Глава II

г. Н-ск.

Около десяти часов вечера

Кафе «Имперская баррикада» располагалось на северной окраине города и занимало целиком невзрачный двухэтажный особнячок из грязно-белого кирпича. Местечко тут было довольно глухое. С одной стороны к кафе примыкал обширный пустырь, на котором вскоре собирались строить очередной аквапарк. С другой – не слишком ухоженный илистый пруд. С третьей – чахлый неуютный сквер. С четвертой – недавно заасфальтированное гладкое шоссе с одинокой автобусной остановкой. И лишь в отдалении, метрах в трехстах, начинались жилые дома. Оставив машину неподалеку от остановки, мы с Костей уверенным шагом направились к дверям заведения. Было еще достаточно светло, но над парадным входом уже пылала большая неоновая вывеска. На ней, помимо названия кафе, красовался некий герб. Мягко говоря, странный! Двуглавый орел, сжимающий в лапах серп и молот, увенчанный красноармейской буденовкой.

– Господи Боже! – рассмотрев вывеску, опешил Костя. – Натуральное сумасшествие! Они тут что, все со справками?

– Погоди! То ли еще будет, – криво усмехнулся я. – По слухам, там, внутри, та-а-а-кое! В страшном сне не привидится. Ты, главное, сохраняй невозмутимый вид и не падай в обморок. Не забывай, мы как бы сочувствуем этим придуркам и разделяем их бредовые идеи.

– Н-да уж, – грустно вздохнул Сибирцев. – Легенда не из легких. Кстати, ты не опасаешься за машину? (Не рискуя «светить» здесь служебную «Волгу», мы приехали в кафе на моей пожилой «девятке».)

– Смотри, Дима, от психов можно всякого ожидать, – на полном серьезе продолжил Костя. – Они же ненормальные. Запросто тачку подожгут. Лучше было такси взять!

Я в ответ обреченно пожал плечами, мол, чего уже теперь. Поздно назад отыгрывать…

Между тем маразм крепчал с каждой минутой. В дверях нас встретил юнец лет восемнадцати, в форме царского поручика, в солдатских обмотках и… в кожаной комиссарской фуражке с красной звездой на лбу. На груди у него висели рядом орден Ленина, офицерский «Георгий» и стилизованная баркашевская свастика, оформленная под медаль. Лицо молодого человека украшали чапаевские усы, явно накладные, и круглые, бериевские очочки. Как выяснилось, сей причудливый гибрид служил не только декорацией. Вдобавок по всему он собирал с входящих добровольно-обязательные взносы на издание газеты «Великодержавный интернационализм» и выдавал взамен входные билеты с изображением Сталина в шапке Мономаха. Безропотно расставшись с двумя сотнями рублей, мы наконец проникли в зал, уселись за свободный столик, заказали по кружке пива и осмотрелись по сторонам. Внутреннее убранство кафе было выдержано в том же духе махрового идиотизма. Кумачовые знамена, свастики, длинный «иконостас» соратников Ленина (все сплошь евреи), а под ним лозунг аршинными буквами – «Арийцы всех стран, соединяйтесь!». В динамиках громыхали революционные марши. Посетители, в основном сопливая молодежь, прибывали с каждой минутой. Хлебнув горячительного, они быстро хмелели, громко материли «антинародный режим» и выкрикивали различный вздор. За ближайшим от нас столиком устроилась компания из четырех ребят призывного возраста. Эти вели себя потише, пили водку не чокаясь и торжественно поминали «героев Васю и Петю, угодивших в путинский застенок». Как выяснилось из их отрывочных реплик, означенные герои закидали яйцами главу М-ского района и получили по десять суток административного ареста.

«Детский сад для умственно отсталых, – презрительно подумал я. – А еще надо в контакт с ними вступать, оперативную работу симулировать. Е-мое, ох и неохота!»

– Гляди, кто к нам пожаловал! – вдруг толкнул меня в бок Сибирцев. В зале появился давешний Вован собственной персоной. В шортах, в красной майке с портретом Чегевары и с лихо повязанной косынкой на голове. Завсегдатаи приветствовали его почтительными возгласами. Судя по всему, этот хмырь пользовался у них определенным авторитетом.

– Вот тебе контакт. Лучше не придумаешь, – хищно прошептал Костя и уставился на качка тяжелым немигающим взглядом.

Спустя пару секунд тот вздрогнул, обернулся и, узнав пляжных знакомых, смертельно побледнел. Сибирцев в ответ дружелюбно осклабился и приглашающе махнул рукой. Вован с обреченным видом приблизился к нашему столику.

– З-здравствуйте, – выдавил он.

– Присаживайся, дружище, не стесняйся, – ласково улыбнулся я. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Пива хочешь? – И, не дожидаясь согласия, подозвал официантку: – Десять кружек «Клинского», две бутылки «белой», три порции креветок и чего-нибудь под водку.

– Только не «сухарики нордические», – неожиданно встрял Вован. – У меня от них изжога!

Минут через пять официантка принесла заказ. Мы с Костей незаметно проглотили нейтрализующие алкоголь таблетки и принялись старательно спаивать «дружищу», рассказывая на ходу незамысловатые анекдоты. Вскоре напряжение окончательно исчезло, Вован заметно захмелел и стал воспринимать нас едва ли не как старых друзей.

– А что за «сухарики нордические», от которых у тебя изжога? – полюбопытствовал я.

– Маца, – презрительно скривился парень.

– ???!!

– Ну да, маца. Вы разве не видите, какой здесь дурдом? Эти болваны орут: «Бей жидов, спасай Россию!». А сами молятся на портреты Ленина, Троцкого и прочих. И жрут мацу. Дебилы, блин!

– А ты?

– Я?!

– Ну да, ты.

– А-а-а, понятно. Я не из их компании. Просто подрабатываю тут вышибалой. Пока дебилы еще спокойные, не успели наклюкаться. Но часам к двенадцати начнут куролесить. Вот тогда и придется кое-кого успокоить. – Вован шумно отхлебнул из кружки, сунул в рот сигарету и пустился в пространные воспоминания о своих трудовых буднях. Я рассеянно слушал, а Костя прилежно «писал» его речь на карманный диктофон.

– …конченые отморозки! – постепенно распалялся Вован. – Сейчас обнимаются, а скоро будут бутылки друг об друга раскалывать, стульями по черепушкам лупить. Революционеры, блин, хреновы! Воображают себя крутыми подпольщиками, а сами служат натуральным посмешищем для друзей хозяина кафе. За ними тут постоянно наблюдают из верхних кабинетов. Иногда вроде на камеру снимают…

– Ну-ка, ну-ка, подробнее! – заинтересовался я, подливая парню водки. В последующие двадцать минут Вован, подгоняемый наводящими вопросами, поведал немало интересного. Из его нетрезвой болтовни можно было сделать следующие выводы. Хозяином кафе «Имперская баррикада» и, по совместительству, лидером одноименного молодежного движения являлся некто Семен Пуримович (партийный псевдоним Эдуард Лимонадов). Вся «революционная» деятельность его подопечных сводилась, по сути, к выпуску псевдопатриотической газетенки «Великодержавный интернационализм». К мелким хулиганским выходкам в общественных местах, к периодическим заявлениям в приплаченной прессе и к безобразным, пьяным дебошам в кафе. Причем последние, как сумел вычислить Вован, исправно снимались на скрытые камеры. Зачем именно, вышибала не знал, но полагал «для смеху, посмотреть потом, по прикалываться». Помимо нижнего, общего зала, в кафе имелся верхний с отдельными кабинетами, куда посторонние (в том числе Вован) категорически не допускались. Тем не менее он пару раз видел, как туда с черного хода заходили некие солидные господа, «приехавшие на шикарных тачках». А блюда и напитки наверх подавались самые изысканные, о чем вышибале по секрету рассказал приятель, работающий на кухне. Туда же иногда отводили симпатичных девах, из числа «молодых революционерок».

– В общем фуфло, – когда Вован, покачиваясь, ушел, резюмировал Сибирцев. – Ни к каким терактам они, разумеется, не причастны. Кишка тонка.

– Среднее между цирком и публичным домом? – предположил я.

– Да, но не только, – задумчиво молвил Костя. – Видишь ли, Дима, меня очень настораживают скрытые камеры. Чует сердце, запись ведется не просто «смеху ради». Тут нечто более серьезное, с далеко идущими целями.

– А если Вован ошибся?

– Нет, не похоже. Он…

Тут на плечо Косте опустилась толстая лапа, и сиплый голос прорычал:

– Вынюхиваете, падлы?! Жить надоело, мусора поганые?!!

У нашего стола стоял, раскорячившись, здоровенный амбал лет под тридцать. В расстегнутой до пупа рубахе, с блатными наколками на мохнатом торсе, с окурком папиросы в уголке слюнявого рта и с рожей законченного дегенерата.

– Товарищ Санчес! Ментов вычислил! – взволновано прошелестело по залу. – Ща он им покажет кузькину мать!

Шепот достиг ушей амбала. Он самодовольно ухмыльнулся, рыгнул загустевшим перегаром и попытался сдернуть Сибирцева со стула. Но безуспешно.

– Шел бы ты на фиг, болван, – спокойно сказал Костя.

– Ты-ы-ы!!! Су-у-ука!!! – зарычал оскорбленный «Санчес». Широко размахнулся и… отлетел назад, приземлившись спиной на столик «призывников». (Неуловимым движением, высвободив плечо, майор врезал ему в грудь основанием ладони, одновременно поставив подножку.) Столик с треском переломился пополам. Послышался звон бьющейся посуды. Зал отреагировал разочарованными возгласами.

– А-у-о-о!!! – взревел поверженный амбал, неуклюже выбираясь из-под обломков. Глаза у него налились кровью, на лбу налипла креветочная шелуха, а в правой руке непонятно откуда появился финский нож.

– Убью, тва-а-арь!!! – бешено прохрипел он.

– Ну, ну, полегче, щенок, – посоветовал я, делая шаг навстречу.

– На, бля!.. Ы-ы-ы!!! Бац! – «Товарищ Санчес» попытался пырнуть меня в живот, попался на болевой захват, выронил нож и, получив кулаком в челюсть, безжизненно распростерся на полу. Зал испуганно притих. Я внимательно оглядел смущенных «революционеров». Новых актов агрессии ожидать явно не приходилось. Только что увиденное полностью выбило их из колеи: потупленные взоры, бледные лица, смиренные позы… Перетрусили, сопляки! «Товарищ Санчес» слабо зашевелился, застонал и громко испортил воздух. Сибирцев брезгливо зажал нос.

– Пошли, Дима, – сказал он. – Пахнет тут плохо!..

Глава III

Снаружи заведения стояла темная июльская ночь, слегка рассеиваемая лишь несколькими редкими фонарями да отчасти ущербной луной. На черном полотне далекого неба горели крохотные огоньки звезд. От неухоженного пруда тянуло сыростью. В окрестностях не было видно ни души.

– Не фига себе! – дернул меня за рукав Костя. – Смотри!

Моя машина больше не стояла у автобусной остановки. Чьи-то шкодливые руки откатили ее почти вплотную к скверу.

– Шутники, блин! – досадливо сморщился Сибирцев. – Мелкие пакостники! Может, они ее и обсосали в придачу?

– Пакостники, говоришь? – пробормотал я. – Пожалуй, да. Но не мелкие! Место выбрано весьма разумно. Сквер не освещен, а в кустах отличная позиция для засады. Приблизимся мы к тачке… и привет!

– Верно, – помрачнел Костя. – Как думаешь, они нас слышат?

– Пока нет. Ветер дует в нашу сторону.

– Ну и?

– Пойдем к ним.

– ??!

– Если бы хотели пристрелить, то сделали бы это уже минуту назад, на выходе из бара. И никакие фокусы им бы не понадобились. Стало быть, хотят чего-то другого. А вот ЧЕГО хотят, нам с тобой и предстоит выяснить.

– Логично, – согласился Сибирцев. – Топаем под видом нетрезвых, разозленных лохов?

– Обязательно!

Незаметно дослав патроны в патронники, мы со злым видом направились к машине, по ходу громогласно возмущаясь неслыханной наглостью здешних аборигенов и обещая им всевозможные кары в случае гипотетической поимки. Засада, как я и предполагал, с комфортом устроилась в кустах. Место они выбрали очень удачное, имели все мыслимые и немыслимые преимущества. Однако, убаюканные нашим поведением, сразу стрелять не стали, даже по конечностям. Очевидно, решили обстряпать дельце по-тихому. За что и поплатились. Добравшись до «девятки», мы вдруг разом упали на землю и открыли частый огонь с двух стволов в направлении наиболее вероятного местонахождения противника. Результат превзошел все ожидания. Кто-то в кустах болезненно вскрикнул, кто-то умирающе забулькал, что-то тяжелое с треском рухнуло, ломая ветки. А еще кто-то выпустил в нашу сторону торопливую бесшумную очередь, выругался по-чеченски в адрес заклинившего затвора и, хромая, пустился наутек.

– Мой! – шепнул я, устремляясь следом. Колючий кустарник цеплялся за одежду. С первых же шагов я наступил на мягкое, дергающееся в конвульсиях тело и едва не упал. Затем некто, лежащий на земле, попытался ухватить меня руками за ногу. Высвободив ногу и выпустив пулю туда, где должна была находиться голова «хватателя», я сделал последнее, мощное усилие и, оставив на ветвях значительную часть рубашки, вырвался на простор. Вернее, на широкую, плохо заасфальтированную дорожку, окруженную тем же зловредным кустарником, поднимающуюся в горку и с грехом пополам освещенную неполноценной луной. На разбитом асфальте виднелся темный, кровавый след, а впереди, метрах в тридцати от меня, сильно припадая на левую ногу, бежал плотный мужчина с непомерно развитыми плечами. Услышав шум позади себя, он проворно (для раненого) обернулся, оскалил зубы и прорычал с первобытной ненавистью:

– Стреляй, собака! Смотри, как умирает горный волк!!!

– Это скуля, ползая на брюхе и вылизывая сапоги охотнику? – с серьезным видом уточнил я.

– Грязная тварь!!! – перекошенный от ярости чеченец стиснул волосатые кулаки. – Иди сюда, русский ублюдок! Иди, если не боишься! Я тебя голыми руками на куски порву!

«А боевой нож ты, стало быть, в кустиках посеял, – с удовлетворением подумал я. – Что, собственно, сейчас и выяснилось! Ведь если бы нож присутствовал, ты бы уже метнул его в «проклятого гяура», столь хамски издевавшегося над святыми для тебя понятиями, да и над тобой в придачу. Эх ты, дитя гор, сильное, гордое и… безмозглое!»

– А нож горцу терять западло, – не спеша направляясь к джигиту, сказал я. – Какой же нохча без кинжала?! Так, тьфу да растереть. – На миг он смущенно потупился, чем окончательно подтвердил мою догадку, но тут же снова поднял взгляд: дикий, зверский, кровожадный. Действительно, волчий!

Едва я приблизился на достаточное расстояние, ослепленный ненавистью горец резко выбросил вперед правый кулак, целя мне в переносицу.

– Кр-а-ак! – проворно уклонившись, я точным, отрывистым толчком чуть выше сустава переломил ему руку в локте.

– Г-р-р-р! – страшно заскрежетав зубами, он попытался достать меня с левой. «Крепкий орешек!» – уважительно подумал я и двумя мощными ударами отправил покалеченного противника в глубокий нокаут. Затем обыскал бесчувственное тело. В карманах, помимо всякой мелочи, обнаружились ИПП и новенький российский паспорт. Первым делом я аккуратно перевязал пленному рану, изъял у него брючный ремень и крепко прикрутил здоровую руку к здоровой ноге. И лишь потом, дождавшись вызванного манком Сибирцева, открыл паспорт джигита.

– Муслим Салаутдинов, родился в Ведено 18 мая 1975 года. Постоянно прописан в Н-ске по адресу: улица Строителей, дом 55, квартира 20, – вслух прочел я и обернулся к Косте. – Те, в кустах, тоже нохчи?

– Похоже, да, – неуверенно ответил майор.

– Похоже?!

– Именно. По лицам, сам знаешь, их не всегда от русских отличишь, а документов ни у кого из трех убитых не оказалось. Этот – исключение. – Сибирцев коснулся носком ботинка бесчувственного Муслима. – Ничего! Полагаю, он быстро выложит данные остальных.

– Зря полагаешь, – зло дернул щекой я. – Не тот случай. Волчара прожженный, упрямый, на боль реагирует слабо. А «сыворотки» у нас с тобой нет, и раньше завтрашнего дня достать не получится. Шеф на Северном Кавказе, весь отдел практически тоже. Не будем же мы беспокоить среди ночи генерала Маркова?!

– Не будем, – согласился Костя. – Но, может, просто отвезем его в Контору, к «теломеханикам». Ты вроде как за начальника отдела пока…

– В Контору? – прищурился я. – Ага, в нее, родимую… А скажи-ка на милость, дружище, кому ты там по-настоящему доверяешь? Кроме ребят, уехавших в Дагестан, полковника Рябова и генерала Маркова? Ну-ка, напряги извилины!

Майор погрузился в напряженные размышления. Прошло сорок секунд, пятьдесят…

– Тебе, – выдал наконец он.

– А еще?

– Больше никому. Слишком часто ловили предателей в последнее время.