Она закрыла папку и зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза, морок развеется и останется только пустой холодный двор. Но жираф все так же взирал на нее из звездного поднебесья фургона, совершенно не собираясь испаряться.

Цепляясь за дверцу, она кое-как встала. В коленях ощущалась неприятная слабость. Вроде и стоишь твердо на ногах, но такое чувство, что сейчас мир перевернется, и ты рухнешь прямо в небо. А там и зацепиться не за что.

– Что же мне с тобой делать, Ульрих? – От пережитого потрясения голос истончился до фальцета. – Ты даже в лифт не войдешь. Ой, что я говорю? Какой лифт?

Ульрих мотнул ухом и кивнул, видимо выражая согласие с непригодностью ее квартиры для его проживания.

– Ты пока побудь здесь, а я что-нибудь придумаю. – Она улыбнулась ему, остро чувствуя, как глупо это выглядит со стороны.

Уже закрывая дверь фургона, вспомнила про сено. Ведь растащат же. Ясно, что никому не нужно, но любой бесхозный предмет всегда вызывал у соплеменников по человечеству горячее желание если не утащить, так сломать или уничтожить.

В несколько ходок она перетащила сено в фургон. Ульрих, с интересом наблюдавший за ней, одобрительно фыркал. Напоследок она вскарабкалась внутрь и, замирая от ужаса, подошла к жирафу. Их довольно символически разделяла лишь крупная сетка, сшитая из толстых строп, что перегораживала фургон.

– Привет, – прошептала Настя, вновь пугаясь до мурашек его огромности и страстно желая прикоснуться к пятнистой шкуре, но так же сильно боясь это сделать.

Жираф где-то там высоко над головой шумно фыркнул и бодро топнул раздвоенным копытом. Настя, не помня себя, выскочила из фургона и стремительно захлопнула дверь. Папка с документами осталась на тюке сена, и убедительных причин забрать ее оттуда прямо сейчас не было. Как-нибудь в другой раз. Сначала нужно привыкнуть к тому, что есть.

Дома, когда вытаскивала из волос соломинки, ей вдруг представилось, что Ульрих не фыркал, а чихал. Что, если она выстудила фургон и жираф заболел? Ее окатило огнем с макушки до пят. Она бросилась к ноутбуку и судорожно набила поисковой запрос в браузере, все время промахиваясь мимо клавиш и забивая бэкспейсом неправильно набранные слова. Открылась страничка ссылок, и Настя погрузилась в пятнистый мир жирафьего царства.

Успокоившись, что застудить жирафа при таком кратковременном общении довольно затруднительно, она

углубилась в правила ухода. Ответственность за живое существо требовала тщательной проработки всех нюансов. Настя торопливо набросала в блокноте основные правила и довольно вздохнула. Теперь она знает все: и чем кормить и как ухаживать. Она даже почувствовала себя экспертом по содержанию жирафов.

И тут же схватилась за голову. Что она делает? Какой, к черту, жираф? Зачем? Зачем ей это нужно? Она все равно не сможет его содержать. Это же не собачка. И даже не лошадь. Хотя и поменьше слона.

– Может быть, я сплю? – сказала она в пространство и ущипнула себя за руку.

Получилось болезненно. Будет синяк, подумала она обреченно, растирая покрасневшую кожу. Делать-то что теперь? Обзор всех возможностей сводился к единственно правильному: вернуть животину дарителю. Эта, как ее, «Легкая чего-то там» контора просто обязана была ей помочь.

Визитка нашлась на полу в прихожей. Наискосок жирно и красным шла надпись: «Предприятие „Легкий момент“». Буквы, местами едва видимые, стояли вразброс, то поднимаясь над строкой, то опускаясь много ниже. Под надписью было приписано от руки непонятное: «Ад. Вр.» и цифры телефона.

Настя набрала номер. Сначала зуммера не было, только шипение. Потом, словно из невообразимой дали, робко пробился осипший гудок. Потом еще один.

– Слушаю, Анастасия Сергеевна, – так отчетливо раздался знакомый бархатный голос, что она вздрогнула. – Чем могу помочь?

– Простите, а как вас зовут?

– Стас. Просто Стас, – в голосе послышалась улыбка.

Только бы не подумал, что захотела пофлиртовать, нахмурилась она.

– Послушайте, Стас, а не могли бы вы забрать Ульриха обратно? Видите ли, мой дворецкий из загородного поместья уехал на все праздники. А без него, как вы понимаете, перевезти жирафа я не могу.

– Понимаю, – сказал незнакомый собеседник. И за этим «понимаю» вполне ясно чувствовалось восхищение ее выдумкой о поместье.

Снова что-то зашуршало в трубке, но в этот раз ей показалось, будто это рокот прибоя. На мгновение привиделось плеснувшее у ног море. В лицо дохнуло теплым влажным бризом. Она зажмурилась, стараясь удержать иллюзию.

– Анастасия Сергеевна, – после долгой паузы сказал он, словно почувствовав ее настроение и деликатно не торопя. – Для просчета мне нужен конечный пункт доставки.

Она со вздохом отпустила эфемерное море, возвращаясь в зимнюю промозглость.

– Отвезите его бывшему хозяину.

– Сожалею. Это невозможно, – скорбь окрасила его голос.

– Почему? – с вызовом спросила она, готовая смести любые возражения.

– Видите ли, – скорбь загустела, наполняясь благородным резонансом, – дарение Ульриха было последней волей усопшего.

Это было как удар под дых. Такой непредсказуемости от хозяина жирафа она не ожидала.

– Ну тогда… тогда передайте его в какой-нибудь зоопарк.

– Если бы вы отказались сразу, – голос вздохнул, переполняясь сочувствием, – то это было бы очень необременительно для вас. Такой пункт был в договоре. Теперь же все издержки по перевозке лягут на ваши плечи. Сожалею.

– И сколько?

– В зависимости от дальности перевозки, примерно от сорока тысяч.

– Всего-то, – облегченно выдохнула она, радуясь, что отделалась так легко. – Оформляйте доставку.

– Анастасия Сергеевна, – бархат в его голосе стал невероятно нежен, – мы ведем расчеты в евро.

Высчитывать, сколько это выходило по сегодняшнему курсу, было больно. Да и без расчетов предчувствовалась цифра с шестью нолями, которая совершенно не гармонировала ни с зарплатой, ни с кредитом.

– И что же мне делать? – растерянно прошептала она.

– Не знаю, Анастасия Сергеевна, – бархат его голоса обволакивал, баюкая, утешая. – К сожалению, я ничем не могу помочь.

– До свидания, Стас! – вдруг рассердилась Настя и бросила трубку. – Бедный Ульрих! Ты даже не представляешь, как вляпался со своей новой хозяйкой.

Она подошла к окну. Рассвет уже обозначился на небе мутной розоватой пеленой. Окна в доме напротив были темными, кроме трех. Ну вот, народ уже просыпается, а она беспокойной совой все таращится на мироздание. Настя посмотрела вниз, на стоянку. И перестала дышать.

Фургона не было.

Не было!

Но, вместо того чтобы почувствовать облегчение, что избавилась от неожиданного подарка, она почему-то до слез растревожилась. Выскочила во двор. Заметалась по детской площадке, заглядывая во все щели. И тут же спохватывалась, вспоминая габариты Ульриха. И снова забывала. Ульрих, миленький, заголосила она вполголоса, куда же ты подевался? Где тебя искать?

Полиция! Ну конечно же! Нужно срочно бежать в полицию. Они обязательно найдут Ульриха, ведь прошло не так много времени. Они найдут. Они обязательно найдут! Она помчалась по улице, вдохновленная надеждой. Но через пару минут энтузиазм вдруг иссяк, и она без сил рухнула на ближайшую скамейку.

Вот что она скажет дежурному? У меня украли жирафа? Ага, у девушки с седьмого этажа украли настоящего взрослого жирафа. Отделение потом весь год ржать будет. Настя чуть не расплакалась от такой несправедливости. И тут ей отчаянно захотелось услышать бархатный голос. Она достала мобильный и позвонила Стасу. На этот раз в трубке была идеальная тишина. Глубокая, как в пещере.

– Анастасия Сергеевна, рад вас слышать, – в бархате отчетливо звучала радость. А возможно, ей это только показалось. – Чем могу помочь?

– Ульриха украли.

– Да что вы? – с дежурной вежливостью отозвался он.

И она подумала, что звонить ему было глупо.

– Даже не знаю, где мне его теперь искать.

– Зачем? Все разрешилось само собой. Вы же хотели от него избавиться, вот и радуйтесь.

– Но не таким же способом, – еще сильнее расстроилась она.

– Бросьте, Анастасия Сергеевна. Все неприятности закончились, живите себе дальше.

– Я так и сделаю, – тоненько, почти визгливо крикнула она и отключилась.

Почему-то она ждала от него других слов. Не утешения, но чего-то особенного, а получилось так, словно на мороз выскочила и окоченела до судорог.

Пелена на небе вдруг разорвалась, и в лицо ударил нежный утренний свет.

– Здравствуй, солнце, – вслух сказала Настя, жмурясь.

– И тебе здравствуй, – сипло раздалось рядом.

Она вздрогнула. Из солнечного сияния выдвинулась невысокая, широкоплечая фигура с собакой. Мужичок с помятым лицом и в не по росту большой, замызганной куртке грустно смотрел на нее, теребя в руках поводок. Собака была непонятной породы, большая, грязная, рыжая, с висячими ушами и умным взглядом.

– Дамочка, купите собачку, – просипел мужичок.

Собака вдруг положила голову на колено Насти, глянула в лицо, задирая брови, от чего собрался в складки перепачканный мохнатый лоб, и почти по-человечьи вздохнула, как вздыхает путешественник, вернувшийся домой из долгой-долгой поездки.

– Друзей продаете? – Она осторожно почесала собаку за ухом, где было почище. И та, часто-часто заскоблив хвостом по земле, жарко лизнула ладонь.

– Так ить, – он потерянно развел руками, – жись такая.

– Сколько? – полезла в карман Настя.

– А сколько не жалко.

Она выгребла несколько бумажных купюр и всю мелочь.

– Благодарствую, – он протянул ей поводок.

– Не нужно. Оставьте друга себе.

– Но как же? – озадачился мужичок. – Я ж его продал.

– Считайте это новогодним подарком.

– Ага, – он зачарованно смотрел на деньги, уже став их полноправным владельцем, но разрушение сделки немилосердно требовало от его трепетно-справедливой души их возврата. Мучительная гримаса прошла по лицу мужичка и тут же сошла, оставив просветление. – Вы тут приглядите за ним. Я долг отдам и вернусь. Хорошо? Одна нога там, другая здесь.

Он вручил ей поводок, оказавшийся обычной бельевой веревкой, давно потерявшей свой истинный цвет, хлопнул пса по загривку:

– Его Жирафом зовут.

– Что? – вздрогнула Настя. – Жираф?

Пес звонко гавкнул и взволнованно задышал, подтверждая правильность клички, запрыгнул на скамейку и, постаравшись как можно большим участком тела улечься на Настю, устроился рядом.

Мужичок кивнул и прытко засеменил по тропинке. У поворота чуть задержался, глянул на них ласково и исчез.

Прождала она его около часа, постепенно осознавая, что хозяин пса не вернется. И когда бег вокруг скамейки уже не согревал, Настя, привязав конец поводка к ошейнику, чтобы не волочился по земле, с чувством выполненного долга отправилась домой, совершенно искренне предполагая, что Жираф последует ее примеру и тотчас помчится к своему непутевому хозяину. Но пес увязался следом, усиленно виляя хвостом и заглядывая в лицо.

Убедительное вразумление, что им не по пути, и он должен вернуться к хозяину, на пса не действовало, а привязать его в такой холод у нее не поднималась рука. Так они и дошли до подъезда.

– Я не люблю собак, – сказала она ему. – Понимаешь? Иди домой.

Но пес не сводил взгляда с двери, явно собираясь проскользнуть в подъезд первым.

– Чего, мать, скотиной обзавелась? – раздался сзади чуть охрипший голос местной бомжихи Мани, пару месяцев назад прибившейся к микрорайону.

– Нет, – она обернулась. – Просто составил мне компанию.

Маня, всегда зябнувшая, одевалась во все, что было, и от этого многослойного буйства одежды походила на колобок. Несколько платков матрешечно и обильно кутали ее голову так, что оставалась только узкая щелочка для глаз и носа.

– А ну пшел! – Она грозно топнула разношенным, облезлым сапогом.

Пес дрогнул всем телом, но не сдвинулся с места, продолжая смотреть на дверь. Хвост, только что кокетливо гнувшийся кончиком в завиток, поджался, а задние ноги мелко, почти незаметно задрожали.

– Вот же скотина, – прогнусавила Маня. – Ничего, мы его сейчас.

Она неповоротливо закачалась, тяжело поворачиваясь в поисках чего-нибудь тяжелого.

– Не надо. Он сам уйдет. Не гоните его, – торопливо сказала Настя, ощущая внутри непонятную тоску. – Вы его придержите, чтобы в подъезд не зашел.

– Придержу, – охотно согласилась Маня и, с трудом нащупав огромными брезентовыми рукавицами поводок, торжественно потрясла им, словно трофеем. – Иди.

Настя скользнула в подъезд, оставляя за дверью бессмысленную суету неправильно начавшегося утра и свои переживания по поводу обретения и потери. Квартира встретила ее теплом и одиночеством. Серые утренние тени лежали на стенах. Было тихо. Увитая мишурой елка в углу смотрелась чужеродно.