«Как правая и левая рука…»

 
Как правая и левая рука,
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
 
 
Но вихрь встает – и бездна пролегла
От правого – до левого крыла!
 

10 июля 1918

«Доблесть и девственность! – Сей союз…»

 
Доблесть и девственность! – Сей союз
Древен и дивен, как Смерть и Слава.
Красною кровью своей клянусь
И головою своей кудрявой –
 
 
Ноши не будет у этих плеч,
Кроме божественной ноши – Мира!
Нежную руку кладу на меч:
На лебединую шею Лиры.
 

27 июля 1918

«Каждый стих – дитя любви…»

 
Каждый стих – дитя любви,
Нищий незаконнорожденный.
Первенец – у колеи
На поклон ветрам – положенный.
 
 
Сердцу ад и алтарь,
Сердцу – рай и позор.
Кто отец? – Может – царь.
Может – царь, может – вор.
 

14 августа 1918

Комедьянт

1

 
Не любовь, а лихорадка!
Легкий бой лукав и лжив.
Нынче тошно, завтра сладко,
Нынче помер, завтра жив.
 
 
Бой кипит. Смешно обоим:
Как умен – и как умна!
Героиней и героем
Я равно обольщена.
 
 
Жезл пастуший – или шпага?
Зритель, бой – или гавот?
Шаг вперед – назад три шага,
Шаг назад – и три вперед.
 
 
Рот как мед, в очах доверье,
Но уже взлетает бровь.
Не любовь, а лицемерье,
Лицедейство – не любовь!
 
 
И итогом этих (в скобках –
Несодеянных!) грехов –
Будет легонькая стопка
Восхитительных стихов.
 

20 ноября 1918

2

 
Мало ли запястий
Плелось, вилось?
Что тебе запястье
Мое – далось?
 
 
Всё кругом до около –
Что кот с мышом!
Нет, – очами, сокол мой,
Глядят – не ртом!
 

19 ноября 1918

3

 
Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!
Прекрасные глаза, глядите осторожно!
 
 
Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться.
Тебе ль остановить кружа́щееся сердце?
 
 
Порукою тетрадь – не выйдешь господином!
Пристало ли вздыхать над действом комедийным?
 
 
Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.
Вчерашний день прошел – и мы его схороним.
 

20 ноября 1918

4

 
Не успокоюсь, пока не увижу.
Не успокоюсь, пока не услышу.
Вашего взора пока не увижу,
Вашего слова пока не услышу.
 
 
Что-то не сходится – самая малость!
Кто мне в задаче исправит ошибку?
Солоно-солоно сердцу досталась
Сладкая-сладкая Ваша улыбка!
 
 
– Баба! – мне внуки на урне напишут.
И повторяю – упрямо и слабо:
Не успокоюсь, пока не увижу,
Не успокоюсь, пока не услышу.
 

23 ноября 1918

5

 
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! –
Сказать еще? – Златого утра краше!
Сказать еще? – Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
 
 
Друг, разрешите мне на лад старинный
Сказать любовь, нежнейшую на свете.
Я Вас люблю. – В камине воет ветер.
Облокотясь – уставясь в жар каминный –
Я Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я говорю, как маленькие дети.
 
 
Друг! Всё пройдет! Виски в ладонях сжаты,
Жизнь разожмет! – Младой военнопленный,
Любовь отпустит вас, но – вдохновенный –
Всё пророкочет голос мой крылатый –
О том, что жили на земле когда-то
Вы – столь забывчивый, сколь незабвенный!
 

25 ноября 1918

6

 
Короткий смешок,
Открывающий зубы,
И легкая наглость прищуренных глаз.
– Люблю Вас! – Люблю Ваши зубы и губы,
(Все это Вам сказано – тысячу раз!)
 
 
Еще полюбить я успела – постойте! –
Мне помнится: руки у Вас хороши!
В долгу не останусь, за всё – успокойтесь –
Воздам неразменной деньгою души.
 
 
Посмейтесь! Пусть нынешней ночью приснятся
Мне впадины чуть улыбнувшихся щек.
Но даром – не надо! Давайте меняться:
Червонец за грошик: смешок – за стишок!
 

27 ноября 1918

7

 
Розовый рот и бобровый ворот –
Вот лицедеи любовной ночи.
Третьим была – Любовь.
 
 
Рот улыбался легко и нагло.
Ворот кичился бобровым мехом.
Молча ждала Любовь.
 

8

 
Сядешь в кресла, полон лени.
Встану рядом, на колени,
Без дальнейших повелений.
 
 
С сонных кресел свесишь руку.
Подыму ее без звука,
С перстеньком китайским – руку.
 
 
Перстенек начищен мелом.
– Счастлив ты? – Мне нету дела!
Так любовь моя велела.
 

5 декабря 1918

9

 
Ваш нежный рот – сплошное целованье…
– И это всё, и я совсем как нищий.
Кто я теперь? – Единая? – Нет, тыща!
Завоеватель? – Нет, завоеванье!
 
 
Любовь ли это – или любованье,
Пера причуда – иль первопричина,
Томленье ли по ангельскому чину –
Иль чуточку притворства – по призванью…
 
 
– Души печаль, очей очарованье,
Пера ли росчерк – ах! не все равно ли,
Как назовут сие уста – доколе
Ваш нежный рот – сплошное целованье!
 

Декабрь 1918

10

 
«Поцелуйте дочку!»
Вот и всё. – Как скупо! –
Быть несчастной – глупо.
Значит, ставим точку.
 
 
Был у Вас бы малый
Мальчик, сын единый –
Я бы Вам сказала:
«Поцелуйте сына!»
 

11

 
Бренные губы и бренные руки
Слепо разрушили вечность мою.
С вечной Душою своею в разлуке –
Бренные губы и руки пою.
 
 
Рокот божественной вечности – глуше.
Только порою, в предутренний час –
С темного неба – таинственный глас:
– Женщина! – Вспомни бессмертную душу!
 

Конец декабря 1918

12

 
В ушах два свиста: шелка и метели!
Бьется душа – и дышит кровь.
Мы получили то, чего хотели,
Вы – мой восторг – до снеговой постели,
Я – Вашу смертную любовь.
 

27 января 1919

13

 
Шампанское вероломно,
А все ж наливай и пей!
Без розовых без цепей
Наспишься в могиле темной!
 
 
Ты мне не жених, не муж.
Твоя голова в тумане…
А вечно одну и ту ж –
Пусть любит герой в романе!
 

14

 
Скучают после кутежа.
А я как веселюсь – не чаешь!
Ты – господин, я – госпожа,
А главное – как ты такая ж!
 
 
Не обманись! Ты знаешь сам
По злому холодку в гортани,
Что я была твоим устам –
Лишь пеною с холмов Шампани!
 
 
Есть золотые кутежи.
И этот мой кутеж оправдан:
Шампанское любовной лжи –
Без патоки любовной правды!
 

15

 
Да здравствует черный туз!
Да здравствует сей союз
Тщеславья и вероломства!
На темных мостах знакомства,
Вдоль фонарей – любовь!
 
 
Я лживую кровь свою
Пою – в вероломных жилах.
За всех вероломных милых
Грядущих своих – я пью!
 
 
Да здравствует комедьянт!
Да здравствует красный бант
В моих волосах веселых!
Да здравствуют дети в школах,
Что вырастут – пуще нас!
 
 
И, юности на краю,
Под тенью сухих смоковниц –
За всех роковых любовниц
Грядущих твоих – я пью!
 

Москва, март 1919

«Солнце – одно, а шагает по всем городам…»

 
Солнце – одно, а шагает по всем городам.
Солнце – мое. Я его никому не отдам.
 
 
Ни на час, ни на луч, ни на взгляд.
        – Никому. – Никогда.
Пусть погибают в бессменной ночи города!
 
 
В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!
Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!
 
 
В вечную ночь пропадет – погонюсь по следам…
Солнце мое! Я тебя никому не отдам!
 

Февраль 1919

«Она подкрадется неслышно…»

 
Она подкрадется неслышно –
Как полночь в дремучем лесу.
Я знаю: в передничке пышном
Я голубя Вам принесу.
 
 
Так: встану в дверях – и ни с места!
Свинцовыми гирями – стыд.
Но птице в переднике – тесно,
И птица – сама полетит!
 

19 марта 1920

«О нет, не узнает никто из вас…»

 
О нет, не узнает никто из вас
– Не сможет и не захочет! –
Как страстная совесть в бессонный час
Мне жизнь молодую точит!
 
 
Как душит подушкой, как бьет в набат,
Как шепчет все то же слово…
– В какой обратился треклятый ад
Мой глупый грешок грошовый!
 

Март 1919

«Упадешь – перстом не двину…»

 
Упадешь – перстом не двину.
Я люблю тебя как сына.
 
 
Всей мечтой своей довлея,
Не щадя и не жалея.
 
 
Я учу: губам полезно
Раскаленное железо,
 
 
Бархатных ковров полезней –
Гвозди – молодым ступням.
 
 
А еще в ночи беззвездной
Под ногой – полезны – бездны!
 
 
Первенец мой крутолобый!
Вместо всей моей учебы –
 
 
Материнская утроба
Лучше – для тебя была б.
 

Октябрь 1919

«Когда-нибудь, прелестное созданье…»

 
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
 
 
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным – так далеко́-далёко.
 
 
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
 
 
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню – на руке моей рабочей –
 
 
Серебряных перстней, – чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту…
 
 
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты – маленькой была, я – молодою.
 

Октябрь 1919

«Да, вздохов обо мне – край непочатый!..»

 
Да, вздохов обо мне – край непочатый!
А может быть – мне легче быть проклятой!
А может быть – цыганские заплаты –
Смиренные – мои
Не меньше, чем несмешанное злато,
Чем белизной пылающие латы
Пред ликом судии.
 
 
Долг плясуна – не дрогнуть вдоль каната,
Долг плясуна – забыть, что знал когда-то –
Иное вещество,
Чем воздух – под ногой своей крылатой!
Оставь его. Он – как и ты – глашатай
Господа своего.
 

17 мая 1920

«Суда поспешно не чини…»

 
Суда поспешно не чини:
Непрочен суд земной!
И голубиной – не черни
Галчонка – белизной.
 
 
А впрочем – что ж, коли не лень!
Но всех перелюбя,
Быть может, я в тот черный день
Очнусь – белей тебя!
 

17 мая 1920

Пригвождена…

1

 
Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеею в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что – невинна.
 
 
Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем.
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою – за счастьем.
 
 
Пересмотрите всё мое добро,
Скажите – или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке – лишь горстка пепла!
 
 
И это всё, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это все, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.
 

2

 
Пригвождена к позорному столбу,
Я все ж скажу, что я тебя люблю.
Что ни одна до самых недр – мать
Так на ребенка своего не взглянет.
Что за тебя, который делом занят,
Не умереть хочу, а умирать.
 
 
Ты не поймешь, – малы мои слова! –
Как мало мне позорного столба!
 
 
Что если б знамя мне доверил полк,
И вдруг бы ты предстал перед глазами –
С другим в руке – окаменев как столб,
Моя рука бы выпустила знамя…
И эту честь последнюю поправ,
Прениже ног твоих, прениже трав.
 
 
Твоей рукой к позорному столбу
Пригвождена – березкой на лугу.
 
 
Сей столб встает мне, и не рокот толп –
То голуби воркуют утром рано…
И всё уже отдав, сей черный столб
Я не отдам – за красный нимб Руана!
 

3

 
Ты этого хотел. – Так. – Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня, целую.
 
 
В грудь оттолкнувшую – к груди тяну,
Чтоб, удивясь, прослушал – тишину.
 
 
И чтоб потом, с улыбкой равнодушной:
– Мое дитя становится послушным!
 
 
Не первый день, а многие века
Уже тяну тебя к груди, рука
 
 
Монашеская – хладная до жара! –
Рука – о Элоиза! – Абеляра.
 
 
В гром кафедральный – дабы насмерть бить! –
Ты, белой молнией взлетевший бич!
 

19 мая 1920, канун Вознесения

«Восхи́щенной и восхищённой…»

 
Восхи́щенной и восхищённой,
Сны видящей средь бела дня,
Все спящей видели меня,
Никто меня не видел сонной.
 
 
И оттого, что целый день
Сны проплывают пред глазами,
Уж ночью мне ложиться – лень.
И вот, тоскующая тень,
Стою над спящими друзьями.
 

17–19 мая 1920