Читать книгу «Добру откроем сердце. Секреты семейного чтения» онлайн полностью📖 — И. Тихомирова — MyBook.

Раздел 1. Совесть, или суд над собой

От человека утаишь, а от совести не скроешь.

Русская пословица

Побудительной силой утверждения в человеке добра является совесть – работа самосознания и чувство вины из-за собственного ошибочного поведения. Это гнев, обращенный внутрь себя. Одно из определений слова «совесть» в словаре В. И. Даля гласит: «Признание своей ошибки, совершенного проступка». Иначе говоря, совесть – это осознание человеком зла, умышленно или нечаянно причиненного другому человеку или животному. И не только осознание, но и страдание, и боль по поводу боли другого, виновником которой являешься ты сам. Чувство вины, раскаяния, нравственные муки – могучие силы духовной жизни человека. Смысл слова «совесть» Михаил Пришвин видел в том, что оно передает «весть» от человечества к человеку, и человек, принимая эту весть и разделяя ее, соответственно оценивает свои поступки. Пушкин сравнивал совесть с когтистым зверем, скребущим сердце. Если это так, то зачем она нужна человеку?

Ответить на этот вопрос помогут художественные произведения. Предлагаемые для чтения и обсуждения с детьми рассказы показывают, что развитие личности растущего человека, его социализация совершается в преодолении внутренних противоречий, в борьбе мотивов, в нравственной самооценке. С одной стороны, человеку хочется доказать себе, что «он ни при чем», что он не виноват в совершенном действии. Но, с другой стороны, некий тихий голос тайно твердит, что все-таки он виноват, и этот голос не дает ему покоя. Нужно определенное мужество, чтобы признать свою вину. И это признание, как говорил о нем русский философ Иван Ильин, очистительно. Оно рождает чувство ответственности, которое будет стоять на страже каждого нового поступка. Вместе с этим оно рождает понимание другого человека, его душевного состояние так, как если бы вина другого была его собственной.

Эмоциональные искания в детской душе, недовольство собой порой бывают глубоки и остры. Проникнувшись ими, разделив их с литературными героями в процессе чтения, юные читатели обогащаются опытом их разрешения, лучше узнают духовные возможности собственной личности. Помогая детям в процессе обсуждения вдуматься в тончайшие сферы переживаний персонажа-человека, библиотекарь, учитель, родитель расширяют эмоциональный диапазон души ребенка, обогащают его нравственную культуру, гуманизируют сознание, направляют на путь добрых поступков.


ЧИТАЕМ И ОБСУЖДАЕМ:

1. Астафьев В. «ЗАЧЕМ Я УБИЛ КОРОСТЕЛЯ?».

2. Осеева В. «БАБКА».

3. Солоухин В. «НОЖИЧЕК С КОСТЯНОЙ РУЧКОЙ».

4. Нагибин Ю. «СТАРАЯ ЧЕРЕПАХА».

5. Васильева Н. «ПОЛЫНЬЯ».


ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО ТЕМЕ:

Голявкин В. «СОВЕСТЬ».

Вольф С. «ПОДАРОЧЕК».

О рассказе Виктора Астафьева «Зачем я убил коростеля?»

Это рассказ о совершенной в детстве провинности самого Астафьева, которую он не мог забыть всю жизнь. Рассказ входит в сборник его лучших рассказов о детстве «Конь с розовой гривой». «Животворный свет детства, – писал он, – согревал меня». Великодушие и беспощадность человека – всё, по его мнению, идет из детства. Ранней весной, возвращаясь с рыбалки, он увидел в высокой траве птицу коростеля. Она испугалась его и неуклюже пыталась убежать. Неуклюже потому, что у нее не было одной лапки. Мальчик из глупого азарта, не задумываясь о своем поступке, захлестал ее удилищем. Лишь взяв маленькое худенькое тельце мертвой птицы в руки, увидев болтающуюся шейку и одну ножку, он понял, какой скверный поступок совершил. Ему стало жалко загубленную птицу. Он похоронил ее в ямке, которую выгреб руками. Каждое лето после этого он ждал прилета этих птиц, олицетворяющих наступление лета, и все внушал себе, что убитая им птица уцелела и простила его за его жестокость. Еще больше раскаялся он, когда узнал, как сложно добираться этой птице из Африки до России, чтобы свить гнездо в родных местах. Два раза в год перелетает коростель через Средиземное море, останавливаясь лишь во Франции, где эту птицу считают священной.

Многое писателю пришлось повидать в жизни, он прошел войну, но не может забыть убитого им в детстве коростеля. И как только заслышит он скрип этой птицы, так дрогнет его сердце и снова его начинает мучить вопрос: «Зачем я убил коростеля?» Этот вопрос, означающий раскаяние человека в совершенном зле, и должен стать пружиной обсуждения рассказа.


Текст рассказа

Это было давно, лет, может, сорок назад. Ранней осенью я возвращался с рыбалки по скошенному лугу и возле небольшой, за лето высохшей бочажины[1], поросшей тальником, увидел птицу.

Она услышала меня, присела в скошенной щетинке осоки, притаилась, но глаз мой чувствовала, пугалась его и вдруг бросилась бежать, неуклюже заваливаясь набок.

От мальчишки, как от гончей собаки, не надо убегать – непременно бросится он в погоню, разожжется в нем дикий азарт. Берегись тогда живая душа!

Я догнал птицу в борозде и, слепой от погони, охотничьей страсти, захлестал ее сырым удилищем.

Я взял в руки птицу с завядшим, вроде бы бескостным тельцем. Глаза ее были прищемлены мертвыми, бесцветными веками, шейка, будто прихваченный морозом лист, болталась. Перо на птице было желтовато, со ржавинкой по бокам, а спина словно бы темноватыми гнилушками посыпана.

Я узнал птицу – это был коростель. Дергач по-нашему. Все его друзья-дергачи покинули наши места, отправились в теплые края – зимовать. А этот уйти не смог. У него не было одной лапки: в сенокос он попал под литовку[2]. Вот потому-то он и бежал от меня так неуклюже, потому я и догнал его.

И худое, почти невесомое тельце птицы ли, нехитрая ли окраска, а может, и то, что без ноги была она, но до того мне сделалось жалко ее, что стал я руками выгребать ямку в борозде и хоронить так просто, сдуру загубленную живность.

Я вырос в семье охотника и сам потом сделался охотником, но никогда не стрелял без надобности. С нетерпением и виной, уже закоренелой, каждое лето жду я домой, в русские края, коростелей.

Уже черемуха отцвела, купава осыпалась, чемерица по четвертому листу пустила, трава в стебель двинулась, ромашки по угорам сыпанули и соловьи на последнем издыхе допевают песни.

Но чего-то не хватает еще раннему лету, чего-то недостает ему, чем-то недооформилось оно, что ли.

И вот однажды, в росное утро, за речкой, в лугах, покрытых еще молодой травой, послышался скрип коростеля. Явился, бродяга! Добрался-таки! Дергает-скрипит! Значит, лето полное началось, значит, сенокос скоро, значит, все в порядке.

И всякий год вот так. Томлюсь и жду я коростеля, внушаю себе, что это тот давний дергач каким-то чудом уцелел и подает мне голос, прощая того несмышленого, азартного парнишку.

Теперь я знаю, как трудна жизнь коростеля, как далеко ему добираться к нам, чтобы известить Россию о зачавшемся лете.

Зимует коростель в Африке и уже в апреле покидает ее, торопится туда, «где зори маковые вянут, как жар забытого костра, где в голубом рассвете тонут зеленокудрые леса, где луг еще косой не тронут, где васильковые глаза». Идет, чтобы свить гнездо и вывести потомство, выкормить его и поскорее унести ноги от гибельной зимы.

Не приспособленная к полету, но быстрая на бегу птица эта вынуждена два раза в год перелетать Средиземное море. Много тысяч коростелей гинет в пути, и особенно при перелете через море.

Как идет коростель, где, какими путями – мало кто знает. Лишь один город попадает на пути этих птиц – небольшой древний город на юге Франции. На гербе города изображен коростель. В те дни, когда идут коростели по городу, здесь никто не работает. Все люди справляют праздник и пекут из теста фигурки этой птицы, как у нас, на Руси, пекут жаворонков к их прилету.

Птица коростель во французском старинном городе считается священной, и если бы я жил там в давние годы, меня приговорили бы к смерти.

Но я живу далеко от Франции. Много уже лет живу и всякого навидался. Был на войне, в людей стрелял, и они в меня стреляли.

Но отчего же, почему же, как заслышу я скрип коростеля за речкой, дрогнет мое сердце и снова навалится на меня одно застарелое мучение: зачем я убил коростеля? Зачем?


Вопросы к обсуждению:

1. Как вы оцениваете поступок мальчишки по отношению к раненной птице? Зачем он убил ее?

2. В какой момент и почему ему стало жалко ее?

3. Почему он каждое лето с особым нетерпением ждал прилета коростелей? Почему ему было важно, чтобы птица простила его?

4. Как встречают прилет коростеля во Франции, в городе, на гербе которого изображена птица коростель? Почему она там считается священной?

5. Почему, став взрослым и пройдя войну, где было много жестокости, писатель не может забыть убитого им в детстве коростеля? Почему каждый прилет птиц в его родные места вызывает в его душе мучение? Как называется у людей мучение из-за причиненного ими кому-то зла? Испытывали вы такое состояние когда-нибудь?

О рассказе Валентины Осеевой «Бабка»

Это один из первых рассказов писательницы, написанный ею еще до войны. Его высоко оценил мастер этого жанра Андрей Платонов. Он написал рецензию на этот рассказ, подчеркнув психологическую глубину и «сжатую силу» в изображении персонажей. Рассказ многогранный по своему нравственному содержанию. О нем можно вести разговор с детьми в разных направлениях, касающихся взаимоотношений в семье: о важности взаимопонимания разных поколений, о необходимости защиты старых людей, о разных жизненных позициях самих детей, о любви и бескорыстии, о благодарности и неблагодарности, о дружбе и сердечности, об обидах и прощении. В данном случае этот рассказ предлагается для обсуждения вопросов совести – запоздалого раскаяния за свое неблагодарное отношение к бабушке, пережитого подростком.

Валентина Осеева шестнадцать лет проработала в детском доме и хорошо знала детей, понимала их и сочувствовала им. И все же назвала она свой рассказ не именем его главного героя – школьника Борьки, а его бабушки, которую в семье звали пренебрежительно – «бабка», видя в ней отжившее, никому не нужное существо. Никто не ценил того, что она кормила всех, убирала за всеми, любила всех бескорыстно. Наиболее добрые отношения сложились у бабушки с Борькой – ее внуком, хотя он не имел привычки даже здороваться с ней и часто досаждал ей своим поведением, обижал ее. Однако именно с ней он делился своими школьными проблемами и получал от нее добрые советы. Заставил задуматься Борьку об отношении к бабке его одноклассник, в семье которого ценили и уважали свою бабушку, признавали в ней главного человека. Но больше всего Борька осознал свою вину перед бабкой, когда ее не стало. Хотя у него есть и отец, и мать, но он почувствовал себя осиротевшим. Почему?

Текст рассказа (в сокращении)

Бабка спала на сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь… Подходила к Борьке:

– Вставай, батюшка мой, в школу пора!

– Зачем? – сонным голосом спрашивал Борька.

– В школу зачем? Темный человек глух и нем – вот зачем!

Борька прятал голову под одеяло:

– Иди ты, бабка…

Но бабка не уходила. Она натягивала на Борьку чулки, фуфайку. На лестнице бабка совала ему в сумку яблоко или конфету, а в карман чистый носовой платок.

Потом уходила на работу мать. Она оставляла бабке продукты и уговаривала ее не тратить лишнего. Потом сыпались на бабку другие наставления. Бабка принимала их молча, без возражения.

Когда дочь уходила, она начинала хозяйничать. Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука спицы и вязала.

Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стул сумку с книгами и кричал:

– Бабка, поесть!

Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила, как Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах.

– Все хорошо, Борюшка, и плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает…

Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку:

– Вкусный кисель сегодня! Ты ела, бабка?

– Ела, ела, – кивала головой бабка. – Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава.

После обеда, если Борька оставался дома, бабка подавала ему газету и, присаживаясь рядом, просила:

– Почитай что-нибудь из газеты, Борюшка, кто живет, а кто мается на белом свете.

– «Почитай»! – ворчал Борька. – Сама не маленькая!

Со двора доносился визг ребят.

– Давай пальто, бабка, скорей, некогда мне!

Досаждали бабке забавы внука. То летали по комнате белые, как голуби, вырезанные из бумаги самолеты. Описав под потолком круг, они застревали в масленке, падали на бабкину голову. То являлся Борька с новой игрой – в «чеканочку». Завязав в тряпочку пятак, он бешено прыгал по комнате, подбрасывая его ногой. А бабка бегала за ним и растерянно повторяла:

– Батюшки, батюшки… Да что же это за игра такая? Да ведь ты все в доме переколотишь.

– Бабка, не мешай! – задыхался Борька.

– Да ногами-то зачем, голубчик? Руками-то безопасней ведь.

– Отстань, бабка! Что ты понимаешь? Ногами надо.

Пришел к Борьке товарищ. Товарищ сказал:

– Здравствуйте, бабушка!

Борька весело подтолкнул его локтем:

– Идем, идем! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.

Бабка одернула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами:

– Обидеть – что ударить, приласкать – надо слова́ искать.

А в соседней комнате товарищ говорил Борьке:

– А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои, и чужие. Она у нас главная.

– Как это – главная? – заинтересовался Борька.

– Ну, старенькая… всех вырастила. Ее нельзя обижать… А что же ты своей-то так? Смотри, отец взгреет за это.

– Не взгреет! – нахмурился Борька. – Он сам с ней не здоровается.

После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:

– Обижаем мы тебя?

А родителям говорил:

– Наша бабка лучше всех, а живет хуже всех – никто о ней не заботится.

Мать удивлялась, а отец сердился:

– Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня – мал еще!

Бабка, мягко улыбаясь, качала головой.

– Вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растет! Я свое отжила на свете, а ваша старость впереди. Что убьете, то не вернете.

Перед праздником возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром поздравляла домашних, подавала чистое глаженое белье, дарила носки, шарфы, платочки.

Борька удивлялся:

– Когда это ты навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые – еще ослепнешь!

Бабка улыбалась морщинистым лицом. Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами.

– Чего это ты такая разрисованная? Старая очень? – спрашивал он.

Бабка задумывалась.

– По морщинам, голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно читать.

– Как же это?

– Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала – ложились на лицо морщины. Мужа на войне убили – много слёз было, много и морщин осталось.

Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни – неужели все лицо такими нитками затянется?

– Иди ты, бабка! – ворчал он. – Наговоришь всегда глупостей…

Была у бабки заветная шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой.

Борьку одолевало любопытство:

– Что там у тебя, бабка?

– Вот помру – все ваше будет! – сердилась она. – Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим-то вещам!

– Все равно открою!..

Бабка заплакала, отошла в свой угол, легла на сундук. Тогда Борька испугался… бросил ей шкатулку и убежал.

За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у нее стала круглая, ходила она тише и все присаживалась.

– В землю врастает, – шутил отец.

– Не смейся над старым человеком! – обижалась мать. А бабке в кухне говорила: – Что это вы, мама, как черепаха, по комнате двигаетесь. Пошлешь вас за чем-нибудь и назад не дождешься.

Умерла бабка перед Майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу – клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор. Борька долго глядел на мертвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся вернуться домой. А когда открыл дверь, отец и мать были уже дома. Мать плакала. А отец вполголоса утешал ее:

– Пожила – и довольно. Мы ее не обижали, терпели и неудобства и расход.

На другой день бабку схоронили…

Вернувшись со двора, Борька застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая рухлядь. Мать вынула смятый рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами.

– Мой еще, – сказала она и низко наклонилась над сундуком. – Мой…

На самом дне загремела шкатулка.

– Без ключей не открыть, – сказал Борька и отвернулся.

Когда ключи нашли, у Борьки отчего-то сжалось сердце.