Цитаты из книги «О бедной сиротке замолвите слово»

Грустно жить, когда тебя не любят. Правда?

И очередное дело, которое прошло мимо зоркого ока Конторы. Этак вообще легко дойти до мысли, что хваленая Контора не просто не всемогуща, но слепа, глуха или… блюдет свою выгоду. Однако в чем выгода?

– Если долго держать глаза закрытыми, то и ослепнуть можно.

Он потер шею и в шевелюре поскребся, будто блох гонял. Сказать, что ли, чтобы проверился?

Давным-давно, когда мир считали плоским, а звезды – приколоченными к небесам божьею волей, маги отличались на редкость паскудным нравом.

– Он меня ждет, – сказала лунатичка, повернувшись ко мне, и такой счастливой улыбкой одарила, что у меня мурашки по коже побежали. По ней определенно местная психушка плачет. – Раз ждет, – сказала я, отступая на шаг, – иди. – Иду… мы поженимся и будем счастливы… будем жить долго-долго… – Ага, пока не умрете, – буркнула я, хотя не была услышана.

Пожелаете вы кому-то ослепнуть – и мир откликнется на вашу просьбу. Пожелаете исцелиться – и мир соответственно… Поняла. Откликнется.

Чтоб тебе облысеть в три дня, кошка драная.

А то, что от добрых старушек ни яблок, ни пряников, ни прочей еды брать не следует, я еще в детстве усвоила.

весьма благодушно. Что ж… может, мальчишке и повезет дожить до осознания, насколько серьезно он вляпался. Или нет. Впрочем, у бывшего королевского мага имелись собственные планы на остаток жизни. И забота о тех, кто в ней не слишком нуждался, в эти планы не входила. Первым, кого я увидела, открыв глаза, был Айзек. Он наклонился надо мной, то ли разглядывая, то ли… – Целоваться полезешь, укушу… – предупредила я осипшим голосом. И поняла, что жива. Вот просто жива, и все. Лежу. Дышу. Нюхаю. От Айзека пахло мятными карамельками и еще туалетной водой, несколько резковатой и весьма брутальной. – А я тебе говорил, оживет, – сказал он и щелкнул меня по носу. Вот же… Я закрыла глаза. И открыла. Айзек не убрался, правда, более поганых намерений не выказывал, но подвинул стул, как и положено приличному посетителю, в стороночку. Ноженьку на ноженьку закинул, рученьки на колене сцепил. Цветет, зараза этакая… – Что ты сделал? И рыжий был тут. Мра-а-ачный, как ноябрьский вечер. Такой физией только детей пугать. – Да ничего я не сделал… не целовал я ее, если ты об этом… – Не хватало. Странно, но ощущала я себя не сказать чтобы великолепно, но куда лучше прежнего. – Я ж не псих… Это опять Айзек. Обидеться бы на него, да… на душевнобольных обиду держать Боженька не велит. Об этом я и сообщила