С этими мыслями она и уснула. Во сне хмурилась и постанывала, не проснулась, когда в комнату бесшумно вошла Этьенна Вильевна и остановилась у кровати, вглядываясь в гостью так, будто пыталась разыскать в тайнике тела – душу.

Зрачки хозяйки дома лунно блестели.

* * *

Сквозь сон Лука услышала, нет, почувствовала, как открылась дверь и в комнату проникло нечто, дышащее тяжело, натужно и страшно. Она враз вспомнила события прошедшей ночи и дня, обозвала себя идиоткой за то, что пошла в неизвестное место с незнакомой девкой, и едва не заорала от ужаса – попала в дом к монстрам, и один из них подбирается все ближе! Между тем чудовище запрыгнуло на кровать…

Матрас дрогнул под тяжестью…

Предсмертный хрип раздавался все ближе…

Лука зареклась носить футболки с изображением зомби. Отчаянно зажмурившись, она представляла, как склоняется над ней ужасная сопящая и хрипящая тварь, как вдруг щеки ласково коснулось что-то мокрое. С опаской приподняв веки, девушка обнаружила рядом два похожих на маслины глаза, умильно смотрящих на нее с черной бархатной маски.

– Ты кто? – с опаской спросила Лука.

«Монстр», дружелюбно хрюкнув, снова лизнул ее в щеку теплым языком и упал рядом, подставляя упитанное пузцо. Она помедлила, а затем потрепала пузцо, вызвав очередной каскад «предсмертных хрипов».

В комнату заглянула Муня.

– О, вижу, Семен Семеныч тебя уже разбудил! Плохая собака!

Семен Семеныч, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мопсом, покосил на нее глазом, как бешеная лошадь, и утвердительно хрюкнул. Он был согласен называться плохой собакой, лишь бы ему продолжали чесать пузо!

– Классный! – сказала Лука, приподнимаясь на локте и разглядывая бежевое упитанное тело пса, отдохновенно раскинутые лапы и вяло шевелящийся хвост. – Семен Семеныч, значит? Будем знакомы!

– Его папа в клинику возил, клеща из уха вытаскивать, – сообщила Муня, заходя в комнату и садясь на кровать. – А то бы ты с ним раньше всех познакомилась: без его фейсконтроля ни один человек сюда не входит! Вставай давай! Чаю выпьем, и отвезу тебя кое-куда, познакомлю кое с кем. Ты к работе официантки как относишься?

Лука почесала в затылке. Универ, наверное, придется бросить, но Муня права – с чего-то надо начинать! Раз она теперь сама по себе…

На ее лице, видимо, отразилось нечто такое, что заволновался даже Семен Семеныч. Хотя, возможно, дело было в том, что она прекратила чесать его пузо.

– Да ты не дрейфь, подруга! – с сочувствием сказала Муня. – Все образуется! Бывало и хуже! Пойдем, с папой познакомлю!

Лука вымученно улыбнулась, потрепала собаку за бархатные уши и встала.

– Мунь, можно я душ сначала приму и переоденусь?

– Давай. Я тебя на кухне жду с чаем.

Услышав о чае, Семен Семеныч живо спрыгнул с кровати и потрусил в коридор.

Отца Муни звали Петр Васильевич Прядилов. Огромный бородатый дядька оказался интересным собеседником, правда, несколько громогласным. Лука за столом помалкивала, искоса разглядывая хозяина дома, думала, что вот так, наверное, и должны выглядеть оборотни в человеческом облике, и периодически дрыгала ногой – выпрашивающий печенье Семен Семеныч ласково покусывал ее за голень. Но, поскольку Этьенна Вильевна строго-настрого запретила кормить его со стола, собачий терроризм успеха не имел.

– Мам, мы пошли! – крикнула Муня, когда они обувались в холле. – Вернемся поздно!

Этьенна величественно вплыла в коридор. Даже в шелковом халате она выглядела королевой.

– Ты опять берешь своего Квазимодо? – уточнила она.

– «Кавасаки», мам, – укорила дочь. – Нет, мы прогуляемся, а обратно нас Вит довезет.

– Хорошо повеселиться! – улыбнулась Этьенна и скрылась за занавеской.

Из кухни раздалось довольное чавканье – тайком от жены Петр Васильевич угощал друга печеньем.

* * *

В неоновом свете белая футболка с изображением черепа, держащего в зубах алую розу, казалась голубоватой и сияющей. Лука, добавившая к образу черные джинсы – не те, в булавках, а запасные, и яркий разноцветный шарфик, образом осталась довольна. В закрытом клубе «Черная кошка», куда привела ее Муня, народ, похоже, любил черепа, розы и джинсы. Людей здесь было полно, всех возрастов, танцпол не пустовал, однако музыка по ушам не била, как обычно в подобных заведениях. На всем лежала печать респектабельности: на барной стойке из дерева цвета вишни, на стаканах с золотым тиснением по краю и толстым дном, на люстрах, тяжелых, бронзовых, с массивными абажурами густо-охряного цвета, и на мозаичном панно с оскалившейся пантерой, глаза которой загадочно мерцали изумрудным.

– Значит, завтра с утра придешь, оформишься, – говорил Луке управляющий клубом, невысокий черноволосый парень в бархатном пиджаке, ослепительно-желтой рубашке, джинсах и оранжевых кедах, которому можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять лет, – вечером можешь приступать. Работаем с двадцати нуль-нуль до первых петухов, то бишь до трех ночи. Муня, она готова подписать соглашение о конфиденциальности?

– Я с ней поговорю, Антош, – пообещала та. – Вот сегодня же!

– То есть она еще не в курсе? – уточнил тот. – Тогда я ее в дневную поставлю!

Муня помялась, но голос ее прозвучал твердо:

– Будет в курсе!

Когда Антон ушел, Лука повернулась к подруге.

– Поясни, в чем отличие дневной смены от ночной?

– Элементарно, Ватсон, – засмеялась та, – ночью чаевых больше! Тебе деньги нужны?

Лука кивнула.

– Идем, познакомлю с друзьями, – сказала Муня, – вон они, обормоты, сидят, под Раисой!

– Раиса? – удивилась Лука.

Сразу представилась дородная тетка-буфетчица из университетской столовой, в белом фартучке и белой кружевной наколке в высоко взбитых фиолетовых волосах.

– Зверя видишь на стене? Вот ее все и называют Раисой! Только не спрашивай почему – повелось с незапамятных времен.

Друзей в компании Муни оказалось пятеро. Две девушки и три парня. Близняшки Оля и Юля даже одевались похоже. А вот парни кардинально различались. Александр, Саня, был невысоким крепким блондином с улыбчивой мордахой и взглядом прожженного бабника; Дмитрий, Димыч, – спокойным крупным шатеном в очках, как у Гарри Поттера, которые, несмотря на дорогую одежду в стиле casual, придавали ему вид полного фрика. Третий, Виталий, или Вит, худощавый брюнет с пронзительными голубыми глазами и резкими чертами лица, встретил Муню страстным поцелуем.

– А ты хорошенькая, Лука! – сообщил Саня, едва узнал ее имя. – Парень есть?

– Отстань, ей сейчас не до парней! – засмеялась Муня. – Возьмите нам мой любимый коктейль, а мы пока сгоняем на крышу, хочу кое-что ей показать.

Ребята понимающе переглянулись, а Лука напряглась – во всех разговорах, в самой атмосфере этого странного места она ощущала двойное дно, и ощущение было не из приятных. Во что же все-таки она вляпалась?

Мысль вернуться домой с повинной мелькнула и пропала, едва она вспомнила лицо говорящей о детском доме матери… Нет, не матери! И как теперь ее называть? Валентина Игоревна?

По кованой винтовой лестнице они поднялись этажом выше. Здесь был еще один зал, куда не доносилась музыка снизу. Полумрак, тяжелые красные шторы и диваны, обитые малиновым и коричневым плюшем, – сонный покой и скромное обаяние буржуазии. Пролетом выше оказалось темное помещение, где стояли вдоль стен запасные столы и стулья, какие-то ящики, пара холодильных камер. Отсюда наверх вела еще одна лестница, на этот раз обычная, деревянная. Муня, поднявшись по скрипучим ступеням, поманила Луку за собой.

На летней веранде, в которую переоборудовали располагавшуюся чуть ниже крышу соседнего дома, было пусто и прохладно. На небе висела почти полная луна, заливая землю жемчужным светом.

Положив ладони на холодный мраморный парапет, огораживающий веранду, Лука замерла от восторга: отсюда прекрасно просматривался старый город, мерцал огнями, подобно шкатулке с драгоценностями, где каждый дом в сиянии окон казался наборной бусиной, каждый фонарь – самоцветом, а красные и белые фары стоящих в пробках машин – разноцветными цепочками.

– Помнишь, я просила тебя рассказать о том случае с братом? Когда он руку обжег, а ты нет? – развернувшись к ней, спросила Муня. – Не из праздного любопытства и не по причине рецидива шизофрении спрашивала. Когда мне было пять лет, я упала с лестницы на даче – полезла на чердак, куда мама строго-настрого запрещала лазить, и наступила на подгнившую ступеньку. И знаешь что, я видела гниль в глубине дерева, но не придала этому значения!

– Как ты могла видеть гниль внутри? – изумилась Лука. У нее появилось ощущение, что без сигареты в таком разговоре не обойтись, и она полезла в рюкзак за новой пачкой дешевого курева, купленной в каком-то ларьке еще утром.

– Сейчас покажу, – сказала Муня и наморщила нос, заметив пачку. – Подожди, не кури! Дай мне лучше руку и закрой глаза!

«С крыши сбросит?» – спросила саму себя Лука, но пачку уронила обратно в рюкзак и взяла Муню за руку.

– Глаза! – напомнила та.

Лука послушно прикрыла веки. Что она должна была увидеть в темноте под ними?

И вдруг поняла, что темноты нет. Мир расцвел танцующими всполохами, а стена дома, стоящего напротив, приблизилась так резко, что Лука вскрикнула и отшатнулась от парапета, вырвав руку из пальцев Муни.

Та хотела было что-то сказать, но промолчала, лишь раздраженно цокнула по плиточному полу каблучком. Лука тоже молчала. С испугом граничило крайнее любопытство. Она покосилась на луну, и в ее желтом глазе ей почудилась насмешка.

– Давай еще раз! – решительно сказала она. – Прости!

– Ничего, – улыбнулась Муня, – я понимаю. Доверься мне!

Лука вновь вложила пальцы в ее теплую ладонь и закрыла глаза. Мир расцвел дивным садом, которым она не успела налюбоваться, поскольку стена дома придвинулась, гостеприимно распахивая окна. За ними перемещались призрачные силуэты, внутри и вокруг которых переливались, как нефтяные пятна на поверхности воды, поля разного свечения – зеленого, голубого, оранжевого, багрового…

– Присмотрись к нему, – услышала Лука шепот Муни, – да, вон к тому, с темной сердцевиной. Через пару месяцев он покинет этот мир, правда, я еще не вижу как…

Оцепенев, Лука смотрела, как кандидат в покойники достает из холодильника палку колбасы и отрезает кусок себе и красному длинному облаку, вьющемуся вокруг его ног. Спустя мгновение перспектива изменилась – у облака появились уши, лапы, хвост и усы, а Лука откуда-то узнала, что это кот – сиамский трехлетка по кличке Бакс.

– А теперь правее, в другой квартире, золотистый легкий силуэт и голубая искорка внутри. Это молодая женщина, и она беременна, только пока не подозревает об этом! Когда узнает, разделит радость с мужем, видишь его в другой комнате? Ему бы аппендицит вырезать в ближайшее время, а то потом будут осложнения и придется долго лечиться… А теперь на этаж ниже… Видишь старушку внутри сиреневого сияния? Мы все так светимся, кто-то бледнее, кто-то ярче. И ты – тоже!

Лука широко распахнула глаза и переспросила:

– Мы? Кто – мы?

– Мы, – серьезно глядя на нее, ответила Муня, – ведьмы.

* * *

Держа сигарету в трясущихся пальцах, Лука слушала негромкий голос подруги. Та рассказывала о хранителях, что с незапамятных времен жили рядом с человеком, оберегая его от капризов природы, а природу – от слишком агрессивного вмешательства людей. Однако первоначальная цель хранителей, увы, спустя всего несколько человеческих поколений стала неактуальной, поскольку освоение новых территорий шло с ужасающей быстротой. И была заменена на более простую – сохранение тайных знаний о природе в частности и мироздании в целом.

– Человек так или иначе взаимодействует с миром, в котором обитает, – говорила Муня, – но это взаимодействие может быть куда глубже и обширнее привычного людям. Многие практики, сохранившиеся до наших времен, базируются на этих знаниях, используя, впрочем, собственную терминологию и философию.

– Ты как по книге читаешь, – с завистью заметила Лука и вышвырнула за парапет сигарету, скуренную до фильтра. – Значит, ты считаешь, что я – одна из… хранителей?

– Хочешь, я покажу, как тебя вижу? – мягко спросила Муня.

Лука храбро протянула ей руку.

Странное ощущение – наблюдать себя со стороны. Невысокую угловатую брюнетку с каре и неровно подстриженной косой челкой, с чуть вздернутым носом (хотелось бы, чтобы он был похож на нос Шарлиз Терон, но не сложилось), маленькими аккуратными ушами (на левом – три кольца и одна подвеска с черепушкой, на правом – два), с полными губами (слишком толстые!), в футболке с романтичным черепом, джинсах в обтяжку – внутри воронки густого сиреневого цвета с искрами: красными, белыми, синими и черными. В восприятии Муни воронка не выглядела пугающей, наоборот, она будто закрывала Луку от мира, оберегала, как скафандр – космонавта от холода открытого космоса. Чем дольше Лука смотрела в сиреневый, тем яснее видела, как искры разного цвета взаимодействуют друг с другом, смешиваясь в потоки, в которых явно есть какая-то логика. Вот только какая?

– Насмотрелась? – засмеялась Муня, отпуская ее пальцы.

Лука открыла глаза. Мир без великолепия потайных цветов показался скучным и пустым.

– Ты всегда так видишь? В смысле… постоянно?

– Нет, конечно. Только если сосредотачиваюсь. Моя мама, например, может делать это мгновенно и видит глубже, чем я! Я ведь только учусь…

– Учишься? – вытаращилась Лука.

– Конечно. Мама учит. Женщины рода Прядиловых издревле считались знатными ворожеями. Но ворожея, гадалка – просто глупые названия, данные людьми, не ведающими, о чем судят. На самом деле мы – Видящие.

– И я? – выдохнула Лука.

Муня покачала головой.

– Нет, ты – другая. При определенном навыке будешь видеть что-то из того, что вижу я. Но, скажем, предсказать смерть или скорую беременность не сможешь.

Лука почесала в затылке и вновь открыла пачку. И задала самый главный вопрос:

– А кто я?

К ее удивлению, подруга пожала плечами.

– Я пока вижу у тебя Дар… Неслабый такой Дар! Но как он себя проявит, не знаю!

– А какие еще есть ведьмы? Кроме Видящих? Парни что, тоже ведьмы?

Муня засмеялась.

– Парни – колдуны, но помни, это просто слова. Мы все – хранители. Среди нас есть медиумы, что общаются с душами мертвых. Юля с Олей Всеславские – потомственные медиумы, между прочим. Есть стихийники – управляют силами природы. Целители – лечат болезни на тонком плане бытия, не прибегая к лекарствам. Саня – потомственный целитель. Когда начнет практиковать, наверняка пациенты у него будут только женского пола… – Муня хихикнула и продолжила: – Алхимики – изобретают и производят зелья, которыми мы пользуемся. Димыч вот алхимик. Ужасно умный парень, между прочим! Его прапрадед служил еще у Алексея Михайловича!

– У какого Алексея Михайловича? – нахмурилась Лука.

– У какого… У Романова, ясное дело. У Божиею милостию Великого Государя, Царя и Великого Князя, всея Великия, и Малыя, и Белыя России Самодержца Московского, Киевского, Владимирского, Новгородского, Царя Казанского, Царя Астраханского, Царя Сибирского, Государя Псковского и Великого Князя Литовского, Смоленского, Тверского, Волынского, Подольского, Югорского, Пермского, Вятского, Болгарского и иных, Государя и Великого Князя Новагорода Низовской земли, Черниговского, Рязанского, Полоцкого, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Удорского, Обдорского, Кондийского, Витебского, Мстиславского и всей Северной страны Повелителя, и государя Иверской земли, Карталинских и Грузинских Царей, Кабардинской земли, Черкасских и Горских Князей, и иных многих государств и земель, восточных и западных, и северных, отчих, и дедовых, и наследника, и Государя, и Обладателя.

Сигарета выпала из пальцев Луки.

– Ты как все это помнишь? – спросила она.

Факт службы предка Димыча у Алексея Михайловича не так поразил ее, как царские титулы!

Муня снова засмеялась.

– Ну, во-первых, родную историю надо знать, подруга! А во-вторых, я на истфаке учусь! А ты?

– А я – на метеоролога, – неохотно призналась Лука. – Туда конкурс был самый маленький!

– Ух ты! – восхитилась Муня. – Будешь погоду предсказывать?

Лука усмехнулась.

– Хоть сейчас: завтра выпадет снег!

– Сдурела? – зябко поежилась та. На продуваемой ветром крыше было холодно. – Середина октября!

– Пойдем вниз? – Лука выкинула сигарету. – Хочу поближе посмотреть на этих… – она чуть было не сказала чудаков, но вовремя опомнилась: – …хранителей!

– Подожди! – остановила Муня. – То, что я рассказала, – информация не для обычных людей. Именно об этом будет сказано в Соглашении о конфиденциальности, которое тебе даст Антон. И пока ты не разбираешься, кто есть кто, лучше об этом болтать только с теми, о ком тебе точно известно!

– Да я только с тобой… – растерялась Лука. – Вот почему он уточнял про ночную смену, да?

– Да. Днем клуб работает как обычный бар, с бизнес-ланчами, деловыми ужинами и подобной ерундой. А с девятнадцати ноль-ноль вход только по спецприглашениям и после контроля штатных Видящих. Простых посетителей здесь не бывает.

Идя за Муней вниз по лестнице, Лука вдруг подумала, что на перепутье между обыденной жизнью и существованием, полным чудес, надо бы позвонить брату! Он, говнюк, конечно, психовать не будет по ее поводу, но попереживает. А для человека в постоперационной палате это не самое лучшее времяпровождение.

– Я сейчас! Брату позвоню только! – сказала она перед входом в зал, откуда доносилась музыка.

Кивнув, Муня направилась к друзьям.

Лука отошла в угол холла и набрала Артема, наблюдая за двумя дюжими охранниками в строгих костюмах, проверяющими наличие спецприглашений у гостей, и стоящей рядом с ними немолодой элегантно одетой дамой. Дама дежурно улыбалась входящим, но стоило ей повести бровью, как охранники смыкали строй и, дружно извиняясь, говорили, что мест нету!

– Бляхамуха! – раздался в смартфоне голос брата. – Ты, мля, сестрица, обалдела совсем? Предки землю жрут, чтобы тебя найти!

– Тем…

– Ты бы хоть на звонки отвечала, что ли? Или боишься, они тебя по навигатору отловят и под конвоем домой привезут?

– Тем…

– Ты…

– АРТЕМ!

– Ты чего орешь?

– Послушай… они тебе ничего не рассказали?

– Нет… А должны были?

Лука вздохнула так, будто собиралась окунуться в прорубь с ледяной водой.

– Мать мне сказала вчера, что я приемная дочь… Они меня из детдома взяли.

Голос предательски дрогнул. И мать – не мать. И брат – не брат… Сейчас скажет, я так и думал, прости-прощай!

В трубке надолго повисло молчание. Лука собиралась уже сбросить вызов, как услышала непривычно ласковый голос брата:

– Ты это… Не расстраивайся, слышишь? Нервный срыв у нее был сегодня, у мамы… Отец рассказал. Пришлось «Скорую» вызывать даже. Подумаешь, детдом… Мало, что ли, оттуда детей берут? Ты хоть и уродка, но моя сестра! Такой и останешься!

Сглотнув слезы, Лука уточнила:

– Уродкой или сестрой?

– Сестрой! – твердо ответил Артем. – Позвони отцу, а? Если с мамой не хочешь говорить?

– Не могу, – покачала головой она. – Ты скажи им сам, что со мной все в порядке, меня друзья из универа приютили на время. И что работу я уже ищу…

– А как же учеба? – удивился брат.

– Придумаю что-нибудь! – отмахнулась Лука. – Сам-то как? Не лучше?

– С утра-то? – хохотнул Темка. – Неа, не лучше. Отец сказал, мотороллер вдребезги, потому что на него машина из другого ряда наехала. Ладно, переживем как-нибудь, да?

По голосу было слышно, как сильно он расстроен.

– Конечно, переживем, придурок! – прикрикнула на него Лука. – Не сомневайся. Я тебе завтра позвоню, договорились?

– Договорились!

В трубке зазвучали гудки. Она улыбалась, слушая их… Уже не одна! Родственные узы важнее кровных – вот это откровение!

И вдруг чья-то тяжелая ладонь больно-пребольно шлепнула Луку по заднице. Так, что даже слезы брызнули!