9

На высоте больше всего раздражает то, что надо все делать быстро. Ты не можешь долго оставаться выше 7000 метров. Вилка слишком узка. Ты словно находишься на краю «Голубой Бездны» или, еще точнее, играешь партию в шахматы. Собираешься с силами, двигаешь вперед пешки. Занимаешь лучшую позицию. Но при этом ты знаешь, что малейшая неточность, малейший промах – и гора нанесет тебе неожиданный удар. И партия проиграна.

Жан Кристоф Лафай. Интервью, данное в 2003 году журналу «Внешний мир», который Жонатан Тувье выписывал после того, как отошел от дел

Орудие смерти, которое держал в руке Мишель, блеснуло в свете налобника.

– Кто будет убийцей? – произнес Фарид. – Похоже, это обрело смысл, а? Я хочу сказать, у нас есть и оружие, и пуля. И мы все – потенциальные убийцы.

Я в изумлении глядел на труп и ничего не понимал. Даже порывшись в самых далеких уголках памяти, я не вспомнил этого человека. И среди моих знакомых не было никого, кто мог быть способен на такие штуки. С тех пор как у Франсуазы обнаружили лейкемию, я словно перестал существовать, я на все смотрел сквозь призму больничной койки. Фарид подошел к окоченевшему мертвецу, точнее, к тому, что от него осталось, и изо всех сил пнул его ногой в бок. Потом еще и еще раз… Я подскочил к нему и обхватил сзади:

– Эй, прекрати! Что на тебя нашло?

Он все еще дергался и вырывался. Настоящий клубок нервов. Пок оскалился.

– Это он, засранец, заточил нас сюда!

– Ну, об этом ничего не известно. Оставь его в покое.

Мишель, как всегда невозмутимый и неподвижный, тоже поделился соображением:

– Вот чего я не понимаю, так это почему он голый.

Фарид ткнул пальцем в направлении палатки, которая с трудом различалась в темноте:

– Пошевели мозгами две-три минуты. Этот тип приволок нас туда, где никто не будет нас искать. Он принял меры, чтобы мы не выкарабкались, и приковал нас цепями. Потом разделся догола и сбросил всю свою одежду в пропасть. И знаешь почему? Этот хитрый черт боялся, что кто-нибудь найдет его шмотки, документы или еще не знаю что… Он не хотел, чтобы это досталось нам. Даже трусов не оставил. Тот еще извращенец.

Он повернулся ко мне:

– Прочти мне конец письма.

Я вынул листок из кармана и протянул ему:

– Держи…

– Нет, ты прочти.

– Ты что, читать не умеешь?

Наступила долгая пауза.

– Умею. Я просто плохо вижу, вот и все. Этот гад обо всем позаботился, вот только очки мне не вернул.

Была у этого парня неодолимая тяга к вранью, и мне это не нравилось. Я начал читать, и Фарид подошел поближе.

Кроме меня, никто не знает, где вы, а я оттуда, где нахожусь, не смогу оказать вам никакой помощи. Поверьте мне, вас никогда не найдут. Примите как данность, что вы все умрете. Все дело в том, сколько вы сможете продержаться. И во имя чего.

Я сложил письмо и сунул его в карман. Фарид злобно произнес:

– Ну вот, что тут непонятного: «…а я оттуда, где нахожусь, не смогу оказать вам никакой помощи». Что хотел сказать, то и сказал. Он мертв и ждет, что мы тоже подохнем.

Я должен был признать, что рассуждал он здраво. Парень явно далеко не дурак. И логика, и наблюдения указывали на самоубийство. Письмо с инструкцией, незнакомец, залезший в это логово, чтобы покончить с собой, и порох у него на правой руке… Однако я возражаю:

– А где второй? Тот, кто помог затащить нас сюда? Он-то где?

В задумчивости Мишель приблизился к нам, оставив револьвер и пулю на земле, примерно в метре от красной линии.

– Второй?

– Да. Не думаю, что он смог бы проделать все в одиночку. Во время туристских походов мне приходилось нести одного-двух клиентов со сломанными лодыжками. С таким грузом на плечах долго не выдержишь. Ведь этого типа кто-то должен был сюда принести, живого или мертвого. А потом разыграть самоубийство.

Фарид поднес ко рту руку с сигаретой и закурил. И никому не предложил.

– Разыграть самоубийство… Согласен. Чтобы сбить легавых с толку, так, что ли? Ты мне не объяснишь, зачем в здешних местах маскировать убийство под самоубийство? Никакого второго нет. Так или иначе, а этому парню удалось нас сюда приволочь, причем как раз тем путем, который обнаружил Мишель. И теперь, когда он мертв, никто не знает, что мы здесь.

Покхара ускользнул из-под моего контроля и принялся кружить вокруг Фарида и принюхиваться.

– Пок! Ко мне!

Он не послушался, и это было на него не похоже. Я повторил команду, и снова безрезультатно. Я бросился к нему, схватил за холку и пригнул ему голову к земле. Глядя псу прямо в глаза, я сильно его придавил, пока он не заскулил.

– Ты будешь слушаться?

Фарид ухмыльнулся:

– Голос плоти, закон тела, называй как хочешь. Это сильнее всего, чему ты его учил. Твой зверь больше похож на волка, чем на собаку. Думаешь, он долго продержится, имея под носом такой лакомый кусок?

Я предпочел об этом не думать. Снова вглядевшись в скрюченный труп, я вдруг обратил внимание на его левую руку. Поморщившись, я нагнулся и приподнял ее:

– У него тоже было обручальное кольцо, вон, от него еще след остался. Можете думать, что я это нарочно говорю, но, если он действительно хотел с собой покончить, зачем ему было снимать обручальное кольцо?

Фарид в последний раз ощупал покойника, а Мишель вообще никак не отреагировал. Парень разжал раздробленные челюсти мертвеца:

– Ты задал кучу вопросов… А я вот вижу, что у него ухоженные зубы. По крайней мере то, что от них осталось. Ногти хоть и грязные, но видите, как аккуратно подстрижены. И на ногах тоже. Он брил торс и ноги… Несомненно, это спортсмен. И татуировка симпатичная. Орел – символ силы, ведь так? Этот парень за собой следил. Он поднялся. – Пока не застрелился по причине, которую нам еще предстоит понять… Так что будем делать?

Мишель расстегнул молнию на пуховике и что-то вытащил из-за пазухи:

– А если открыть вот это? Было зажато у него между колен.

Он держал в руке толстый коричневый конверт. Я стиснул зубы:

– А почему вы об этом сказали только сейчас?

– Да просто забыл. Вы что думаете, я каждый день оказываюсь нос к носу с трупами? Я каждый день гляжу на мертвых свиней, но это совсем другое дело. Свиньи – животные и животными остаются.

Я выхватил конверт у него из рук:

– В следующий раз постарайтесь не забыть.

Не надевая перчаток, я надорвал конверт и раздвинул его края. Если бы Фарид мог нырнуть внутрь конверта, он бы, наверное, нырнул. Он словно приклеился ко мне:

– Ну что?

Я с тревогой поднял глаза:

– Там фото. Точнее, три увеличенных снимка. Сдается мне, что по одному для каждого из нас.

10

Суть… экстремального альпинизма вот в чем: если что-то идет не так, надо бороться до конца. Если вы достаточно подготовлены, вы выживете, если нет – что ж, надо заплатить природе за проигрыш.^[9]

Дэвид Робертс. Моменты сомнений (1986)

Мы все жались на одном квадратном метре возле красной линии. Оружие лежало на земле по ту сторону линии, вне нашей с Фаридом досягаемости. Я попросил Мишеля поместить фонарь в центр нашего живого круга и вынул из конверта все три фотографии, каждая двадцать на тридцать. Первая из них мне ни о чем не говорила, зато Мишеля поразила в самое сердце. Грудь его дрогнула, и он поднес руку к маске. Я с самого начала чувствовал, что он на грани, но теперь он явно не выдержал. Прижав фотографию к груди, он насупился и отошел в сторону. Фарид насмешливо пожал плечами.

Мне было страшно взглянуть на второй снимок. Осторожно, кончиками пальцев, я взял прямоугольник глянцевой бумаги. Когда я увидел изображение, вокруг все потемнело. Эмоции захлестнули, я выронил конверт и отшатнулся, ошеломленный и подавленный. На глаза навернулись слезы, но я сдержался. Не раскис перед ними.

Я держал в руках недавнюю фотографию моей дочери Клэр. Она была сделана возле магазина в Аннеси, нарядно украшенного к Рождеству. На обратной стороне надпись: «Угадай, что я с ней сделал».

Я схватился за голову. Нет, не может быть. Мы совсем недавно переписывались с Клэр по электронной почте, и она рассказывала о Турции, об учебе в Школе кинематографии… Она говорила… что все идет прекрасно и что скоро она еще напишет.

Вокруг меня все вдруг закружилось. Я подумал, что, может быть, кто-то чужой воспользовался ее компьютером. Тот, кто затеял игру со мной и постепенно плел свою паутину. Чтобы так все подстроить, надо было долго готовиться и иметь серьезный мотив. Но зачем? Для чего? Чуть не плача, я подошел к Фариду:

– А у тебя?

Тогда я в глубине души хотел, чтобы он тоже страдал, чтобы и ему было так же больно, как мне. Мне хотелось уяснить для себя, зачем здесь эти двое, хотелось выбраться отсюда и увидеть семью. Фарид выронил снимок, и тот упал на конверт. Я поднял его дрожащими пальцами. На фото была изображена внутренность багажника пикапа. Рядом с большой поперечной пилой угадывался завернутый в синее одеяло объемистый предмет, по виду напоминавший силуэт человека. Фарид поджал губы:

– С этим снимком я не имею ничего общего. И он меня не касается. Возьми его.

Я набросился на него и схватил за горло. Мы покатились по земле.

– Что ты натворил? Кто завернут в одеяло?

Фарид отбивался, лишенный возможности говорить. Чьи-то сильные руки оторвали меня от земли и отбросили в сторону. Надо мной стоял Мишель.

– Перестаньте сейчас же. Нехорошо это.

Я поднялся, слегка оглушенный. Силой Мишель обладал недюжинной. Отбежав к тропе, ведущей в галерею, я крикнул:

– Что тебе от нас надо, подонок? Выпусти нас отсюда!

Я метался, схватившись за голову. В мозгу возникали картины, одна страшнее другой, мне слышались крики Клэр. Я представлял себе ее ужас перед издевающимся над ней похитителем с чулком на голове. Где она? Жива ли она еще? А вдруг ее тоже заточили в какой-нибудь пропасти? И мучат там? Я подумал о жене, о ее беде. У меня словно помутился рассудок, все было как в тумане. Я повернулся к Фариду. На его счастье, дорогу мне преградил Мишель. Я угрожающе ткнул пальцем в сторону Фарида:

– Говори, кто завернут в одеяло? И почему там пила? Что ты сделал с моей дочерью?

– Да ничего я не делал. Ты полный псих!

Вне себя, я обернулся и выхватил из рук Мишеля его снимок. Там был изображен какой-то магазинчик, судя по всему, лавка бижутерии. Из него выходили мужчина и женщина. Мужчина по комплекции напоминал Мишеля. Высокий черноглазый брюнет с угловатым лицом. На обратной стороне была та же надпись, что и на моем фото: «Угадай, что я с ней сделал». Мишель стоял прямо, все еще сжимая кулаки. Вдруг он одним прыжком перепрыгнул линию, поднял с земли револьвер, вложил пулю в барабан, подбежал к трупу и навел на него дуло. Осечка, еще осечка… Барабан поворачивался вхолостую. Фарид подскочил и придавил ему руку к земле:

– Прекрати! Остановись! Последнюю пулю потратишь!

Пальцы Мишеля разжались и выпустили оружие, а сам он так и замер на четвереньках, неподвижный и задыхающийся. Быстрым движением Фарид схватил револьвер и поднялся. Не выпуская оружия из рук, он пристально на меня уставился. Я с вызовом выдержал его взгляд:

– Ну что, хочешь выстрелить?

Он помотал головой, открыл барабан, достал пулю и положил ее в карман:

– Успокойся, приятель, ладно? Я знаю, что это тяжело. Но это для всех тяжело.

Он отправил револьвер в задний карман брюк и, поморщившись, снова подул на руки. Мишель наконец вошел в круг света, подошел ко мне, опустился на колени и одну за другой выложил на землю все три фотографии. Мне показалось, что из-под маски он пристально меня разглядывает.

– Это ваша дочь? – спросил он.

Я, стиснув зубы, молча кивнул. Фарид тоже подошел. Мишель указал на свою фотографию и принялся объяснять:

– Это я и моя жена Эмили…

Я никогда не видел этих людей и не был с ними знаком. Фарид придвинулся еще ближе, но никакой реакции не выказал. Мишель указал пальцем на женщину:

– Она хотела сделать мне подарок ко дню рождения заранее. Вот всегда так, не могла дождаться. Подарила мне украшение: золотую букву «С» с двумя аметистами на концах. «С» – значит Седрик, так звали нашего единственного сына. Он… он умер три года назад. Проклятая болезнь…

Наступившее молчание больно ранило всех нас.

– Это украшение было сделано специально по ее заказу. И припоминаю… на обратной стороне был номер… очень мелкие цифры…

Сердце у меня забилось.

– Цифры? Ну-ка, ну-ка… Шесть цифр, как на замке ящика?

– Вполне возможно. Но не смогу сказать, что это были за цифры. Я тогда не придал этому значения.

Я стиснул зубы:

– Наверное, потому наш палач и забрал у вас часы.

Он поднял руки к маске:

– Это были не часы, а серьга.

Фарид снова заметался взад-вперед, что-то бормоча и время от времени пиная труп. А я разглядывал проклятущую маску Мишеля. Ушей не было видно за металлическим корпусом. Мишель повернулся к мертвецу и указал на него пальцем:

– Может, он использовал номер на серьге для кодового замка ящика. Наверное, следил за нами, за женой и за мной. Но я не понимаю, зачем ему это было надо, с какой стати он вовлек нас в свою игру. Не вижу в этом смысла.

Он схватил меня за воротник:

– Что он сделал с моей женой?

Потом сполз вниз, оперся руками о землю, посмотрел на третье фото, с открытым багажником, и повернулся к Фариду:

– Теперь ты говори, твоя очередь.

Фарид, словно защищаясь, захрустел пальцами:

– Ну да, знаю я этот пикап, и что с того? Это пикап моего брата, и он каждый месяц его разбивает в пух и прах. И пила тоже его, он ею пилит дрова. Мой брат живет в деревне. А эта штука в синей тряпке, наверное, какая-нибудь дичь, может, кабан. Мой брат охотник.

– На кабана не похоже, больше напоминает человеческое тело.

– Ты так говоришь, потому что тебе хочется, чтобы это обязательно было человеческое тело… Почему этот снимок предназначался мне, я понятия не имею. Ну, ты доволен? Добился чего-нибудь?

– Охотник, говоришь? – не унимался я. – А где он охотится? И на кого?

– Не знаю. Отстань.

– Врешь. Я ведь вижу, что врешь.

Фарид постучал по виску:

– А мне плевать, веришь ты мне или нет.

– Я заметил, с каким интересом ты осматривал труп, когда Мишель его притащил. Ты словно ожидал чего-нибудь подобного…

– А ты что, без интереса смотрел? Это ведь нормально… Или нет? Первое, что…

Тут вмешался поднявшийся с колен Мишель:

– Хватит! Вы же видите, что от ругани толку никакого! Если мы хотим отсюда выбраться, придется говорить правду. Неужели это так сложно?

– В таком случае давайте говорить правду, – сказал Фарид, сверля меня взглядом. – Похоже, тот, кто с нами проделал эту штуку, прекрасно знает всех троих. И судя по фотографиям, он напал и на членов наших семей: на моего брата, на твою дочь и на жену Мишеля… Ты альпинист, единственный из нас, кто знаком со всем этим барахлом, ну, с палатками и прочим… И мне вот кажется, что это ты во всем виноват. Может, ты причинил кому-нибудь зло? Ну, если начистоту, какая у тебя жизнь?

– Да ничего особенного в моей жизни нет. Уже восемнадцать лет я женат на Франсуазе. И все это время она работала в больнице в Аннеси. У меня спокойная, крепкая семья, вся жизнь как на ладони, и я никому не делал зла. Я и сам без конца себя спрашиваю: что за псих все это устроил? А ты как думаешь?

Мишель ушел, прижимая к себе фотографию. Его силуэт быстро исчез в темноте. Послышался звук рывком застегнутой молнии, а потом всхлипывания. Он плакал.

Фарид бросился за ним, но я его удержал за рукав куртки: