Ройф Сергей Иннокентьевич сидел в черном кресле и, недовольно прищурившись, смотрел на меня. Дедушка был человеком весьма сложного характера, даже скверного и склочного, что, несомненно, отражалось в его манере общения. Особенно он не терпел неуважения к себе, ни в каком виде, что доходило до паранойи. Считался суровым директором-диктатором, являлся бездушным отцом и жестоким мужем для своей второй жены. Раньше он был другим, когда была жива моя бабушка, насколько знаю по рассказам тети Марины, живущей в Германии, и не поддерживающей с ним даже простых отношений «привет-пока». Но не утверждаю, потому что Федора Егоровна покинула наш мир, когда мне было три года, а тетя Марина была очень обижена на отца, по причинам, которые никому не известны, и никогда не отзывалась о нем хорошо.
Мужчина был высокого роста, очень худым и немного горбился, когда ходил. Длинный нос и неприятный прищур глаз напоминали мне персонажа из новогоднего мультфильма «Рождественская история», а именно – старого и ожесточившегося скупердяя Эбенезера Скруджа. Плохо так говорить, но он уж очень был похож на него, как внешне, так и внутренне.
Дедушка молчал, уже как пять минут после моего монолога со всеми подробностями, двигая челюстью в разные стороны, хмуря брови и иногда ерзая в огромном черном кресле, отчего он в нем смотрелся совершенно не к месту, даже нелепо.
– Нус-с-с, значит деньги на лечение? – задумчиво выдал он, выпятив губы, и постукивая пальцами по костяшкам левой руки.
– Да, – тихо подтвердила.
– Мм-м-м, а что этот лоботряс, мой непутевый сын, отказался, видите ли? Даже с этим не справился?
– Отказался платить, если через две недели я не выйду замуж за Вигорского Захара.
– Мм-м-м, говно, а не сын. Нус-с-с, что же… – процедил Сергей Иннокентьевич, что-то усиленно обдумывая, а потом продолжил: – Я помогу.
«Неужели?! Ура! Даже не верится…»
Моему счастью не было предела, но довольная улыбка исчезла, как только дед заговорил дальше:
– Но! Ты подписываешь документы, дающие мне право управлять твоим наследством до того времени, пока не выйдешь замуж или не наступит срок.
– Какое наследство? – удивленно уточнила, пытаясь не казаться недалекой в таком важном вопросе.
– Матери твоей, конечно. Какое еще? Она была богатой женщиной. Хитрый интриган, ее отец, позаботился об этом, – просветил меня дедушка.
– Но…
– Наследство Зинаиды должно было перейти к ней в 21 год, либо ее мужу, как только она находила достойного человека, одобренного отцом. Но большая часть денег из наследства откладывалась в банк под процент. Если наследница рожала девочку, то из общего резерва отложенной суммы ей автоматически создавали новый вклад, на который переходила определенная часть денег. Сумма выходила внушительная и, если девочка одна, никого больше не предполагалось с определенного возраста Зинаиды, оставшаяся часть полностью списывалась на счет дочери, добавляясь к той сумме, что уже была. Старик провернул эту ерунду, чтобы по женской лини девушки могли не беспокоиться о своем будущем и это было неоспоримым условием наследования.
– Это не шутка? – выдохнула, пытаясь все сложить воедино и принять как должное.
– Да что уж шутки. Я разве похож на шутника? – рявкнул недовольно Ройф.
– Простите, дедушка. А сколько там…
– Нус-с-с, скажем так, тебе хватит, – проинформировал он меня.
– То есть, я смогу оплачивать и дальше мамино лечение сама? – воскликнула, не веря своему счастью.
– Да, но по достижению 21 года. А пока, ты передашь мне права, которые сейчас находятся у твоего отца.
– Постойте, – запнулась, пытаясь быстро соображать. – Но вы сказали, сумму наследства нельзя трогать, допускается только процент в банке.
Дед прищурился и, насупившись, недовольно хрюкнул, а потом пробормотал:
– Нус-с-с, как бы тебе сказать. Там предусматривается условие для определенной части суммы в инвестиционные вклады, одобренные банком, чтобы увеличить лимит. В этом случае составляется договор с дочерью Зинаиды и опекуном и по получению всей суммы наследница добровольно отдает процент за его работу, согласно условиям договора.
Полученной информации хватило, чтобы выдохнула и кратко оценила имеющую ситуацию. Вопрос очень важный. Мое наследство лежит полностью в банке или определенную часть снял отец для увеличения суммы? Но я не подписывала никаких бумаг?! Тогда… нужно переговорить с папой. Или он все же как-то провернул… А могу ли я уговорить банк оплатить расходы на лечение, чтобы спасти маму?!
Дед вновь прищурился и, тяжело выдохнув, произнес:
– Ты не можешь получить деньги, и никак их взять. По условиям наследства эта сумма может только выгодно вкладываться в прибыльные мероприятия, чтобы увеличивать доход.
– Отец сейчас ведет мое наследство? – прямо спросила, желая знать ответ.
– Да, и знаешь, он всегда был тугодумом в деньгах. Не зря же я ни копейки ему не дал. Не люблю, проигрывать и бездарно раздавать свое добро.
– Он женился на матери из-за денег? – задала вопрос, переживая, что отец первоначально обманул мать.
– Милана-Милана… Хоть и умная девочка, но глупая и наивная, – снисходительно ухмыльнулся дед.
– Разве я задала глупый вопрос? Ведь…
– Задавай вопросы про себя. Нельзя забивать себя в угол! Никто не должен знать, что творится в твоей голове, даже если там одни черви, и ни грамма ума. Будь умнее. А ты, все, что думаешь – на ладони преподносишь.
Сглотнула, и, облизнув пересохшие губы, произнесла:
– А ты…
– Опять, Милана, – проворчал Ройф, явно устав от меня. – Все твои вопросы написаны на лице. Если хочешь, чтобы тебя не сожрали такие, как я, нужно молчать и думать про себя. Не волнуйся, я отправлю тебе адвоката, чтобы мы заключили договор. По прошествии года я возьму свой процент с суммы наследства, а также вычту долг.
Сердце будто радостно подпрыгнуло в груди и я, улыбнувшись, искренне прошептала:
– Спасибо.
Дед хмыкнул, а потом проворчал:
– Иди, давай, а то у меня много работы.
Кивнула и, повернувшись к двери, пошла, но сделав несколько шагов, развернулась и поинтересовалась:
– А если бы у меня не было наследства матери, ты помог бы мне?
Сергей Иннокентьевич внимательно посмотрел на меня, и сухо, даже высокомерно отчеканил:
– Нет. Не занимаюсь благотворительностью. Никогда!
Сказать, что меня эти слова оглушили, это ничего не сказать. Наверное, подсознательно, я знала его ответ. Ведь от такого прожженного жадного предпринимателя, как мой дед, другое было бы странно услышать.
Возможно, после сделки я поменяю о нем свое мнение. А может и нет…
Скупердяй Эбенезер Скрудж, пройдя все испытания, стал добрым и хорошим дедом даже для чужих, а мой, не помог бы, зная, что тем самым подписывает приговор моей матери. Ему подходит персонаж Плюшкина из поэмы Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души». По книге – скупость сделала мужчину подозрительным, угрюмым и нелюдимым. Она вытравила из него даже отцовские чувства к детям: сына он проклял, а нуждающейся дочери ничем не хотел помочь. Сейчас я вижу то же самое в родном дедушке, но не мне его судить. Главное, что поможет с оплатой, а в остальном – Бог ему судья.
Тихо закрыла дверь и поехала в университет. Сегодня воскресенье, но все учатся, отрабатывая вынужденную неделю карантина. Также будет репетиция.
Ирина Васильевна просила обязательно прийти, чтобы исполнить несколько песен. Петь то я могу, и красиво, но очень стесняюсь, что является моим недостатком, с которым я усиленно борюсь, но плохо получается.
Отсидела пары, находясь в отличном настроении. Готова была петь соловьем. Посмотрела на часы и поняла, что есть 15 минут свободного времени, а потом пойду в актовый зал.
Спустилась по лестнице на первый этаж и пошла к выходу, желая немного подышать свежим воздухом, когда зазвучала мелодия моего сотового телефона. Захар.
Не хотелось разговаривать, но почему я должна бегать и прятаться?
Нажала прием и сухо ответила:
– Слушаю.
– Нам нужно поговорить, чтобы больше не расстраивать родителей, – сразу выдал мужчина деловым тоном.
Родителей? Для моего отца расстройство – это нормальное состояние в отношении меня.
– Захар, я не выйду за тебя, – спокойно произнесла, надеясь, что он поймет.
– Милана, давай без девчачьих капризов. Поговорим и все решим. Я через полчаса буду на стоянке университета. Жди.
– У меня репетиция, – мгновенно проинформировала, не собираясь пропускать подготовку к выступлению из-за него.
– Тогда буду через два часа, – недовольно рявкнул он.
– Хорошо, – выдохнула и тут же услышала гудки.
Не успела сделать и несколько шагов, как вновь послышался звон телефона. Отец. Удивленно посмотрела на экран, не веря своим глазам, и сглотнув, ответила:
– Слушаю.
– Я около твоего университета. Поговорим? – сразу перешел к делу Сергей Сергеевич.
Посмотрела на свои черные сапожки, и устало выдохнула:
– У меня репетиция.
– Десять минут, больше и не нужно. Мне тоже некогда рассиживаться с тобой, – почти со злобой сообщил он.
– Хорошо, куда идти?
– Кафе, рядом с вашим университетом.
– Ты там?
– Да, поторапливайся, – буркнул отец и положил трубку.
Посмотрела на свой сотовый, и замерла на несколько секунд, стоя на улице. Отвратительное предчувствие разочарования повисло в груди. Хотя с отцом по-другому не бывает.
Как же было хорошо, когда мама жила с нами! С ней я даже не чувствовала угнетающей обстановки между мной и отцом, как сейчас. Это появилось тогда, когда ей стало плохо и наняли сиделку, ухаживающую за ней, а потом… начался сплошной ужас. А так, мама всегда старалась сглаживать все контрасты своей любовью и добротой, чего сейчас мне так не хватало.
Вздохнула полной грудью и пошла по дорожке в кафе, находящееся на той стороне дороги. Войдя в помещение, выполненное в коричневых и молочных цветах, с круглыми столиками и мягкими зонами, взглядом искала отца. Увидев его в дальнем углу пустого кафе, где почти никого не было, подумала, что он специально выбрал именно это место. Несомненно, для важного разговора.
Медленно подошла к нему, и села напротив. Только хотела задать вопрос, как подошла официантка и спросила, чего мы желаем. Я автоматически заказала шоколадный молочный коктейль, а отец рявкнул, что ему ничего не надо и пусть больше не подходят к нашему столику. Грубиян. Удивляюсь, как он работает с людьми, если не умеет вести себя даже в простом студенческом кафе.
– Что ты хотел сказать? – спросила, не желая тратить лишнее время, смотря на его недовольное лицо.
– В общем, чтобы дед тебе ни наговорил, у вас ничего не получится.
– Что ты имеешь в виду? – уточнила, сжимая свою маленькую черную сумочку, перекинутую через плечо.
– Я… истратил все твои деньги, – как ни в чем не было заявил он, нагло смотря мне в глаза.
Пораженно открыла рот, видя его ехидство и раздражение на лице, и с волнением прохрипела:
– Это невозможно! Банк не допустил бы…
– Все возможно, если заплатить нужным людям. Мне выдали всю сумму твоего наследства еще три года назад.
– Но… как ты мог? Ты не имел права! – воскликнула, не до конца понимая значения его слов. Мозг отказывался принимать столь ужасную информацию.
– А на что я должен был жить и финансировать убыточный бизнес? Все, что зарабатывал, бесследно уходило на житейские расходы и зарплаты сотрудникам гостиниц. И когда Зина заболела, я увидел выход, выпросить у банка часть денег на лечение, а потом, через год уже перевел все на свой счет, чтобы раскрутиться и вернуть долг на место.
– Получилось? – с обидой прошептала, прекрасно зная его ответ, если мы сидим здесь.
Ройф Сергей со злостью посмотрел на меня, как будто я не имела права задавать такой вопрос оскорбленному ему. Но я-то как раз и имела, так что пусть будет добр и ответит на него.
– Поначалу – да, пошла прибыль, и расходы, потраченные на улучшение гостиниц, стали окупаться, чем был доволен, но потом… Черт возьми, я тебя содержал и Марии требовались дорогие безделушки, машина, загородный дом. А ты знаешь, сколько он стоит? Очень большие деньги!
– Ты покупал ненужную недвижимость и драгоценности своей жене на мои деньги? – воскликнула, не веря, что этот корыстный, жадный человек – мой отец. Разве такое бывает?
– Еще раз напомню, что ты, между прочим, тоже нуждалась в определенных средствах, – съязвил Сергей Сергеевич, щурясь левым глазом.
– Каких это? Одежда и еда? Ты о чем? Это мелочи по сравнению с той суммой…
Отец не дал договорить, стукнув по столу кулаком, и резко оповестив:
– Милана, у меня нет времени на твои истерики. Через полчаса важная встреча.
– У тебя встреча? – почти прокричала в ужасе от свалившегося на меня счастья. Неожиданно, как кирпич на голову. Прочистила горло и резко продолжила: – Да как тебе совесть позволяла меня еще и шантажировать?
– А что мне оставалось делать? На данный момент меня прижали кредиторы, за ссуду, которую я был вынужден взять на строительство новой гостиницы в Питере.
– Ты нормальный? Какая гостиница, когда ты с тремя не смог справиться!? Они вгоняют тебя в убыток, а ты взял ссуду на строительство новой?!
– У Марии была мечта открыть гостиницу в любимом городе, и, просчитав бизнес-план, я понял, что это стоящая идея…
– Нет, я не хочу тебя даже слушать, – выдохнула и резко вскочила, тут же услышав:
– Сядь, если хочешь, чтобы я и дальше обеспечивал оплату твоей матери, потому что, как только мой отец узнал состояние твоего счета в банке, передал тебе привет. Пожелал учиться и жить грамотно, принимая правильные решения.
Обида. Горечь. Ненависть. Мое сердце обливалось кровью от предательства собственных родственников.
Села, увидев официантку, быстрым шагом несущую мой молочный коктейль, но мне уже ничего не хотелось. Совсем. Хотя нет, было желание вылить напиток в лицо Сергею Сергеевичу, чтобы убрать ядовитое счастливое выражение с его лица.
Так, нужно взять себя в руки, выслушать все предложения отца и решить, что из этого мне будет выгодно. По-другому никак. С такими акулами мне не справится.
– Что ты хочешь? – устало спросила у него.
– Выйди замуж за Вигорского. Тогда… я верну твое наследство в полной сумме, и у нас все будет отлично.
– Нет, я не выйду за Захара.
– Милана, без брака – ничего не будет. Я должен, помимо банка, Вигорскому Евгению, и эта сумма значительно превышает ту, что числилась на твоем счету.
– Только честно, почему именно я? Какая выгода Вигорскому от меня? – поинтересовалась, желая узнать правду.
Отец замялся и, посмотрев куда-то в сторону, замолчал. Даже жутко стало от его правды, которую он не желает мне рассказывать. Возникла резкая мысль об условиях банка, и я тут же выдохнула:
– Хочешь, я скажу за тебя?! Все банально просто. Мой муж будет руководить моим наследством, вернее долей, если учитывать несгораемый лимит наследства для девочек.
– Да.
– Вот видишь, у меня нет больше повода с тобой разговаривать. Ты не только потратил мои деньги, но еще и решил продать меня. Уж извини, как-нибудь без меня.
– Милана, а где ты возьмешь деньги?
Вопрос на живую резал меня острым лезвием по внутренностям. Да… загнали в угол… Почему так? Да что же за жизнь такая?
Посмотрела в окно, увидев людей, проходящих мимо кафе: кто-то спешил, другие медленно прохаживались, а я решала очень важный вопрос, на который знала ответ, но произнести его вслух – не хватало сил.
Мама будет жить, а это главное. А там, как в песне: «стерпится – слюбится». Может, и я свыкнусь, приспособлюсь.
Невероятно жутко звучали мои размышления, но других вариантов не было. Дед – алчный жестокий тиран, а отец – хитрый и подлый интриган. Про мачеху не хочется и вспоминать. А вот моя мама – единственная, кто достойна слов. Поэтому ответ только один.
Обреченно вздохнула, чувствуя себя барашком на жертвоприношении, и сухо промолвила, стараясь не разреветься от жалости к себе:
– Какой срок этого брака?
– Три года – минимум, но если у вас не будет с ним детей, то ты имеешь право развестись.
– Но…
О проекте
О подписке
Другие проекты