стол и только тут заметил выглядывающий из-под пожелтевшей «Красной звезды» за прошлый месяц пистолет Макарова. Ух, ты.
– Легче стало?
– Немного.
– Тогда давай рассказывай.
– Боюсь, товарищ майор, это несколько не в вашей компетенции, – покосившись на ствол под газеткой, отмахнулся Николай. Не до политесов было.
– В моей, Коля, в моей. – Круглов протянул ему книжечку в кожаном красном переплете. – Ознакомься.
«Старший оперативный уполномоченный третьего главного управления Комитета государственной безопасности». Не Круглов и точно не майор.
– Товарищ полковник?
– Полковник, полковник. Начинай уже. Время, так понимаю, дорого?
– Так точно.
Большаков глянул на часы – вновь обретенный «Ориент» (здоровяк Билли на свою беду спал этой ночью на свежем воздухе в гамаке) – и начал.
– Красивая получилась история. – Фальшивый Круглов отхлебнул чайку из самой настоящей среднеазиатской пиалы. – Злодей-особист, он же предатель, плен, вербовочные подходы, мать их ети. А потом вообще как в рóмане: побег в компании с каким-то китайцем. Откуда здесь китайцы, Коля?
– Понятия не имею, – буркнул Большаков. – Но именно так все и было.
– Во накрутил-то! – раздалось из угла палатки.
– Точно, – согласился полковник. – А Поздняков, между прочим, рассказал совсем другую историю: дескать, именно ты приказал остановить машину, после чего расстрелял Фесенко с Никитиным. А его хотел захватить живьем, только наш Юра оказался ловким парнем. Дал тебе по башке, выкинул из машины и уехал. Выглядит, согласись, куда как правдоподобней.
– Согласен, – осторожно кивнул пульсирующей от боли головой Большаков. Даже аспирин толком не помог. – Значит…
– Да ни хрена это не значит. – Полковник убрал ствол в кобуру. – Лично я склонен верить тебе, а не этому разгильдяю и бабнику. Да и Никитин твой…
– Что с ним? – вскинулся Николай.
– То ли башка у твоего прапора бронированная, – раздалось из угла палатки, – то ли пуля прошла по касательной. Короче, ночью он очухался. Добрел до ближайшей деревни, угнал мопед – и сюда. Успел сообщить, что Поздняков – сука голимая, и отрубился. Контузия у него. Сильнейшая.
– Ух, ты.
– Ах, ты. – Полковник закурил. – Поэтому капитану сразу после доклада вот он, – кивнул в сторону якобы переростка старлея с автоматом, – грамотно настучал по организму, зафиксировал и забросил в палатку под охрану твоим нукерам.
– А…
– А теперь давай о Прохорове. Что такого интересного ты на него накопал?
– Так получилось, – начал Николай, – что несколько часов назад мне стало известно, что наш подполковник – очень небедный человек.
– Источник?
– Никита, майор из аппарата главного военного советника.
– И что такого тебе сказал этот самый Никита? Постарайся воспроизвести дословно.
– Хорошо.
– А вот Корейко ваш…
– Кто это? – удивился Большаков.
– Как это кто? – в свою очередь удивился майор. – Витя Прохоров, кто же еще. – Хохотнул. – Везет же мужчине: и деньжат здесь нехило поднял, и орденок точно на лету схватит.
– А почему ты решил, что он сильно при деньгах?
– Все просто, дружище. Ты его «котлы» видел?
– Ничего особенного. – Большаков с законной гордостью глянул на собственный хронометр. – Какая-то штамповка в железном корпусе. Делов-то.
– Штамповка… – Майора аж скрючило от хохота. – Ой, не могу! Ну, ты и знаток! Вот это видел? – продемонстрировал собственные часы.
– Ну.
– Гну! Made in Швейцария, чтоб ты знал. Стоит, к сведению некоторых знатоков, как пар десять твоих «Ориентов».
– Ого.
– Точно, именно так. А у Витечки часики – самая настоящая «Омега», да в платиновом, чтоб ты знал, корпусе! Ценой – как пар пятнадцать моих или два ведра твоих, роскошных.
– Да ладно!
– Мамой клянусь. В Союзе знающие люди за такие штук сто советских денег отслюнявят не глядя. И еще спасибо скажут.
– Твою мать, – ошарашенно пролепетал старлей.
– Исключительно тонко подмечено, – ухмыльнулся Никита. – Хватит и на шикарный кооператив в столице или домик у моря, и на долгую сытую жизнь. Учись, студент. – Майор сделал пару богатырских глотков из стакана и тут же долил.
– А ты-то откуда знаешь?
– Я-то? – Закурил. – Откуда надо. У тестя… – Замялся. – В общем, за слова отвечаю. Ну, что скажешь?
– Клара, – ответил словами пошлого анекдота Большаков. – Я… ею, – и тоже освежился. Даже вкуса не почувствовал.
– Вот, значит, как. – Полковник в задумчивости отстучал пальцами по столу что-то, отдаленно напоминающее «позорный» пионерский марш. – «Омега» в платиновом корпусе… Аванс получается или даже полная оплата за труды праведные. Лихо его юаровцы захомутали.
– Теперь понятно, – донеслось из угла, – почему его, сердечного, так скрутило вчера поутру.
– А Поздняков, получается, со штатниками подружился, – наябедничал старлей.
– Дела… – с грустью усмехнулся полковник. – Самый настоящий хохляцкий партизанский отряд. С предателями. И даже еще круче.
Был он, что называется, в теме: в армию в ту великую войну не попал по возрасту, но все равно как следует повоевал. В партизанском отряде у Сабурова. С двенадцати мальчишеских лет. В разведке, конечно же.
– Дела. – Большаков качнул головой и тут же зашипел от боли. – Что делать-то будем?
– Отдохни часок-другой, – прозвучало в ответ. – А я схожу пообщаюсь с капитаном. По-свойски. Коллеги все-таки.
– Ну, как ты?
– Уже лучше, – с умеренной бодростью отозвался Большаков.
К обеду боль действительно немного стихла, только голова слегка потрескивала, как тот арбуз, когда его проверяют на спелость.
– А раз так, давай работать.
– В смысле?
– Для начала обрисую тебе обстановку, как ее вижу. – Полковник с силой провел ладонями по нежно-землистого цвета лицу, отчего то на минуту порозовело. – Произошло ЧП: командир войсковой части подполковник Прохоров встал на путь предательства. Вступил, понимаешь, в контакт со спецслужбами ЮАР и выдал им схему охраны совершенно секретного военного объекта. За что получил вознаграждение в виде эксклюзивных, – произнес со смаком, – часов швейцарского производства стоимостью около ста пятидесяти тысяч долларов США.
– А…
– А сотрудник особого отдела капитан Поздняков морально ни разу не перерождался. Напротив, до последнего мгновения жизни был верен Родине и присяге. Это он, Коля, настоятельно посоветовал тебе внести изменения в охрану объекта со стороны воды и не докладывать об этом подполковнику.
– Почему не докладывать?
– А подозревал он его в чем-то таком или просто не был на сто процентов уверен. – Вздохнул. – Вот такова официальная версия всего произошедшего. Понятно?
– В общем и целом, – кивнул Большаков. – Только почему до последнего мгновения? Разве с ним что-то произошло?
– Пока нет, но в самое ближайшее время… – Полковник тяжко вздохнул. – В общем, не убережем мы капитана. Погибнет, сердцем чувствую, причем страшно.
– А кто его? – обалдел старший лейтенант.
– Как это кто? Вы с Максимычем, – кивнул тот в сторону ловко управляющегося с изрядных размеров бутербродом как бы старшего лейтенанта. – А после, – достал из тумбочки Polaroid, очень похожий на тот, что был у сэра Бенедикта, – все хорошенько зафиксируете. Чтоб смотрелось.
– Разве так можно?
– Именно так и никак иначе. – Полковник попил водички. – Сам посуди, может ли быть такое, что и командир, и ответственный за контрразведывательное обеспечение сотрудник особого отдела вдруг взяли и одновременно продались оба со всеми потрохами иностранным разведкам? Причем разным. Лично я в такое верю с трудом. Именно поэтому ничего такого и не произошло.
– Совсем?
– Почти. – Помолчал. – Предательство имело место, но в одном только случае: со стороны подполковника Прохорова. В чем тот и призна́ется, когда увидит, что произошло с героем-особистом.
– А иначе никак?
– Иначе, Коля, совсем никак. Потому что уверенность у нас в предательстве этой сладкой парочки имеется, а доказательств – хрен.
– А очная ставка?
– Его слово против твоего. Никитин твой, сам понимаешь, свидетелем не считается. Ничего твой прапор толком не разглядел, и показания его основываются исключительно на том, что Поздняков, – очень нехороший человек. Так что поверят, зуб даю, не тебе. И светит тебе, дружище, казенный дом, если чего не хуже, а Юру, вполне возможно, еще и наградят. За бдительность и отвагу.
– И что же делать? – Николаю сделалось по-настоящему грустно.
– То, что я сказал. С Поздняковым, как ты уже понял, каши не сваришь, поэтому давить надо на Прохорова. Колоть его до глубокой задницы, в противном случае в Союзе он от всего тут же отопрется. Парень крученый. И хлопотать за него начнут, есть кому.
– А с Поздняковым…
– Сделаете все, как надо. И нечего мне тут краснеть и стесняться, как семиклассница на сносях. Не было здесь предателей среди сотрудников КГБ, и точка! Только героически павший на боевом посту капитан. И вообще тебя сюда прислали для защиты от врагов внешних, а нас с напарником – внутренних. Так что давай работать.
– Есть работать, – вздохнув, кивнул Большаков.
Полковник не ошибся. На допросе Прохоров повел себя так, как и следовало ожидать: глаза навыкат, морда ящиком. В общем, «ничо», типа, не знаю, служу честно, беспорочно, за отчизну любому пасть порву. Часы, что на руке, обнаружил, мамой клянусь, две недели назад в кустах, куда зашел побрызгать. Ни с какими юаровскими спецслужбами отродясь дел не имел. Да и, к стыду собственному, только что и с ваших слов узнал о существовании такой страны – Южно-Африканской Республики.
– Ну, на нет и суда не получится, – заметил проводящий допрос полковник. – Может, действительно ошибка вышла.
– Так, значит, я свободен? – воспарил душой невинно обвиненный.
– Можно и так сказать, – прозвучало в ответ, и подполковник расцвел лицом.
Впрочем, радость его была недолгой.
– Маленькая формальность. – На стол перед ним выложили несколько фотографий. – Узнаете?
– Нет. – Присмотрелся и побледнел. – В смысле, да. – Покраснел, как кумач. – Это Поздняков?
– Он самый, был.
– И кто это его так?
– Спецслужбы той самой ЮАР, о которой вы ни сном ни духом. Покойный, как выяснилось, тесно с ними сотрудничал. Наказали за срыв задания и гибель своих боевых пловцов. – Полковник тоже бросил взгляд на фото и поежился. – Буры, они такие, – и опять углубился в бумаги. – Вы идите, Виктор Андреевич.
О проекте
О подписке
Другие проекты