– Не знаю насчет Володи и Коли, но твои полотна, действительно, прекрасны. Они завораживают не только таинственностью, но и красками. Это живой кусочек мира, каждый со своей загадкой. Можно, я побуду возле них.

– Да ради бога. Смотри, сколько хочешь. У меня для тебя есть сюрприз. – Художник вышел из студии.

Вернувшись через полчаса, застал Сашу возле холста с парящим орлом. Она плакала.

– Кручина, в чем причина? – смущённо скаламбурил он.

Она промокнула глаза платком.

– А ты не дразнись.

– Я уже говорил, что ты первая по-настоящему увидела картины, другим пришлось показывать. Но все, даже не видя странностей, долго не могли отойти от них. Мы решили организовать выставку под общим названием «Карельские мотивы».

– Ты талант, Ники. И доказал это на деле. Я ещё в школе говорила: ты настоящий художник. Тебе заказывают портреты, просят написать любимые пейзажи. Но теперь… – Она обвела рукой живописные полотна. – Просто нет слов!

– Сашка, ты улыбаешься! Как я соскучился по твоей улыбке. Тебя будто околдовала злая колдунья. Внутри словно выключили свет. С каждым годом он делался все слабее и слабее. Мне больно смотреть на тебя. Куда исчезла прежняя Саша?

– Выросла и стала Александрой Сергеевной. – Она обвела взглядом студию. – Подожди, ты сказал семь картин, а здесь шесть…

– Это и есть мой сюрприз. Я хочу подарить её тебе. – Никита поставил на мольберт принесенный холст и жестом фокусника сдернул с него белое покрывало.

В светлой комнате на кровати спит молодая женщина, положив обе ладони под голову. Лёгкая шелковая простынь не скрывает женственных очертаний фигуры. На подоконнике открытого настежь окна стоит ваза с белыми тюльпанами. На прикроватной тумбочке в высоком, прозрачном стакане веточка голубых колокольчиков. У изголовья кровати, на стене висит горшок с пышной традесканцией, длинные плети растения свесились почти до подушки.

Саша ахнула. К спящей незнакомке склонился ангел. Сложенные за спиной крылья, чётко вырисовываются между листьев традесканции. Его лицо выражает огромную любовь и печаль. Руки нежно касаются головы женщины.

– Ты хочешь подарить её мне? – прошептала Саша. – Слишком щедрый подарок.

– Она тебе никого не напоминает? – удивился Никита.

– Отдалённо, – смутилась Саша.

– Такой я видел её несколько лет назад, но не теряю надежды увидеть снова.

– Это я, – наконец признала она своё лицо на полотне и добавила: – когда-то была такой.

Никита упаковал картину.

– Хочу увидеть тебя счастливой. Верю, что сотворил нечто чудесное. Она поможет тебе вновь обрести себя.

Саша поцеловала друга в щёку.

– Спасибо, Ники. Это самый лучший подарок! Мне пора домой.

Она перешла через дорогу и помахала стоящему на ступеньках студии художнику.

Никита помахал в ответ. Саша никогда не узнает о его любви. Он знал, как светится эта девушка, когда любит по-настоящему. Свет этот вызывал, к сожалению, не он, но готов всё отдать, чтобы вернуть снова сияние её души.

Дома Александра повесила полотно в изголовье кровати. Вошедший вечером в спальню Олег, увидев картину, спросил:

– Ездила к своему мазиле? Его подарок?

Саша кивнула.

– Точно к спальне подходит. Одна баба спит на кровати, другая спит под картиной на кровати… Очень символично… Две сони.

Он был ещё под впечатлением встречи с Медеей и её сыновьями и еле сдерживался, чтобы не наорать на жену, притащившую в спальню эту фигню.

– Посмотри внимательно. Кто ещё изображен на холсте, кроме женщины? – с напряжением в голосе поинтересовалась Саша.

– Кроме спящей тетки никого (он не узнал лицо жены). Куча цветов живых и срезанных.

– И всё! – она не сумела скрыть разочарование.

– Всё! Извини, я человек грубый и не уловил идею твоего горе-художника. Концепцию… полутона, – хмыкнул муж. – Я устал и хочу спать.

ГЛАВА 3

Звонок раздался в субботу.

– Кручина, привет! – в трубке телефона звучал подзабытый командный голос Марины бывшей старосты класса. – Наш классный руководитель Ирина Ивановна уходит из школы. Мы были её последним выпуском. Она приглашает всех к себе домой. Передай, пожалуйста, своим подружкам Римме и Элине, что она ждёт нас в восемь вечера тридцатого октября.

Саша положила трубку. Школа. Класс… Воспоминание о её первой и единственной любви отдалось в душе царапающей болью. Чувство, запертое и спрятанное в дальний уголок памяти тринадцать лет назад, проснулось. Саша медленно поднялась с дивана, как робот надела туфли. Вышла на улицу. На дороге её чуть не сбила машина, но она даже не заметила этого. Саша прошагала три километра до родительского дома, забыв про маршрутные такси. Очнулась только у запертой двери. Нажала на кнопку звонка. Тишина. Вспомнила, что родители хранят запасной ключ в электрощитке возле лестницы. Открыла дверь. В её комнате ничего не изменилось. Фотоальбом лежал в тумбочке на нижней полке. Она прижала его к груди. Медленно обошла квартиру. Родители недавно сделали ремонт, и теперь вся обстановка, кроме её комнаты, была незнакомой.

«Узнаю мамин вкус, – усмехнулась она. – Минимализм, чёрное и белое. Металл и пластик».

Закрыла входную дверь. Ключ вернула на место.

«Хорошо, что родители на даче», – подумала Саша. Ей никого не хотелось видеть.

Обратный путь занял меньше времени: Она наконец вспомнила о такси.

Приняла душ, переоделась в ночную сорочку. Включила настенное бра и дрожащими руками открыла школьный альбом. Тринадцать лет она не прикасалась к нему, опасаясь той боли, которая может проснуться в ней при виде нескольких фото.

«Я не буду спешить, впереди целая ночь. Олег не вернется с дачи до вечера воскресенья, – улыбнулась Саша. – Все вдруг заделались дачниками».

Подложив под спину подушку, уселась в кровати удобнее и перевернула первый лист альбома.

Она первоклашка. А это второй, третий класс. Какие они были смешные. У Риммы белые банты больше её головы. А на ногах Элины модные сапоги на каблучке, которые смешно смотрятся на маленькой девочке. Одноклассник Самсон мечтательно смотрит поверх голов друзей куда-то вдаль.

Четвёртый класс – появились первые стильные стрижки у мальчиков. Римма уже без косичек. На голове Элины предмет зависти девочек шикарный ободок со стразами Сваровски.

Шестой класс. Сердце дало сбой. Саша знала, что будет больно, но это оказалось сильнее, чем она думала. Тысячи дней не позволяла себе вспоминать, загнала в самую глубину памяти, присыпала мусором ежедневности и суеты, притворилась непомнящей.

С фото на неё серьёзно смотрел Ваня Стасов. Стас, как звали его в классе. Много лет Саша прятала свою школьную любовь даже от самой себя.

Ничего не было! Всё прошло. Я сделала правильный выбор. Твердила она, как заклинание, много лет подряд. И почти убедила себя, почти забыла, но стоило открыть альбом, и прошлое проснулось и обожгло нестерпимой душевной болью. Кажется, не только душевной. Сердце кололо. Александра накапала в стакан валокордин. Выпила. Посидела, закрыв глаза. Рука перевернула следующую страницу.

Седьмой класс – ей тринадцать лет, Иван старше на год. Он неловко сунул в её портфель валентинку. Саша носила открытку на груди, пока она не превратилась в кусочки бумаги. Им достаточно взглядов, встречаясь глазами, оба краснеют до макового цвета. На уроке физкультуры Стасов старается играть с ней в одной команде. Саша понимает, что влюблена и воображает себя Джульеттой, а его Ромео.

Первое потрясение. Она с Риммой и Элиной вышла из школы. Не успели девочки завернуть за угол, как услышали мат и шум драки. Римма, обожавшая разборки мальчишек, потянула подруг за собой. В кругу подростков стоял Стасов и Самсон (крепкий коренастый армянин). Матерился Иван. От его грязных слов у Саши заалели уши, её будто облили грязью. Ромео выражался хуже грузчика. Самсон коротко и резко ударил Стасова в лицо и… промахнулся. После она узнала, Ваня прошел уличную школу и мог дать сто очков вперёд увальню Самсону. Ответный удар Стасова разбил нос Долидяну. На этом драка прекратилась. Самсон покинул место боя, прижимая носовой платок к лицу. Иван обернулся и увидел одноклассниц. Досада отразилась на его лице. Потрясённая и разочарованная Саша на следующий день старалась не встречаться с ним взглядом. Продержалась целых два месяца. Однажды после школы Стасов подстерёг её без подруг.

– Девочки не должны смотреть на мужские разборки.

– Драки-мерзость! – с яростью заявила она и посмотрела ему в лицо. Это была ошибка. Саша утонула в тёплом взгляде его карих глаз. Сердце застучало, как сумасшедшее.

– Нельзя иначе. Кое-что можно доказать только кулаками. По-другому никак, – баском произнес Иван. Его голос ломался и иногда «давал петуха».

– Но ведь мы не дикари. Проблемы можно разрешать словами.

– Нет, Саша, не все, – её имя из его уст прозвучало, как музыка. – Давай-ка сумку, я провожу тебя.

Они разговаривали, дорога домой обоим показалась короткой. Отдавая портфель, коснулся её руки.

– До завтра, – тихо произнёс он.

– До завтра, – повторила Саша, заворожено глядя на его губы и подбородок с ямочкой.

Ещё фото. Восьмой класс. Ей четырнадцать. Стасов выше Александры на голову. Он вытянулся за лето, возмужал, загорел, окреп. На её вопрос, где отдыхал? Усмехнулся:

– На поле у арендаторов.

– Ты работал всё лето?

– Я взрослый. Стыдно сидеть на шее у родителей.

Она уважительно посмотрела на него. Сама же Саша проскучала целое лето. Родители отправили её в деревню к больной бабушке на три месяца. Она не знала тогда, что таким образом они хотели избавить дочь от влияния мальчика из плохой семьи. Умные родители ничего не сказали ей, использовали старую уловку с болезнью старушки. По их плану к осени бабушка выздоравливала. Саша узнала об этом спустя два года и поразилась коварству родных.

Они видятся в классе. Саша идет на золотую медаль. Стасов учится на твёрдую четвёрку. По вечерам встречаются редко: Ваня работает. Она уважает его позицию, самостоятельность. Но так хочется с ним гулять вечерами по улицам, ходить в кино. Он обращается с ней, как с фарфоровой куклой, а Саша мечтает о поцелуе. Весной мечта сбывается. В один из редких свободных вечеров Иван впервые поцеловал её. В парке от ветра шумела молодая листва, но Саше, показалось, что стук их сердец заглушал этот звук. Пальцы Стасова дрожали, гладили её лицо, дотрагивались до ямочек на щеках. Губы шептали безостановочно: «Милая, милая».

Потом они целовались на лавочке в парке, у подъезда её дома.

На следующий день их класс поехал в Ростов: для выставки в художественную галерею города из Эрмитажа привезли картины. Учительница рисования с восторгом рассказывала о каждом живописном полотне. Саша и Стасов не слышали её, не видели ничего вокруг. Они не могли оторвать взгляд друг от друга. После экскурсии отправились в парк и целовались до одурения. Александра вернулась домой с распухшими губами. Опустив глаза, сумела прикрыть шальной взгляд от возмущённой родительницы.

– Где ты шлялась! – заорала на неё мать. Её всегда гладко зачёсанные тёмные волосы растрепались. Белоснежная блузка вылезла из строгой юбки.

«Действительно, переживает, – поняла Саша. – Мама – образец порядка и собранности и вдруг лохматая причёска».

Саша сморщилась от крика. Душой она находилась всё ещё там, на весенней улице с любимым.

– Ты что не понимаешь! Я волновалась. Звонила родителям Риммы и Элины. Твои подруги давно уже дома!

– Мама, извини, но ведь завтра выходной. До вечера ещё далеко. Мы немного погуляли с Ваней по городу.

– Я чуть с ума не сошла. Представляла все ужасы, которые могли случиться с глупой девчонкой. Ты что пьяная? – вдруг насторожилась она, разглядев блаженную улыбку дочери.

– Мам! – возмутилась Саша. – Конечно, нет! Я пойду в свою комнату.

Весь девятый класс они встречались урывками. Иногда Саша оставалась в школе, чтобы помочь Ивану с учёбой. Случалось так, что он засыпал прямо на уроке и весь класс хохотал, когда сердитый учитель будил парня приговаривая: «Меньше надо сидеть за компьютерными играми, а больше за учебниками».

Саша не смеялась. Жалела его до слёз, но боялась показать это. Ваня не переносил, когда сочувствовали. В этом она убеждалась не раз. Стасов засыпал от усталости, иногда ему приходилось работать до поздней ночи.

Она узнала, что наравне с взрослыми мужчинами он трудится на стройке. Стасов с гордостью рассказывал, что из подсобного рабочего стал полноправным членом бригады. Научился почти всем строительным работам: штукатурить, шпатлевать, клеить обои, красить, класть блок и кирпич. Он выглядел старше своих пятнадцати лет: физически развитый, и как подозревала Саша, более чем она, искушен в жизни.

Всё лето после девятого класса они снова не виделись. Её опять отправили к бабушке в деревню. Байкам о болезни старушки Саша больше не верила. Сделала вид, что рада отправиться за город, потому что Ваня тоже уезжал на заработки. Он звонил каждый день, Саша жила этими звонками. Утешалась тем, что может принести пользу семье и хоть немного отвлечь себя от мыслей о Стасове. Делала с бабушкой заготовки на зиму, усердно трудилась в огороде. В свободное время загорала с книжкой в саду, купалась в речке и почти не жалела о пляже на море. Телефонный звонок от Ивана звучал для неё божественной музыкой. Она тосковала, считая дни до встречи. По телефону, не видя лиц друг друга, они становились откровеннее. Обычно сдержанный Иван признавался: Саша снится ему ночами.

Она вернулась домой двадцать восьмого августа, еле дождалась вечера. В парк пришла на двадцать минут раньше назначенного времени, но Ваня уже сидел на скамейке. Он поднялся ей на встречу, высокий, широкоплечий, загорелый до черноты и какой-то незнакомый. Саша смутилась и почувствовала себя неловко. Стасов тоже замешкался, не зная, куда деть большие руки с грубыми мозолями. Молча смотрели друг на друга. Саша заметила пушистые усики у него над верхней губой, огрубевшую кожу на скулах, обветренные губы и подумала: «Он стал взрослым».

В июне Ивану исполнилось шестнадцать лет. Он шутил, что если не поступит в институт, то сразу после школы загремит в армию.

– Ты изменилась, – наконец он смог произнести первые слова. Голос его больше не ломался, звучал мягким баритоном, от этого звука её душа встрепенулась и ожила.

– Разве? – ей казалось: она осталась прежней.

Иван осторожно дотронулся до её волос.

– Да. Ты стала ещё красивее.

Саша шагнула ближе, она едва доставала ему макушкой до подбородка. Иван провёл щекой по её волосам и вдохнул их сухой, травяной запах. Потом долгие годы она не могла прогнать это воспоминание: стук его сердца у своего горла, и теплые ладони на спине. На несколько секунд они стали одним целым, показалось, что у них общая кровеносная система. Стасов увлёк её на лавочку. После долгой разлуки не могли наговориться. После бродили по берегу моря и ели мороженое. Расставаться не хотелось.

Ещё одна фотография из альбома.

Поездка с классом на зимних каникулах в Москву. Тогда в десятом классе она впервые испытала жгучую ревность, от которой болело сердце, а голова пылала огнём. Это была обычная туристическая программа: Красная площадь, Третьяковская галерея, Большой театр, обзорная экскурсия по городу. На второй день поездки Саша слегла с температурой и не смогла поехать с одноклассниками на экскурсию. Она лежала в гостиничном номере одна и досадовала: сама настояла, чтобы Иван присутствовал на экскурсии. Саша прекрасно понимала: учительница не одобрит нахождение Стасова в номере наедине с ней. Вечером подруги Элина и Римма показывали снимки, снятые во время поездки. Сначала Саша с удовольствием разглядывала фото, пока не заметила: Римма везде стоит рядом с Ваней. Она-то смеялась, глядя ему в лицо, то обнимала за талию. А на одном снимке подруга целовала его в щёку, а он улыбался счастливой улыбкой.

«Вот значит как, стоило заболеть, и он сразу нашёл с кем развлечься! Римма тоже хороша! Липнет, как банный лист», – негодовала обиженная Саша, не замечая лукавой улыбки подруги, оценившей её реакцию. Саша насупилась, сообщила одноклассницам, что у неё разболелась голова. Отвернулась к стене, кусала губы, чтобы не расплакаться. Одноклассницы молча переглянулись, Римма показала Элине большой палец. На следующий день Саше стало лучше, температура спала, но учительница решила перестраховаться и снова оставила её в номере одну. Ожидая возвращения подруг с экскурсии, ревнивица сходила с ума от неизвестности. Она не представляла, что это такая страшная пытка. Уговаривала себя, поцелуй в щёку дружеский, что она прекрасно знает Римму – ничего не помогало. Зеленоглазое чудовище по имени Ревность съедало её живьем. Казалось, она горит на медленном огне. Ужин принесли в комнату. Саша уже два дня не видела Стасова. Ей не хотелось есть, она отодвинула от себя поднос и еле сдерживалась, чтобы не накричать на смеющихся подруг. А они делились впечатлениями, фамилия Ивана то и дело всплывала в их разговоре.

– Стасов очень сильный, – говорила Римма. – Там такие скользкие ступеньки, но Ванечка легко перенёс меня через них.

– Точно, – вторила ей Элина. – Кручинина, видела бы ты, какую тяжёлую сумку с книгами учительницы он носил весь день.

Саше хотелось спросить: вспоминал ли о ней? Она сжимала зубы так, что заболели скулы, но упрямо молчала.

«Ну, погоди, – думала Саша мстительно. – Я сделаю тебе так больно, как теперь больно мне. Почему не приходишь проведать вечером? Не хочешь видеть? Почему?

Утром учительница убедилась, что она пошла на поправку, позволила поехать с классом в музей. Саша сидела в автобусе, когда в него вбежали Стасов и Долидян. Иван радостно поприветствовал её. Обиженная Саша отвернулась.

Она выходила из «Икаруса», остановившегося у музея, последней. Заметив, что Ваня проталкивается к ней, измученная ревностью девушка, схватила первого попавшегося под руку одноклассника, к сожалению, им оказался Рем Корнеев. Он пытался ухаживать за ней с восьмого класса.

– Рем, здесь так скользко, ты поддержишь меня?

Корнеев, слегка опешив от внимания Саши к нему, обрадованно воскликнул:

– Да без проблем. Прошу, мадам. – И галантно взял её под руку.

Стасов сумел-таки пробраться к ней.

– Я помогу.

– Нет, – твердо сказала Саша. Её захлестывало желание мстить. – Пусть это сделает Рем. – И как сумела ласково улыбнулась Корнееву.