Страна вина

Галлюциногенный реализм! - пыхтела я, прижимая к груди свежекупленный томик, - Спокойствие горного потока! Прохлада летнего зноя! Эк похвалили, теперь и ругать не надо! Прохожие недоуменно косились на специфическое оформление: плакат "Разделка туши ангелочка" - и, дай-то Бог, не догадывались, что ж-ж-ж неспроста и соотносится с текстом напрямую. В общем, я предупредила. Любителям утончённой психоделии, да и поклонникам псевдонаивного вопроса "Что курил автор?" искать у Мо Яня нечего. Куда автору ещё и курить? А чего сколько он хлебнул под очередной творческий порыв - сам сообщит. В крайнем случае, скромно прибавит в заключении: "Писано подшофе".
Мог бы и не докладывать. И так понятно.

Строго говоря, "Страна вина" - это переписка провинциального литератора-дилетанта, по профессии винодела, со столичным, венчанным лаврами и, увы, плодоносной лозой номинантом на Нобелевскую премию. Псевдоним провинциала - Ли Десятилитровый. По-китайски очень благозвучно - Ли Доу. Псевдоним столичного жителя - Молчи. По-китайски также весьма музыкально - Мо Янь. Вместе с рассказами на рецензию Десятилитровый посылает почтенному наставнику всё увеличивающиеся порции винища и рисовой водки маотай, вследствие чего каждая новая рецензия теплее и похвальнее предыдущей, хотя пишет Ли Доу невероятный трэш. Настаивая притом на исключительной правдивости своих бредней.
Бравый следователь Дин Гоуэр и его наган-симулякр, эротоманка-шоферица (не нравится мне этот термин, на шаферицу похоже, надо было перевести "шофёрка", крепче за шофёрку держись, баран), развратная партийная верхушка, метрдотель ростом в метр с кепкой и совсем уж инфернальный Институт Кулинарии, где заправляет красавица тёща Десятилитрового, которую угораздило уродить на редкость сквернообразную и сварливую дочь... Исчадия окоселого разума ведут, впрочем, приземлённое и активное существование. Как это у Стругацких? "Они имели конечности и непрерывно двигались, они издавали отвратительные звуки, они были неприличны, они были агрессивны и все время дрались." А также бухали, обжирались деликатесами, сношались, блевали, испражнялись и обсуждали сии трепетные темы в манере социалистического реализма. То есть, виновата, в китайской культуре соцреализма нет. Наличествует творческий метод сочетания революционного реализма и революционного романтизма. Тот же соцреализм, только под кисло-сладким соусом.
Итак, добро пожаловать на китайскую литературную кухню. Кстати, знаете ли вы, что существует одиннадцать безнравственных кушаний, то есть приготовляемых с особой жестокостью. Благодаря Мо Яню мне стали известны целых два безнравственных блюда, а пари "стошнит или не стошнит" пришлось заключать с собой многократно. Мне всё равно не объяснить, на что похожа книга. Вот если бы Рубенс рисовал на босховские сюжеты, а малые голландцы пристроили бы на полях окорока, сыры, бутыли, штофы, мерзавчики...

Галлюциногенен ли реализм Мо Яня? Трудно ответить. Приметы делирия: от раблезианских декольте до кровавых крыс с флуоресцентными глазёнками - безусловно, не затушуешь. Но, по словам Б.Г., приход - не дверь на дереве, в которую как вошёл, так и выйдешь. И, если уж вошёл...
Не галлюцинаций ради и не революционного романтизма, сливающегося с революционным реализмом, как дракон с фениксом, т.е., в котле ослиный уд с ослицыной тайной снастью. Ведь алкоголь - это универсальный психофизиологический адаптоген. По русской пословице (есть ли китайский аналог?) - страшно видится, да выпьется - слюбится. И в выгребной яме тонуть не так противно, и втюриться с первого взгляда не так пошло и заезженно. Хотела закончить феерическим восточным тостом, но - вычёркиваю.

Будем здоровы.

Китайская проза всегда была талантливой и эксцентричной внучкой самого Китая. Она - многогранна, экспрессивна, высокопарна и одновременно приземлена. Она несет в себе символизм и мифопоэтичность, могущественную силу векового наследия Поднебесной. Она - многолика: ее плоды настолько разные, что могут отождествляться и с Пекином, и с Шанхаем, и с Гонконгом, и со всем-всем остальным Китаем, который с каждым днем вносит капельку себя в культуры других государств, образовывая моря и океаны. Литература Китая переживала и взлеты, и падения. Она подарила нам гениальные классические романы, величественных поэтов, неистовых драматургов, философов и эссеистов. За последние полвека китайская литература пережила не мало событий: красный феникс власти, который пронесся по головам творцов, оборвал нить, ведущую в прошлое, но тем самым переродился - из пепла ужаса возродилось нечто новое, совершенно противоположное, постмодернистское. Современная китайская проза - уникальное явление в мировой литературе. Политическая ситуация в стране заставила великие умы подавать реализм за вуалью гротеска, создавать новые образы самих себя в мифотворящей форме, придавая правде магических, умопомрачительных красок. Молодое поколение постмодернистов (в Китае их называют поствосьмидесятниками) стало творить в новом русле, которое приносит Поднебесной мировую славу. Но между молодым и старым есть прослойка, подобная фруктовой начинке в пироге действительности. Это - магический реализм Китая, который так не похож на пресловутого Маркеса или слегка безумного Павича. Открытие магического реализма Китая стало для мира ноу-хау, и это на наглядном примере доказал самый неординарный современный китайский писатель Мо Янь, получивший 11 октября 2012 года Нобелевскую премию по литературе за "галлюциногенный реализм, который объединяет мифы с историей и современностью".

В России Мо Янь не был известен. Фильм, снятый Чжаном Имоу по повести "Красный гаолян", являлся единственной возможностью отечественного интеллектуала познакомится с творчеством столь гениального прозаика, давно покорившего запад. Так было до сегодняшнего дня, пока издательство "Амфора" - самое прогрессивное и уникальное издательство постсоветского пространства, в который раз доказавшее, что у них есть особое чутье на Нобелевских лауреатов, не издало первый переведенный на русский язык роман Мо Яня - "Страну вина". Я преклоняюсь перед теми людьми, которые не перестают знакомить русского читателя с мировой современной литературой, и лишь благодаря им я прочитал этот роман, признав Мо Яня, который безоговорочно вошел в ряд моих самых любимых писателей.

"Страна вина" - это роман-символизм, который покоряет своим гениальным бурлеском, гротескными формами, уникальностью стиля и талантом самого автора. Гениальное моралите, которое показывает читателю через призму абсурда реалии не только современного коммунистического Китая, но и всего остального мира. Символы, одетые в красочные метафоры, встречаются на протяжении всего текста, а саркастичность, с которой Мо Янь подает сюжет, бесспорно, шедевральна. Действительно, реализм Мо Яня производит галлюциногенный эффект. Нельзя воспринимать его текст буквально, ведь за каждым словом скрывается глубинная подоплека, которую никогда не поймет обыватель.

Безусловно, я восторгаюсь Мо Янем. Он, используя многозначные метафоры, умудрился раскритиковать правительство таким образом, чтобы оно само этого не поняло. Литературная ценность его произведений - неоценима! "Страна вина" - это нечто совершенно новое, не похожее ни на что другое, создающие иные ответвления постмодернизма, и заставляющие весь мир признать триумф китайской мысли. Отныне литература Поднебесной заняла не менее стойкую позицию, чем литература Японии. И Мо Янь, это, как по мне, китайский Мураками, который покорил весь мир.

Кэндзабуро Оэ больше десяти лет предсказывал победу Мо Яня на Нобелевской премии. Теперь, когда он оказался прав, и во всех книжных лавках мира продаются романы восточного гения, я глубоко надеюсь, что в скором времени во всех странах СНГ появятся книги Мо Яня!..

Это не отзыв - отзыв, это отзыв – мысли вслух, попытка разобраться во множественных символах романа. Мысли отрывочны, целостности не ждите. Со мной не надо соглашаться или не соглашаться, но я с удовольствием почитаю вашу точку зрения на этот роман.

Структурно роман задуман совершенно потрясающе: за основу взята переписка ученика Ли Идоу, начинающего литератора и винодела, и наставника Мо Яня, заслуженного писателя, сдобренная романом этого самого писателя и циклом рассказов ученика. Все это многообразие под конец шлифуется реальной историей встречи ученика, наставника и героев их произведений. Темы их сочинений постоянно перекликаются друг с другом, иногда дублируя друг друга, вырастая один из другого. Сложно, не правда ли? Сложноподчиненно, я бы сказала, но читается легко и в захлеб.

Страна вина – что за страна такая? Конечно, Мо Янь пишет о Китае. Ни в коем случае нельзя воспринимать этот роман буквально: все символично, от первой до последней буквы. Если просто читать, не утруждая себя расшифровкой текста, получится, что читаешь бред бредовый, галлюциногенную явь после принятия ЛСД - в лучшем случае в качестве сравнения приходит на ум «Страна приливов» Митча Каллина. Здесь много физиологии (слизь, рвота, кровь, гнусные запахи), много странных блюд (верблюжье копыто, медвежья лапа, сырой мозг обезьяны, зародыши утконоса и даже материнское молоко), много вина (и последствий алкогольного отравления) – иногда абсурдизм читаемых сцен вызывает шок. Но не все так просто, не мог автор писать в открытую о пороках "правильного" китайского общества в конце 80-х. Поэтому и избрал такую необычную, завуалированную, обманную форму подачи материала, как «галлюциногенный роман».

Китай 80-х эпохи «Пекинской весны» предстает пред нами в миниатюре – это вымышленный развивающийся провинциальный город Цзюго. Налицо переход к рыночной экономике – на Ослиной улице множество частных ресторанчиков, конкурирующих друг с другом, нет уж боле коллективных хозяйств – есть фермеры, выращивающие ослов на продажу. Тем не менее, сильна идеология правящей Коммунистической партии Китая – секретарей горкома и зам.начальников отдела пропаганды никто не отменял. Автор совершенно гротескно выписывает и первых, и вторых – такие себе среднестатистические в государственном масштабе близнецы, безликие братья по духу. Эти «небожители» верховной власти Китая до умопомрачения богаты, развратны, пресыщены жизнью и материальными благами. Их гастрономические потребности растут с геометрической прогрессией, и теперь вкусы их до такой степени изощрены, что они поедают труднодоступные гнезда из ласточкиной слюны и – о боги – истекающих маслом младенцев! Но такое не может остаться безнаказанным в идеологически здоровой стране, поэтому на раскрытие преступления отправляют опытного следователя Дин Гоуэра.

Дин Гоуэр – прекрасный образчик идеологически правильного, но подверженного человеческим слабостям, рядового человека. Все в этом мире можно купить, даже моральные устои взрослого человека. А если его не подкупить, то залить вином, а не вином, так увлечь сладострастной женщиной, а не женщиной, так сделать сообщником преступления, а еще надежнее – заставить это преступление совершить. На все готова пойти власть держащая верхушка, лишь бы не вынести на всеобщее обозрение свои извращения. Иногда, в слабых случаях, достаточно простого испуга – вспомните старика, торгующего клецками – отвратительное пресмыкание перед более сильным, власть имущем.

Насколько я могу судить, Юй Ичи, карлик, директор ресторана «Пол-аршина» - это непрямое указание автора на Дэн Сяопина – лидера КНР 80-90-х гг. Этот политик фактически привел Китай к тому сильному, экономически стабильному государству с высоким процентом роста ВВП, которое мы можем наблюдать сегодня. Именно с его подачи начались и внутренние экономические, и внешние реформы с привлечением иностранных капиталов. Но у этого политика есть два обличья: страна так и не смогла простить ему кровавое подавление восстания в 1989 году и последовавшие за этим политические гонения и аресты. Автор рисует Юй Ичи как талантливого, но коварного, зажравшегося от переполнявшей его чрезмерной власти, коммерсанта. Когда тот крутится в своем кресле, мы видим мелькающие лицо демона и макушку ангела. Он же является держателем ослиного ресторана, где подаются разнообразные кушанья из ослятины. Ослы в моем понимании – не что иное, как обычные люди. Из ослов можно приготовить огромное кол-во изощренных блюд, и даже сдирать с них живьем шкуры! Апогеем являются поданные в благоухающем соусе половые органы осла и ослицы – присутствующие боятся даже притронутся к ним, но Юй Ичи так искусно распространяется о райских вкусовых качествах, что блюдо уходит в момент – человек слаб, он поверит во что угодно, в любую сказку, и даже не поймет, что тем самым поедает себе подобных. Главное – как это все преподнести!

Достается и современной молодежи: на лекции тещи, где речь идет о приготовлении младенца, режет глаз огромный, едва прикрытый рамками приличия, интерес – конечно, ведь получи такой «изысканный» рецепт, и ты будешь востребован в любом ресторане мира! Судя по всему, многие студенты КНР мечтали тогда рвануть за бугор.

Автор также насмехается и над революцией в лице старика, охраняющего могилу революционеров – он боролся-боролся за светлое будущее, а сейчас ему даже не разрешают взять немного сосны для растопки печки. Также высмеивает он и «классовую борьбу», о которой толкует старик, верящий в идеалы Мао Цзэдуна и его "Культурной революции".

У китайцев ива – символ весны, возрождения. Автор то тут, то там тычет читателя носом: то покажет ивовый прутик, то ивовую корзину, то нож в виде ивового листа, а то и обглоданные крысами руки – кости тоже описаны в виде ивовых веток. Вывод напрашивается положительный: Мо Янь предрекает Китаю светлое будущее, и это радует. Особенно после безнадеги и трэша, переполняющих роман.