Отзывы на книги автора «Елена Катишонок»

Бывает такое, что любимые герои возвращаются. И это очень хорошо. Хотя и немного грустно. Они возвращаются в воспоминаниях своих детей, внуков. На них и смотришь то уже по-другому, и всё же они те же, старые знакомые. И вот даже в буквальном сиысле.

"Против часовой стрелки" является продолжением "Жили-были старик со старухой". Это уже история старшей дочери Матрёны и Георгия Ивановых - Ирины.
В первой части ей тоже уделено внимание, но всё равно она больше о жизни родителей, и Ирина там была второстепенным персонажем.
Здесь же ей отведена главная роль.
Перед нами женщина сильного характера и большого мужества. Женщина, которую не сломили ни война, ни голод, ни послевоенное тяжёлое время, ни потери.
А теряла много, и многих. Самая старшая в семье, она похоронила братьев и сестёр, стала вдовой в расцвете лет...
Эта тяжёлая участь- пережить близких- не ожесточила её, хотя оставила рубцы на сердце навсегда.
Ссора с дочерью, тяжёлая, жестокая, довела Ирину до инсульта. Эта боль не отпускала её всю жизнь. Но утешением стала внучка. Утешением, отрадой, лучиком света.
Ласточкой называла внучка бабушку Иру. Она и была ласточкой, маленькая, тоненькая, сильная.
Прожила жизнь не играя, не притворяясь, никому не завидуя, ни перед кем не заискивая. Достойно встретила старость, ей уж точно нечего стыдится. Правда есть о чём сожалеть, но у кого нету в прошлом моментов, которые не хотелось бы исправить?

Тёплая, искренняя, очень душевная история. История одной женщины, история страны. Говорят, люди подстраиваются под время, в котором родились. Наверное, это правда. Вот только вряд ли Ирина подстраивалась. Просто, мне кажется, есть женщины, которым предназначено в собственной семье быть ангелом-хранителем, служить опорой и вселять надежду. Ирина была такой. Ласточкой, вестницей счастья.

P. S. Вот я честно не понимаю, как кому-то может не понравиться эта книга. Это не то чтобы камень в чей-то огород, не читала пока рецензий, не видела оценок, просто образное недоумение, потому что и правда не понимаю. Она такая простая, без изысков, без пафоса, жизненная, светлая, настоящая.
Она о том, как быстротечно время, как быстро проходит и хорошее, и плохое. Как дни сменяют друг друга и складывают сложный жизненный пазл, финал которого для всех одинаков. Годы летят, уходят, и остаются только воспоминания.
"Человек умирает, и поминаешь его каждый день в молитве, окликаешь по имени и прибавляешь: «Царствие Небесное», словно имя стало длиннее, а «Царствие Небесное» — вроде отчества. Или — отечества, ибо куда уходит человек, как не к праотцам?"
Всплакнула.

Какая же прекрасная русская проза! Катишонок пишет так, что просто не хочется, чтобы книга заканчивалась.
Это — продолжение семьи Ивановых.
Это — продолжение истории Дома.
Это — продолжение истории жизни в одной безымянной прибалтийской республики времен Советского Союза.
Трудно дать четкую характеристику этому роману. Чем-то проза Катишонок созвучна с прозой Дины Рубиной: множество героев, истории семей, многоплановость, глубокий психологизм, но при этом всё очень просто, обнаженно, предельно ясно.
Свет в окне. Это ведь очень понятно каждому. Там — дом, близкие люди, тепло. Там — твоя личная крепость, где тебя ждут, любят и поддержат. Там — жизнь.
Свет — это символ. Но ведь понятный?!
Не у всех героев и не всегда он был.
Ольке Ивановой, правнучке Матрены и внучке Ирины, не повезло, пожалуй, больше всех. Очень рано её вырвали из детства и окунули во всю мерзость и непристойность взрослой жизни. Жаль, что красавице Таисии так и не удалось стать для этой девочки мамой.
Жаль, что очень уж часто женщины цепляются за "штаны" — пусть даже пьяные, агрессивные, опасные. Но ведь мужик! Всё не брошенка, всё при деле. А то, что дети видят и страдают... Ну, что же... В некоторых семьях и хуже бывает!
Жутко.
В романе много и других историй.
Вроде бы благополучного Карла с родителями, которые пережили страшные события. Пережили? Да нет. Догнали последствия их через несколько лет.
Незамысловатая история Насти. Девочки, которая очень уж хотела вырваться из своего убогого угла и зажить красивой жизнью. Вроде бы всё понятно. Да и сама она много делала для этого. Но как-то гадливо. Как-то очень уж расчетливо эта милая мышка шагала по головам. Даже у её подружки так не получалось. Вот та-то была как-раз простой, как три копейки!
Написать про всех героев просто невозможно. Вернее, зачем?
Роман надо читать. Он того достоин. А лучше всего начинать с первых книг.
Это, действительно, очень интересно. И прекрасный русский язык!

P/S. И ещё. Совсем недавно прочитала очередной роман А. Марининой с литературоведческим анализом творчества Горького. Впечатление ужасное. Читать было невозможно.
Здесь же было нечто подобное (но не то, не то!!!) о Голсуорси "Саги о Форсайдах". Небо и земля.
Я не люблю этот роман Голсуорси. И перечитывать не хочу. Но как же красиво всё написано! В восхищении!

Вселенная романа Е. Катишонок «Куда уходит человек» ограничена небольшим доходным домом, построенным в 30-х гг. XX века. Несмотря на малогабаритность дома, под его крышей на пяти этажах в одиннадцати квартирах разворачиваются летописи жизней первых жильцов, а также тех, кто вселяется взамен ушедших. Рассказывает удивительные истории человеческих жизней главный свидетель происходящих и сменяющих друг друга событий / режимов – его величество Дом.

И хотя Дом, как любое другое здание, обладает собственным адресом, всё же город отступает на задний план. Правда, присутствие его ощутимое и уже узнаваемое по роману «Жили-были старик со старухой». Рига снова предстаёт перед нами самой себе не принадлежащей землёй, претендуют на которую разные государства поочерёдно. Пускай каждое новое правительство устанавливает собственные флаги на зданиях, утверждает новые законы, меняет государственные языки, однако дух местных жителей остаётся неизменным. Именно дух определяет любовь Дома к первым жильцам. Поэтому Дом так сильно грустит, когда люди уходят – на время или навсегда.

Когда уходит человек
На час иль навсегда,
Горит невыключенный свет
И капает вода,
Хоть он закрыл на кухне кран
И снял ключи с гвоздя,
В холодный сумрачный туман
Поспешно уходя.

Олицетворение зла у Катишонок – не дурной человек, а система, стирающая людей. И неважно, на чьей стороне находится человек; рано или поздно, попадая под колёса новых приказов, сначала он теряет самое ценное, а затем теряется сам – уходит…

Дом не заметил, как рано утром Валтер выскользнул через чёрный вход, да если бы через парадное шёл, тоже не заметил бы, – по улице, по дворам катились, повторяясь и отскакивая от стен, одни и те же простые слова: что-то... – это... – это? – это! – где-то... – где-то? – где-то, – пока из них не сложилось новое, тревожное и непонятное: гетто.

В самом конце читатель понимает, что того самого Дома № 21 по ул. Палисадной больше не будет – нет людей, которые могли бы в него вернуться. Но как не грустно расставаться с учителем гимназии, красавицей-артисткой, дантистом, антикваром, дворником и его женой, а также другими ставшими милыми сердцу персонажами, мы понимаем – жизнь продолжается… Новые истории о телеграфистке, бывшем фронтовике, шофёре такси будет рассказывать голос совершенного другого дома – на то они и циклы, чтобы повторяться.

Несмотря на безнадежную попытку как можно дольше растянуть удовольствие от чтения книги, последнюю страницу романа я перевернула несколько дней назад. Вновь перед моим читательским взором развернулась безукоризненная игра со словами. Некоторые – живут сами по себе, им посвящены отдельные абзацы; другие – роднятся с себе подобными, образуя основную ткань неспешного повествования. Я наблюдаю за игрой слов. Я – ведомая.

Начался ноябрь, когда вдруг вылетело новое слово: акция. Острый, режущий холодом ветер швырял его от одного к другому: акция – акция...

Когда уходит человек
Любовь из дома не уходит
Проходит день,как целый век
И целый век, как день проходит.

И люди ждут, и ждут дома
Вот-вот назад вернётся.
Но дни идут, идут года
А дождь как прежде льётся.

И день как ночь, и ночь как день
В суете и расписаний.
Когда - нибудь и наша тень
Быть тенью перестанет...
(Эвита Гайнет)

Этой книге удалось затронуть какие-то лирически струны моей души... Не сюжетом, не героями и даже не стилем написания. А одной лишь только деталью - Домом, в котором и вокруг которого происходят все события в книге. Дом №21 на Палисадной улице в городе Рига оказался до боли похож на дом, где живут мои дедушка с бабушкой в небольшом городе Ромны Сумской области. Елене Катишонок удалось воссоздать для меня звуки, запахи и ощущения от старой пятиэтажки из моего детства. Там точно так же как и на Палисадной вокруг дома растут каштаны, а на первом этаже по сей день висит черная табличка, на которой белой краской выведены фамилии первых жильцов дома. Кто-то из них давным-давно съехал, кого-то уже и в живых нет, а дом все еще помнит их имена. Уже совсем другие детские ботиночки стирают гранит с лестничных ступенек, перепрыгивая по две-три за раз, чем приводят маму в прединфарктное состояние... Уже совсем другие руки отпирают почтовые ящики на первом этаже и забирают письма и газеты... Уже совсем другие старушки оккупировали лавочку во дворе и разбили цветочную клумбу...

А Дом все еще помнит своих первенцев и с надеждой ждет - вдруг кто-нибудь из этих упорхнувших из его гнезда птенцов захочет вернуться обратно... Дом живет своими воспоминания... Для него все последующие жильцы - просто калейдоскоп меняющихся лиц и судеб, которые на какой-то небольшой период времени нашли приют под его крышей. И я, как и Дом, хорошо и четко запомнила только первых. Они сами, их характеры и судьбы прочно отпечатались у меня в голове. Все, кто заселился позднее, как-то прошли мимо. Неясные мутные тени. Люди, по которым взгляд только скользнул невзначай и сразу же перевелся на что-то другое. Я прикипела душой к дядюшке Яну и его жене, потому что они жили Домом и воспринимали его как живое существо. Мне безумно хотелось чтобы после Второй мировой Мартин Баумейстер вернулся в Латвию и нашел Дом целым и невредимым, чтобы Дом в конце концов обрел настоящего хозяина. К концу книги я сама заболела идеей Дома вернуть прежних жильцов, которых разбросало по миру...

Но, увы, это невозможно. Такое желание сродни утопии. Слишком много выпало на долю этих людей. Что называется - из огня да в полымя. Красноармейцы, заполонившие улицы, и алые флаги на официальных зданиях. Проходит всего лишь год и их сменяют человечки в серо-зеленом со свастикой. Пять лет- и снова в городе правят советские войска. И каждая власть пытается выявить врагов, шпионов, диверсантов и тому подобных вредителей. И каждая власть, если не находит их, то вполне способна их придумать... Наверное, это ужасно, но я хотела чтобы в первую очередь во всем этом выстоял Дом. Насчет людей я не питала никаких иллюзий. Я знала, что все без исключения выжить не смогут. До кого-то дотянет руки безумная государственная машина, кого-то убьет шальная пуля, летящая и поражающая без разбора, а кто-то не выдержит и сломается сам...

Я безумно злилась на Зильбера, которого подкосил страх и ожидание ужасного. А ведь все это могло и не коснуться его! А ведь он мог остаться живым и прожить долгую, а возможно и счастливую жизнь! Я была поражена тем, как Леонелла и Макс, пожив вместе на Кайзервальде, разъехались и в одночасье стали друг другу чужими людьми! А ведь могли прожить жизнь так, чтоб ей не довелось на Палисадной оправляться от инсульта в одиночества, а ему - уезжать на старости в неизвестном направлении... Или если бы Леонелла вместо того чтобы разменивать себе с Громовым, отдала бы свою любовь мужу... Но в те минуты казалось, что муж вечен, будет рядом всегда и никуда не денется... А оказалось, что денется или нет не всегда от него зависит... Можно было дать ему гораздо больше, чем, кусая локти и отдавая дань памяти, назвать в его честь дочь... Столько упущенных возможностей. Столько слов и дел, несказанных и несовершенных, которые могли бы все изменить и исправить... Как могла сложится жизни и как она сложилась... Для меня здесь не важен исторический фон. Он мог быть таким, каким его описала Катишонок, а мог быть совсем другим. Важнее люди и их поступки и мысли под влиянием неблагоприятных обстоятельств...

Эта книга для меня - чистая грусть. Такая, какая бывает в последние летние дни. Ты знаешь, что не за горами новое лето. Оно возможно будет ярче и памятнее, чем прошедшее, но все равно не можешь не грустить. У дома будут новые жильцы, но таких как первые - никогда... Эта книга - песнь тому, что все в жизни мимолетно, невечно и проходяще... И мне грустно. Щемяще грустно... Как будто это я что-то в жизни упустила. Или где-то свернула не туда...

Буквально с первых слов книга ударила по струнам души, и стала звучать в унисон с ее мотивами. По сюжету автор находит где-то на гаражной распродаже в Америке дневники русской женщины, в которых излагается хроника примерно 5-7 лет ее материнства. Жизнеописание начинается с советского роддома с его соответствующей атмосферой, где героиню Ирину Лакшину именуют не иначе, как старородящей (т.е. ее возраст к этому моменту ориентировочно более 25 лет). Знали бы они тогда, в своих уже далеких 80-х, что все больше и больше женщины будут рожать детей ближе к 40, т.е. старородящими пришлось бы именовать добрую половину, а то и больше прибывающих на роды. Книга написана с теплым юмором, некоторой долей иронии и ничего кроме исключительно положительных эмоций не вызывает. После выписки из роддома Ирина продолжает вести дневник, повествуя о семейных буднях молодой мамы, подмечая достижения, умелки, первые шаги своих двух родившихся друг за другом дочерей. Дети умиляют своей искренностью и непосредственностью, придавая вновь услышанным словам, или уведенным событиям/действиям такой смысл, который в голову взрослому человеку никогда не придет, хотя, возможно, если отбросить все условности, и посмотреть на жизнь глазами ребенка, многое станет гораздо проще. Мы ведь и вправду с возрастом многое усложняем, выискивая какие-то смыслы там, где их нет. Искренность и непосредственность детей Ирины вызывает в душу теплую волну, а жизнеописание советского быта рождает в душе ностальгию о своем советском детстве, когда тебя за руку папа или мама водили в детский сад и ты сам тогда был тем маленьким, искренним, непосредственным существом, которое верило в волшебство, деда Мороза и безапелляционную победу добра над злом.
Книга Елены Катишонок дает возможность вернуться на некоторое время в детство, а это много стоит.

Невероятно печальная книга для меня. И это даже не светлая печаль, а такая...безнадежная что ли. По большому счету здесь тот же, что и в прошлых книгах автора, Главный герой и одновременно Режиссер событий - это Его Величество ВРЕМЯ. И аналогии местами проводятся те же, что и в прошлых книгах: "Жили-были старик со старухой" - время движется вперед, накручивая годы и годы на жизненном циферблате, "Против часовой стрелки" - мы отматываем время назад, вспоминая прошлое: " И как славно, что стрелка часов движется по кругу, у которого нет ни начала, ни конца, отчего создается иллюзия, что и время бесконечно, как будто не отмерен каждому, будь то человек, дом или ветка сирени, свой век". В "Когда уходит человек" Время живет в песочных часах: "Песочные часы делают время наглядным: вначале песчинки никуда не спешат и скупо, как отсыревшая соль, просачиваются сквозь тоненькую - не продохнуть - перетянутую талию. К середине жизни, когда кажется, что достигнут некий баланс, можно расслабиться и отдохнуть, обнаруживаешь вдруг, что окружность циферблата по-прежнему дразнит бесконечностью, в то время как минуты, часы и целые годы стремительно валяться вниз, словно тоненькая талия раздалась под могучим напором. Жуткая символика - остающееся наверху пространство и растущий внизу холмик песка - не дает забыть о времени, неотвратимо несущемся в бездонную воронку пустоты".
В целом о книге: на мой взгляд многовато героев выведено. Первых жильцов дома помнишь как родных, их судьбы и прослеживаешь на протяжении всего романа. А вот новые, особенное третье поколение, те, кто вселился в дом после войны - с этими мне было уже туго "общаться", путались они у меня в голове. Хотя понятно, что автор старалась выполнить поставленную задачу - показать эпоху через судьбы жителей одного дома, а в целый век ого-го-го сколько судеб вмещается...
Но общее впечатление от книги все равно положительное, этакая печальная ностальгия..
Впечатление по отношению к этому автору прежнее - достойные произведения выходят из-под ее пера. Не захватывающее чтение, не экшн, а размеренное повествование о непростых годах нашей истории, о месте и жизни простых людей в этом потоке истории. Так порой просто судьба двигает наши фигурки на доске жизни, какие-то убирает одним движением, другие неоднократно переставляет, давая возможность (или заставляя) испытать всякое... Порой даже представить трудно, какой "финт" она произведет над героями.

В роддом я поступала в понедельник. На вопрос: «Полных лет?..» с первого раза ответить не смогла. А кто его знает, как отвечать, если именно сегодня одна цифра сменяет другую, но только — после полудня?.. Как и положено старородящей, некоторые нужные вещи забыла дома, другие были взяты напрасно, зато поверх вещей лежал… Нет, не моток ниток со спицами, и не томик доктора Спока. Даже не более современные издания о воспитании и взращивании чад в более широком смысле — они остались дома, а взята с собой была первая часть аксёновской «Московской саги» . В общем, всё вышло почти как у героини книги, Ирины:

Перед тем как отправить в палату, сумку прошмонали будь здоров. Все белье, даже ночные рубашки, Лехе пришлось забрать домой. Книжки и тетрадку разрешили, буду конспектировать Спока [популярная в СССР книга «Ребенок и уход за ним», автор Бенджамен Спок. — Е. К.]. Выдали казенную рубашку размера на Добрыню… как его там, Никитича.

Но до конспектов у нашей «старородящей» так и не дошло: начав с советско-роддомовского бытописания, она так и не смогла остановиться, постепенно перейдя к коротеньким заметкам о том, как растёт дочка Катька. Первые слова, первые шаги, первые памперсы — не то многоразовые, не то и вовсе самодельные… И изматывающие вечные диалоги со свекровью, сводящиеся к «а вот Лёшенька в этом возрасте…»

Справедливости ради стоит отметить, что и собственную родительницу Ирина не жалует: та от воспитания внучки практически самоустраняется, и единственная родная душа, которая помогает молодой маме — это её старенькая бабушка. Муж, конечно, тоже выручает, но он постоянно на работе, и лишь иногда выкраивает время посидеть или погулять с детьми (по ходу действия у Иры и Лёши появляется вторая дочь, Анечка).

Достать одно. Купить другое. Снять на всё лето дачу. Пережить потрясение, когда твой родной детёныш обидел более слабого, потому что хотел «ударить девочку Алиночку по мордочке»… Вернуться к работе, едва оправившись от родов — потому, что зарплаты мужа едва хватает на то, чтобы покупать на базаре свежие продукты. А колготки, колготки в рубчик! Кошмар нашего детства: вечно сползали и болтались в районе коленок, потому что покупались они на вырост, а резинки растягивались ооочень быстро. Лайфхак, подсказанный Ирине подружкой: купить пару чулок, сострочить, вдеть резинку, и — вуаля!..

Описание поисков детских книжек в букинистике особенно растрогало. Ровесники должны помнить, а те кто помоложе — слышать о том, что книги тоже были дефицитом, и получить талончик на хорошее издание, не сдав предварительно гору макулатуры, было маловероятно… А самодельная «Книга Деда Мороза» (простите за спойлер!) обернулась скрытой — или намеренной? — аллюзией к «Письмам Рождественского Деда» Толкиена. Ведь известно, что семейство профессора жило небогато, и первые письма он писал скорее, чтобы оправдать несоответствие подарков ожиданиям детей, чем с намерением написать детскую книжку.

Кстати, очень удивило описание рабочих будней героини. Оказывается, «удалёнка», в отличие от секса, в СССР очень даже существовала! Или нашей героине очень повезло с начальником. Работать дома, периодически показываясь в конторе лишь затем, чтобы отдать готовую работу или получить новое задание? В начале восьмидесятых?.. Фантастика!!! Ирина периодически ворчит, что получила возможность работать дома лишь потому, что руководитель жил на даче по соседству и встретил её на пляже с коляской, но! До наступления локдауна очень немногие мои знакомые имели такую возможность, даже с учетом современных технологий. А некоторые и сейчас ездят в офис, хотя их обязанности вполне позволяют работать в режиме хоум-офиса, но что-то я отвлеклась.

Да, чуть не забыла! В самом начале есть прекрасная сцена с новорожденной Катькой, которая в роддоме проспала завтрак:

Медсестра, которая пришла забирать сытых ангелочков, укоризненно сказала мне: «Что же вы, мамочка, не догадались ее за пятку щипать?»

Когда моя спящая красавица пропустила два кормления подряд, и подошло время третьего — а она всё спит, и я уже готова была разреветься, мне советовали — сменить памперс. Даже если он чистый… Но в 1979 году с этим было туго. Да и в 1985, когда родилась сестрёнка, — тоже. Это я помню уже вполне осознанно.

Признание под занавес: вести такой «детский дневник» я тоже пыталась. Уже дома, и не в тетрадке, а на ноутбуке. Зубы, болячки, первые детские «слова». А потом поймала себя на том, что ухожу от простого фиксирования и начинаю описывать какие-то вещи с расчетом на то, чтобы дочка прочла их, повзрослев. Оправдания своих поступков, какое-то морализаторство. В общем, это оказался не мой жанр, и файл был перенесён в какую-то из самых глубоко упрятанных папок.

Ушла искать его и ностальгировать.

Дата: 24 июля 2018 г.

Когда видишь свет в знакомом окне, на душе становится спокойней и теплей, тебя ждут и любят...

Прослушала в великолепном исполнении Ирины Воробьёвой, и последняя часть трилогии понравилась, пожалуй, больше всех.
Сначала долго не могла понять, кто такая Лариса, кто Карлушка... Постепенно разобралась.
Книга чистая, светлая, грустная, но искренняя и честная.
Сразу не понравилась Настя, не верила девочке с самого начала. Хотелось ей не просто замуж, хотелось нечто большего: квартиру, чтоб не жить в общежитии, знаменитую фамилию, мужа (как статус замужней) и прочие причины, но любви я нисколько не увидела. А поступок с абортом, так совсем удивил. Давила на жалость? Зачем так поступила? Чтобы жил человек с чувством вины до конца жизни, не зная правды?.. Всё время думала, если б Настя не "окрутила" Карла, возможен вариант, что жизнь его сложилась бы более удачно, не был бы он "неудачником", который даже не вывез ей в пансионат к Чёрному морю...

Героев здесь много, встречаем и прежних Ивановых, но они уже не идут как ГГ-и, не считая Ольгу (повзрослевшую Лёльку), да и её мать, так и не ставшую ей настоящей мамой...мамочкой... Грустно...

Я уже и позабыла про Германа, кто ему нравился в молодости. Оказывается, не просто нравился.
Раньше я понимала буквально: построить дом, родить сына, посадить дерево...
Здесь же вместо дерева добавлено: убить змею. Конечно же, всё в философском понимании высказывания. Интересный взгляд.

Книжку хотелось слушать и слушать не отрываясь.

---

Хорошо пишет Е. Катишонок . Хорошо и гладко. Так гладко, что порой зацепиться не за что, кроме литературного языка, неизменно характеризующегося прекрасной и изысканной вязью словесных кружев, в данном случае повествующих о жителях прибалтийского города.

В 1927 году на одной из улиц Риги был построен новый многоквартирный дом за номером 21, в который тут -же въехали и жильцы разных профессий и званий . И потекла река жизни чуть ли не на 500-сот страниц.

Многочисленные герои живут, любят, женятся и уходят навсегда...Чередуются времена года, власть за длительное время не единожды претерпевает изменения, и только Дом остается постоянной единицей во всей людской кутерьме, как в калейдоскопе сменяющихся картинок чужих жизней и судеб, исподволь наблюдающий за своими жильцами. Самыми первыми, последующими и так далее. При таком авторском стиле эту книгу можно продолжать бесконечно, не обрывая на полпути.

Большой ( в плане объема) роман, в очередной раз рассказывающий о времени и о человеке в нем. Но после прочтения остается странное ощущение, что по существу и сказать особо нечего, так как все это уже было, и даже не единожды.

Было во всех её книгах, когда сменяются декорации, но внутренние стержни сюжета остаются неизменными. Прекрасная жизнь до прихода Советской власти, синонимами которой априори являются террор и угнетение, и людям, живущим на этих страницах практически все едино: большевики или фашисты, вольные или невольные кивки в сторону Запада, при каждом удобном случае не преминет исподтишка и попенять за то, что Советы разрушили прекрасное будущее прибалтийского государства. Удобно так писать, сидя совсем в другой стране и грозя южному централу, попивая сок у себя в квартале... И тошно, и больно от такого лицемерия.

Стандартный набор из террора 30-хх годов, Великой Отечественной, евреев, гетто и концентрационных лагерей , "дела врачей", оттепели и других важных и значимых вех в истории прошлого века. Но все это поверхностно, вскользь, без должной глубины и осмысления. Поэтому закрываешь последнюю страницу без сожаления и искреннего недоумения за что роман вошел в шорт-лист литературной премии "Большая книга"...

И опять семейная сага.
Состоит из 3 частей:родина, в эмиграции и болезни и конец жизни.
Люблю семейные саги. И Катишонок нравится. Но не смотря на легкий язык, читалась мне эта книга очень тяжело. Вся книга - это будто набор фотокарточек, писем, записей на листочках, которые собрали в книгу. И книга в итоге получилась очень тяжелая, депрессивная. Так и хочется в конце добавить: света в конце туннеля нет и мы все умрем.
И где же Джек,который построил дом? А его нет, нет ему места в этом построенном доме, потому что не себе был построен этот дом.

"– Вот дом… – улыбаясь, начинает женщина.

Мальчик звонко продолжает:

– Который построил Джек!

– А это синица… – Взгляд ее нерешительно останавливается на воробье – сойдет за условную синицу? Но тот стремительно вспархивает с куста: навстречу приближается полная дама с коротконогим бульдогом. Женщины обмениваются приветствиями; мальчуган смотрит, как собака, тяжело переваливаясь, останавливается у куста.

– Вот пес без хвоста, который за шиворот треплет кота! – радуется мальчик.

– Который пугает и ловит синицу, – подхватывает женщина, и они медленно продолжают свой путь и повествование о хозяйстве Джека.

Стихотворение кончается раньше, чем улица, но мальчик внезапно останавливается.

– Бабушка, ты забыла?

– Что, Чижик?

– Ну про Джека! Ты обещала, помнишь?.. Что скажешь, где он? Там ведь про всех, только про Джека ничего не говорится.

Мальчик смотрит очень серьезно.

– Давай подумаем. Может быть, Джек уехал за пшеницей – старая-то кончилась.

– Из-за синицы, да? Потому что она ворует пшеницу?

– Да, пожалуй…

Или надоели вечные склоки в доме, но ребенку такое не объяснишь. Цепная реакция какая-то, голову негде приклонить.

– А дальше? Что случилось с Джеком?

– Джек назвал его Пряничным Домиком. И там…
(...)
…Я когда-нибудь доскажу тебе про Джека. На самом деле в Пряничном Домике не было синицы, зато там поселилась важная тетя со своим братом. И ни кота, ни пса в доме не было. Не было и ленивого пастуха с коровницей, потому что коровы тоже не было – молоко, бублики и бананы они покупали в супермаркете. Так что пастух с коровницей строгою не бранились, зато хозяева… Джек их мирил, но это у него не всегда получалось. И тогда тетя нашла себе другой дом, где жили одни старички. Они не жадничали и разрешили той тете переехать к ним. А брат остался жить один. Он скучал, экономил деньги и выключал свет, а в темноте, сам понимаешь, ему становилось неуютно. Он много болел, и Джек пришел жить к нему. Во дворе на дереве поселился соловей и пел песни. Джек посадил розы и каждую называл по имени. Сам он скучал по старому дому, даже приезжал туда, но цветного окошка не увидел; оно, наверное, разбилось… И тогда Джек придумал сделать книжку. С картинками! В его книжке были только картинки. Ты хочешь знать, как называется? «Дом, который построил я», вот как."