Глава 1

Едва видимая тропинка тонула в черных провалах деревьев ночного леса. Кусты дикой малины больно били блестящие от пота бока гнедого жеребца, и это подхлестывало его не меньше, чем беспощадные шпоры наездника. Колт хрипел, закусив удила, и стриг темными, как смоль, ушами. Лес, и без того мрачный, окутывала атмосфера, какая бывает на скотобойне – лошади не знают, что произойдет, но запах смерти витает в воздухе, и животные шкурой ощущают опасность. Так и здесь: колючие растения, оставляющие кровавые царапины, глухие невнятные звуки, да еще и кислый запах волков, пропитывающий каждый кустик, каждую травинку. Ох, не нравилось ему это путешествие. И если бы наездник был другой, Колт обязательно сбросил бы его с себя и умчался прочь. Но жестокость хозяина и абсолютное его равнодушие к чьей бы то ни было жизни усмиряли и более строптивых существ. Колт от всей души ненавидел всадника и безмерно боялся его.

* * *

Вперед! Опять этот упрямый жеребец норовит свернуть с пути. Холка его подрагивает – чует волков, гад… Но ему, Алодлору, как раз было необходимо попасть в Волчий лес. Ему нужно было в логово, в самый центр, дабы план осуществился наверняка. Ублюдок не просто обязан умереть, его должны разорвать на части, причинив как можно больше боли. И так жаль, что Сориану не суждено этого увидеть. Это было бы самой сладкой местью. Но планы Алодлора не допускали столь пикантного наслаждения. Что ж, ради цели можно поступиться малым. А затем обрести гораздо больше.

Неожиданно жеребец выскочил на просторную круглую поляну, окруженную со всех сторон непроходимой чащей. Всадник резко натянул удила. Колт, ощутив резкую боль, загарцевал на месте. В мерцающем свете луны Алодлор разглядел точно посередине широкий плоский камень, покрытый испариной земли, от которой тот таинственно блестел и казался чернее, чем сам лес.

Жестко усмехнувшись, он спустился на землю, крепко держа удила. Эта строптивая скотина мгновенно удерет, как только ощутит хоть намек на свободу. Даже сам он ощущал волчий дух, исходящий от этого места. То, что нужно. И импровизированный алтарь имеется. Вот она, моя жертва тебе, Водд^[1], за исполнение мечты о жизни, полной радости, развлечений и любви.

Мужчина откинул тяжелый от сырости плащ и аккуратно левой рукой вынул из-за пазухи маленький сверток. Удивительно, но ребенок спал. Даже дикая скачка по мрачной чащобе не нарушила покой маленького существа. На бледном точеном лице мужчины заходили желваки. Нет, он не сомневался. Просто так велико было желание самому оторвать эту маленькую головку. Но он должен быть чист, поскольку в разгар какой-нибудь пьянки запросто мог похвастаться тем, что собственноручно отвернул голову ублюдку. И путь к любви был бы закрыт навечно. Этого Алодлор не мог допустить.

Сплюнув в сторону, он дернул коня за уздцы и, стараясь перешагивать высокую, уже мокрую от ранней росы траву, направился к черному камню. Скоро рассветет, нужно спешить.

– Прости, тварь, – хмыкнул мужчина, аккуратно водружая сверток на мокрый камень. – Прощание будет скорым, мне еще надо закончить дела с твоим папочкой!

Еще раз сплюнув, он вскочил в седло и вонзил шпоры в и так израненные бока Колта. Жеребец заржал, встал на дыбы и, чуя близкую опасность, изо всех своих оставшихся сил метнулся в сторону дома.

Еще полчаса бешеной скачки. Похоже, конь продержится недолго, но Алодлор не щадил его, без конца всаживая шпоры. Ничего, скоро у него будет табун таких красавцев, и каждый день он будет решать, кого из них осчастливить честью быть под его седлом.

Как мужчина и ожидал, жеребец очень скоро рухнул наземь. Страх и бешеная скачка сделали свое дело. Спрыгнув в последний момент перед тем, как туша коня коснется земли, Алодлор ловко приземлился и быстро откатился в сторону. Встав и отряхнувшись, он увидел, что находится как раз на берегу Ори. Той маленькой речушки, что протекает около замка его брата. А значит тайный ход в крепостной стене, где он условился о встрече с верными ему людьми, где-то недалеко. Всадник жестко усмехнулся. Замечательно, скотина продержалась вполне достаточно. А дальше можно и без коня…

Колт хрипел, грудь его вздымалась рывками. Надо бы прикончить его, чтоб не мучился, но Алодлор не мог потерять ни секунды. План был просчитан до мелочей, и коню придется сдохнуть самому, без помощи хозяина.

Мужчина отстегнул уже насквозь промокший плащ. Тот водопадом обрушился на землю рядом с умирающим животным. У стены замка жалось несколько темных фигур, и Алодлор быстрым шагом направился к ним.

– Вы выполнили приказ? – строго спросил он невысокого, по сравнению с ним, коренастого человека в форменной одежде.

– Да, милорд, – подобострастно ответил тот, сгибаясь в поклоне. – Что с ней делать?

– Бросьте в реку, – отмахнулся Алодлор. – И немедленно приступайте ко второй части плана.

Воин сурово кивнул и подал знак спутникам. Несколько человек бросились в черную щель прохода. А двое оставшихся подняли с земли связанную по рукам и ногам женщину с мешком на голове. Она мычала, пытаясь кричать, и отчаянно сопротивлялась. Не обращая внимания на ее попытки, заговорщики втащили женщину на мост и спихнули в темноту воды. Ожидаемый Алодлором всплеск был перекрыт страшным взрывом по ту сторону крепостной стены. Он махнул рукой воину и двум его подчиненным, те быстро исчезли вслед за союзниками. Через минуту темный проход исчез, словно его тут никогда и не было, а крепкая шершавая стена всегда была монолитна и неприступна.

В наступившей тишине послышался стон со стороны моста. Женщина с мешком на голове испуганно сжалась в комочек, не зная, ушли ли те жестокие люди, что избили ее, надругались и бросили умирать. Вдруг то, что ей повезло зацепиться остатками корсета за клин, торчащий из балки, поддерживающей мост – лишь агония, небольшая отсрочка смерти? Но все было тихо. Женщина осмелела и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую болью кровоточащую царапину в боку, оставленную острым колом, попыталась избавиться от пут. Чуть не теряя сознание, она содрала с кистей веревку, не видя неширокие полоски кожи на волокнах, которыми заплатила за свободу. Не зная, насколько высоко висит и как долго продержится корсет, сжалась от ужаса. Вздрогнув, поспешно ощупала узел на шее. Возможно, времени совсем мало.

Торопливо сорвав мешок с головы, испуганно огляделась. На берегу, хвала богам, не было никого. Но за крепостной стеной раздавались жуткие крики и непонятный шум, а в небе расцветало зарево пожара, смешиваясь с утренним просветлением на небе. Сердечко женщины застучало еще быстрее, хотя секунду назад казалось, что оно и так скоро выпрыгнет из груди.

Ломая ногти, она постаралась быстро распутать ноги. Ткань разорванного корсета сдавалась клину рывками, и каждое мгновение грозила бросить ее в пучину. Воды Чилва не боялась, поскольку хорошо плавала с детства. Но купаться в Ори со спутанными ногами было крайней степенью безрассудства… хотя плавать в этой маленькой, но опасной речушке, с переменчивым дном, быстрым течением и острыми валунами было всегда безрассудством: что без пут, что в путах. Впрочем, после только что пережитого ужаса вода ее почти не пугала.

Ткань угрожающе затрещала, клин продолжал пропарывать нежную кожу женщины. Та обеими руками сжала рот, силясь сдержаться и не закричать от боли. Ей оставалось только ждать конца медленной пытки: когда ткань окончательно сдастся, и клин отпустит ее измученное тело в ледяные воды Ори. Или же рискнуть и попытаться вылезти на мост? Боясь упасть, Чилва осторожно раскачалась и попыталась ухватиться за клин – тот постоянно выскакивал из рук. Периодически теряя сознание от боли и страха, она пробовала снова и снова. И вот, когда почти удалось извернуться, обхватив пальцами колючую деревяшку, завязки корсажа не выдержали. Склизкая деревяшка опять выскользнула.

Река с утробным звуком поглотила окровавленное тело, но Чилва поспешно изогнулась и сразу вынырнула на поверхность. Она знала: стоит только поддаться реке, и та потащит вниз по острым граням камней, обездвижит ледяным холодом конечности. И за пару минут все будет кончено. Женщина энергично, собрав последние силы, поплыла к берегу, благо речушка узенькая. Пара метров и она уже цепляется за гибкие кусты прибрежного кустарника, стараясь поскорее вытащить из воды коченеющие ноги.

Оказавшись на мокрой от росы траве, Чилва упала без сил. Но спохватившись, вновь вскочила: надо осмотреть рану! Тяжелые от воды юбки неприятно липли к замерзшему телу. Жалкие остатки корсажа обнажали торс почти до пояса. Вздрогнув, она постаралась отогнать страшные воспоминания, снова и снова мелькавшие перед глазами: мешок на голове, мужские руки на теле… Сейчас важно выжить и попытаться спасти самое дорогое в жизни существо. Если конечно еще не поздно. От этого подонка Алодлора всего можно ожидать.

Сорвав остатки корсажа, женщина постаралась ощупать рану на спине. Содрогаясь от боли и страха, ощутила под левой лопаткой рваный порез, едва не доходящий до пояса. Но тут же с облегчением вздохнула. Рана оказалась совсем неглубокой, хоть и неприятной. Сняв все нижние юбки и порвав их на широкие ленты, Чилва старательно обмотала торс, сделав сразу два дела: и рану перевязала, и грудь прикрыла. Холод воды сослужил хорошую службу, женщина почти не ощущала боли, лишь неприятное покалывание.

Чилва с трудом встала. В одной верхней юбке, без корсажа, с голыми плечами и животом, она почувствовала себя падшей женщиной. Но сейчас не до приличий. Что же милорд мог сделать с ребенком? Убить или сжечь мог бы и не уезжая, значит все гораздо сложнее. Единственное, что она слышала, когда надели на голову мешок, это как захватчики говорили про Волчий лес. Туда добровольно не сунулся бы ни один здравомыслящий человек, но милорд никогда не отличался здравым умом. Но даже Алодлор пешком в лес ни за что бы не пошел. Но куда он дел коня? Убил?

Чилва задумчиво брела вдоль реки, стараясь не обращать внимания на зарево пожара. Что бы не происходило в замке, самое страшное для молодой женщины уже приключилось здесь, на берегу Ори.

Внезапно споткнувшись, она упала и испуганно прижалась к земле, уткнувшись лицом в сырую ткань. Плащ источал терпкий запах мужского пота. Заскулив от ужаса, женщина приготовилась к смерти. Но тут услышала рваное дыхание. Жеребец Алодлора! Еще живой, но в очень плохом состоянии. Чилва огляделась и, убедившись в том, что милорда рядом нет, торопливо осмотрела коня, поскольку знала, что делать. Ее отец всю жизнь прослужил у хозяина на конюшне. Обтерев бока Колта сырой травой, женщина прикрыла его мокрым плащом милорда.

– Только выживи. Умоляю тебя, милый, – шептала она, поглаживая мощную шею Колта.

* * *

Алодлор изящно взбежал по сырой от росы каменной лесенке. Внизу остался ждать суровый воин. Его верный помощник раздавал подчиненным короткие, точно лай собаки, команды: «сеять панику, к колодцам не пускать…».

Алодлор лениво осмотрелся на площадке. Широкая, полукругом, с приступками для обороны и окруженная склизкими от постоянной влаги зубцами крепостной стены, только сюда могла выйти добыча. Уж его люди об этом позаботились. Осталось запастись терпением и немного подождать.

Внизу царила паника. Поднятые с постели посреди ночи страшным событием, полуодетые люди метались по всему двору. Но любые попытки объединить усилия и потушить пожар, тут же ловко прерывались быстрыми темными тенями. Алодлор с жесткой усмешкой наблюдал за суетой, но сердце его не было спокойно. Слишком долго длится ожидание. Он никогда себе не простит, если пострадает главное сокровище. То, чего вожделел больше власти. Хотя приятный дополнительный подарок в виде ломаной линии харцской короны его вполне устраивал. Все или ничего – девиз дураков. Алодлор предпочитал свой – все и сразу!

Башня, охваченная пламенем, трещала и стонала, как огромное унылое старое чудовище. Многочисленные глаза каменного монстра полыхали рваными кусками яркой материи и выпускали несметные слезы огненных брызг. Ненасытному огню уже полностью сдалась остроконечная маковка, и тот с жадностью забирался все выше в небо, стараясь затмить своим пылом начинающийся рассвет. Величественное и ужасное зрелище завораживало…

Спохватившись, мужчина поспешно разорвал на груди мокрую одежду в клочья и измазал лицо заранее припасенной сажей. И вовремя. Единственная дверь, ведущая с площадки в башню, распахнулась, выпуская клубы черного дыма. Из нее, пошатываясь и беспрестанно кашляя, почти выпал высокий худой человек. Некогда белоснежная и богато украшенная золотым шитьем и пуговицами из самоцветных камней рубаха была усеяна темными кляксами пепла и чуть переливалась в языках пламени. На брюках в районе бедра зияла большая дыра, открывая взору рваную рану. Сочащаяся темная кровь диким ручьем находила себе дорогу. Она то скрывалась в складках одежды, то выныривала, и стекала по щиколотке и босым ступням на холодные камни. Мужчина едва держался на ногах. Он шагнул вперед, но не удержался и рухнул на колени. При этом он всячески старался уберечь драгоценную ношу.

Красивая и очень бледная темноволосая женщина с огромными глазами цвета ночного неба испуганно цеплялась за шею своего спасителя длинными тонкими пальцами. Богато украшенное платье цвета индиго болталось на изящном теле женщины, было явно ей велико и не спадало только благодаря затейливому золотому пояску, что обхватывал стройный стан под грудью.

– Дитя… – беспрестанно повторяла она. – Где мое дитя?

Алодлор поспешно метнулся к парочке, бережно перенимая желанную ношу у своего брата. Тот, едва откашливаясь, попытался встать с колен.

– Алор, – услышав обращение, милорд чуть скривился. Ему никогда не нравилось сокращенное имя, – Ты знаешь, что происходит? Пламя слишком быстро охватило башню! Это явный поджог! Где стража, куда все подевались? Я с трудом нашел выход, чтобы вынести Миген. Она еще очень слаба после родов. Ребенок! Что с ребенком? Где Чилва?!

– Дитя, – слабо прошептала на ухо милорду почти теряющая сознание Миген, – где мое дитя?

– Я видел, как Чилва спрыгнула со стены и попала в реку, – глухо и, стараясь не смотреть в полные слез темные глаза харцессы, проговорил Алодлор. – Я пытался спасти несчастную, но сам еле выплыл.

Миген слабо вскрикнула и вцепилась длинными ухоженными ногтями в остатки одежды брата харца. Тот, пошатываясь от усталости, замер и побледнел еще больше. Алодлор, насладившись горем родителя, продолжил, предварительно откашлявшись. По легенде он только что вышел из самой холодной речки в округе.

– Но ребенка при ней не было.

– Сориан! – в ужасе вскрикнула Миген и, вырвавшись из объятий Алодлора, метнулась в сторону клубов дыма, исторгаемых распахнутой дверью.

Но, едва сделав пару шагов, растеряла жалкие остатки сил и, покачнувшись, рухнула на камни. Братья бросились к бесчувственной женщине одновременно, но Алодлор оказался быстрее. Он бережно поднял с холодного пола легкое тело Миген и оглянулся на башню, призывая брата обратить внимание на то, что власть огня скоро завершит свое жаркое дело.

Этого уже и не потребовалось. Сориан откинул с бледного лица супруги темные пряди волос, чтобы поцеловать закрытые глаза, но Алодлор не удержался и отступил на шаг. Он не желал давать брату эту возможность. Теперь эта женщина только его! Спохватившись, он тут же шагнул обратно, поскольку не мог допустить срыва плана сейчас, когда все уже шло к концу. Харц не обратил на этот маневр особого внимания, решив, что тот просто покачнулся. Сориан серьезно посмотрел на брата:

– Алор… обещай мне….

Тот чуть не взвыл от восторга. Попался! Давай, геройствуй, Тирия будет помнить тебя, добровольно пошедшего в огонь, чтобы уступить ему, Алодлору, все то, чего он так долго вожделел.

– Все, что угодно, – с трудом выдохнул Алодлор, стараясь скрыть свое ликование.

– Позаботься о ней, – харц сжал безвольную руку женщины и прильнул губами к белоснежной коже.