Я считал, что все смертные грехи, и в частности алчность, превращаются в достоинства, если они связаны с бумажными параллелепипедами. А мне следовало бы осознать, что мной завладел куда более могущественный демон, чем вавилонский Пазузу, – японский Цундоку.