Отзывы на книги автора «Роберт Харрис»

…будни Третьего рейха…

…текст англичанина Роберта Харриса выдержан в стиле черно-белого фашистского нуара, с постепенно проявляющимися цветными сюжетными пятнами. Проявления эти отличны от техник, коими пользовался Фрэнк Миллер в «Городе грехов». Они, скорее, напоминают отсветы от керосиновой лампы во время перемещения наугад в полутёмном складском помещении: там коробки, здесь стеллажи, слева входные двери, а у стены дремлет ночной сторож. Некоторые болезни достались в наследство от жанра — альтернативной истории. Например, излишняя тяга к пояснению всех нюансов вымышленных инъекций, произведённых в полотно реального мира. Другие Харрис подхватил сам. Надутые, провинциальные метафоры: «воздух не столько бодрил, сколько был просто пропитан влагой, которая тысячами морозных иголок колола лицо и руки». Или их вполне себе живодёрские родственники: «дверь болталась на петлях, словно сломанная челюсть». Ну, хоть в определённой образности автору нельзя отказать. Жемчужины вроде: «закоренелые преступники и нарушители морали могут быть арестованы по подозрению, что они могут совершить преступление» довольно редки, но всё же присутствуют. Ослеплённый размахом своей выдумки, Харрис не гнушается и совсем уж засаленными сюжетными ходами. Вроде студента литературного факультета, которого отец заставляет служить в СС. Или терзаемого муками совести полицейского-трудоголика с маленьким окладом, от которого ушла жена. А на всех мало мальски значимых сюжетных поворотах развешаны ярко горящие неоновые указатели…

…«Фатерланд» был бы ещё одним конвейерным романом псевдоисторических и квазилитературных допущений из ужасно плодотворной, но далеко не в такой же мере питательной серии «А что случилось бы, если?». Если бы не одно «но». И это «но» напрямую коррелирует с вопросом: откуда, собственно, у предсказуемого, пресного и едва ли не карикатурно шаблонного детектива три миллиона реализованных экземпляров? Ответ в самом названии: «Фатерланд» — тоталитаристская антиутопия в мире победившего немецкого национал-социализма. Написанная вполне читабельным языком. Которую, к тому же, действительно интересно читать. Охватывающая период с 14 по 20 апреля 1964 года. Восемь дней из жизни Третьего рейха, а строго говоря — одну календарную неделю. С семидесятилетними Гитлером, Геббельсом и Гейдрихом. С гестапо, Бранденбургскими воротами и фашистскими геральдическими орлами. С гауляйтерами, штурмбаннфюрерами СС и промозглыми берлинскими переулками. С полицией нравов, лекциями о вырождении американской литературы и поляками гастарбайтерами…

…здесь Триумфальная арка в пятьдесят раз больше французской. Национальный проспект в трижды длиннее Елисейских полей. Под четвертью километра высоты Большого зала рейха свободно умещается десяток соборов Святого Петра. Гигантомания, цензура, репрессии и показное шапкозакидательство на фоне повальной нищеты. Восточный полюс холодной войны сместился из Москвы на более чем полторы тысячи километров западнее: в Берлин. Гюнтер Грасс эмигрировал в Америку. Оруэлл и Селинджер — под запретом рейсхстагской цензуры. Десятилетние пионеры из гитлерюгенда распевают «Horst-Wessel-Lied», бегают стометровку на время и ходят в походы с вожатыми. Линия Восточного фронта по вертикали пересекает Зауралье. Советских партизанов в глухой сибирской тайге поддерживает финансовыми и материально-техническими вливаниями американское правительство. Штрафные батальоны и трудовые лагеря пополняются, кроме прочего, лицами, уличёнными в нетрадиционных сексуальных связях и половых актах с представителями низших рас. В уравнении Карибского кризиса недостает почти всех производных. Тем не менее, немного неуклюжую аллюзию на реальный СССР шестидесятых проследить в состоянии даже законченный прогульщик уроков истории…

…под гнётом этой чудовищно раздутой, фантастико-идеологической сюжетной надстройки скромно приютился рассказ о главном расследовании, практически res omnis aetatis — деле всей жизни — рядового сыщика нацистской криминальной полиции (…«крипо» — любезно подсовывает акроним собственного изготовления Харрис…). Герра Ксавьера Марша. У каждого дознавателя есть подобное дело. И оно либо не раскрывается, и выедает год за годом изнутри. Либо, как в случает с протагонистом «Фатерланда», существует на пару порядков выше, в иной, недостижимой для возможностей и полномочий обыкновенного сотрудника следственных органов плоскости. Соприкосновение с такой плоскостью нередко заканчивается для следователя в крайне негативом контексте. Вплоть до утраты каких бы то ни было карьерных перспектив. В худшем случае — должности; в самом печальном — даже жизни. Экосфера по настоящему больших денег, высоких постов и широких полномочий крайне жестока, стремительно агрессивна; и никогда не при каких условиях не терпит постороннего вмешательства. Но опытный читатель и так знает всё, что было и то, что будет уже после первой трети романа. Добро восторжествует, а зло будет наказано. Удельный вес «Фатерланда» от такой предсказуемости, на удивление, ничуть не уменьшается: прочесть действительно стоит. Хотя бы из простого любопытства…

«Чиркнув спичкой, он зажег трубку…»
Истинный бич многих писателей курительная трубка и стекло. В одной книге даже наткнулась на катаров, ужинавших кукурузой. Но Роберт Харрис с его историческими шедеврами?
И тут я поняла, что вновь стала жертвой неточно заявленного жанра, купилась на 1468 год. Пластик и пластмасса? Но когда появилась эмблема надкушенного яблока, я с удивлением поняла, что читаю научную фантастику. Не самый мой любимый жанр, но книга меня потрясла своей прямолинейностью и неизбежностью. Очень символично, что в электронном виде, она появилась практически за день до открытия Всемирной конференции по климату в Глазго. И нас определённо ожидает катастрофа. Ну не в 2025, но неизбежно. То,что произойдёт с нами, совершенно точно предсказано гениальным Эйнштейном.
„Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвёртая — палками и камнями.“ —  Альберт Эйнштейн
С одной стороны нас ожидает климатическая катастрофа, повышающая температуру и приводящая к таянию ледников, и на этом фоне мрачно вырисовывается Ноев Ковчег. С другой стороны, как отмечает в книге Моргенстерн,вся наша жизнь принадлежит цифровому пространству. Хакеры просто внедрились в нашу повседневную жизнь и угрожают нам кибер-войнами уже на правительственно-государственном уровне.
Конечно, это не эпохальное полотно о жизни великого и противоречивого Цицерона, нет и того мощнейшего психологического накала и неизбежного конфликта между человеческими, личными, жизненными и земными ценностями, как в «Офицер и шпион»,но это такой зловещий знак «Стоп!», такое пугающее предупреждение, что за поворотом уже бездна, что невозможно не ужаснуться и пройти мимо. Мы своими руками приближаем катастрофу и некому будет плакать на могиле человечества, затерявшейся под гигантскими слоями пластикового мусора. И на всё это, хищно потирая руки от нетерпения, будет оскалившись смотреть лицемерная, продажная и двуличная Церковь.

Большой литературой "Конклав", наверное, назвать нельзя, но Харрис и не собирался ваять нетленку. Он в принципе недолюбливает высоколобую "премиальную" литературу и давно уже сказал, что "премии дают только тем книжкам, которые невозможно читать".

Сам Харрис ориентируется на вкусы массового читателя. Этим полностью объясняется специфика его произведений, для которых характерна некоторая "хайповость" тем, достаточно вольное обращение с фактами, а иногда и дыры в сюжете (особенно в этом плане выделяется "Индекс страха"). Зато с Харрисом точно никогда не заскучаешь — страсти он нагнетает мастерски, а интригу поддерживает как король, да и в целом писать умеет. Шутки, аллюзии, яркие персонажи — все на месте, все работает на то, чтобы от книги не хотелось отрываться.

Лично я считаю Харриса идеальным выбором на случай, когда вам нужно что-то почитать в поездке или на пляже, либо просто перезагрузиться после чтения чего-то сложного. Определенный интеллектуальный уровень тут в любом случае есть, это не Донцова, но и серьезного напряжения такое чтение вызвать не может. Все эти "Мюнхены", "Конклавы" и "Индексы страха" просто созданы, чтобы мило скоротать вечерок, да еще между делом и почерпнуть что-то новое.

Так что поставил бы я Харрису очередную пятерку, но все-таки один балл надо отнять. В последнее время в мировой культуре столько Ватикана ("Молодой Папа", "Новый Папа", "Два Папы"), что тема уже малость приелась. Из-за этого читать было чуть скучнее, чем обычно, книга не "магнитила". Но это, конечно, субъективная претензия — кто-то за все эти описания ватиканских красот и распорядка конклава, наверное, баллов только добавит.

Еще меня разочаровала концовка. Не буду спойлерить, но вроде как есть специальная процедура, которая полностью исключает подобный финал.

4/5

«Мы снова прислушались.

Ублюдок Цицерон, где наш хлеб?
Ублюдок Цицерон украл наш хлеб!

– Удивительно гибкий размер, надо отдать им должное, – сказал мой хозяин. – Интересно, сколько еще они припасли вариантов?»

Порядок чтения:
«Империй»
«Очищение»
«Диктатор»

«Я не претендую на то, чтобы быть философом, но заметил вот что: всякий раз, когда кажется, что нечто достигло зенита, можете не сомневаться – это «нечто» уже начало разрушаться»

Роман Харриса завершает трилогию о Цицероне и судьбе Рима.
Эти произведения представляют собой приятное исключение из правил. Перед вами не вялые этюды о персонажах исторической энциклопедии, а насыщенное повествование в трёх частях о природе мировой политики, её вечных римских корнях.
Не все романы равноценны: первый и третий, на мой взгляд, более проработаны, чем второй. Возможно, здесь сказались длительные ожидания: между публикацией «Империя» и «Очищения» в России прошло 5 долгих лет. Третьей части пришлось ждать меньше: 3 года.
В общей сложности Харрис писал о Риме 12 лет (первым романом, хотя и не связанным с Цицероном, стало произведение «Помпеи»). Автор много работал над огромным древнеримским наследием: раздел «Благодарности» в том числе указывает на основные источники.
Трилогию объединяет искренняя и одновременно сдержанная манера повествования от лица вольноотпущенника Тирона, которому суждено наблюдать за жизнью своего хозяина и друга Цицерона.
Великий оратор, родившийся в маленьком городе Арпин – совершенно особый случай в истории Рима. Помимо разных заслуг ему удалось описать большинство событий последних десятилетий римской республики, о падении которой он заранее скорбит:

– Я, как Кассандра, – обречен видеть будущее, но так уж предначертано, что мне никогда никто не верит

До сих пор мы наблюдаем события той эпохи именно его глазами, как справедливо, пишет
М. Бирд в книге «SPQR». Цезарь по сравнению с Цицероном выглядит начинающим литератором, а про Помпея и Красса вообще говорить не приходится!
Портреты исторических личностей – творческое достижение Харриса. Примечательно, что помимо Цицерона на передний план выдвинуты соратники Цезаря по знаменитому триумвирату, которые ушли в тень не только в восприятии современников, но и в памяти потомков. Помпей Магн (Великий), упоенный собою, ленивый, зевающий, толстеющий от безделья и худеющий в преддверии битвы оттеняется мизантропичным завистливым Марком Крассом, мастером закулисных игр, мультимиллионером древнеримской республики. Не забыты коварный Цезарь, бескомпромиссный Катон Младший, чудовищный Клодий, устрашающий Катилина, загадочный Октавиан и многие другие герои, с которыми вы познакомитесь, если прочтёте романы Харриса.
Да, здесь мало бряцают оружием, битвы проходят на периферии повествования, но не в описаниях сражений автор видит цель своих произведений. Впрочем, и не в «красивых» политических комбинациях тоже, пусть они и пестреют на страницах трилогии. Харрис осмысляет природу власти и разбирается в сложнейшем вопросе перехода от республики к империи.
В романах периодически фигурирует слово «демократия», которое, более применимо к древним Афинам или к современному Западу. Но, мне думается, такая вольность не случайна. Исторический материал не заслоняет для Харриса актуальные проблемы. В этом контексте объяснимы анахронизмы в «Диктаторе»: например, провинцию, где долго воевал Цезарь, писатель один раз называет не «Галлия», а «Франция»; командующий флотом Помпея носит титул адмирала (арабское слово, появившееся в европейском лексиконе гораздо позже)…
Живой пример Цицерона говорит нам о том, что

«…Политика – это профессия, а не увеселение для дилетантов…»

Я люблю книги Роберта Харриса, и конечно кинулась читать книгу сразу.
Это хорошо. Качественный интересный роман. Воссоздание событий по письмам и документам, обрамленное в художественный текст. Хорошо переданна эпоха, просто и понятно расписана политика.
Но это исторический роман. В этой книге нет привычного экшена. Хотя напряжение сохраняется на протяжении всей книги.
Мне понравилось, но это не самая яркая книга автора. Советую

Наверное, у любой книги есть две грани — художественная и идейная. Как правило, они реализованы примерно на одном уровне, но бывают исключения. "Мюнхен" — одно из них.

В художественном плане книга откровенно слабая. Никакого "детектива", как обещает обложка, тут нет и близко, да и триллера тоже. Два главных героя до жути похожи друг на друга и, в целом, скучны. Интриги как таковой тоже нет — всякий, кто хотя бы открывал учебник истории, заранее в курсе, чем все кончится. В общем, эстету от литературы тут делать ну совсем нечего.

Главное достоинство книги — именно идейная составляющая. Харрис прозрачно намекает на это уже в эпиграфе. Там приведены знаменитые слова Гитлера о том, что оптимальным моментом для начала мировой войны для Германии была как раз осень 1938-го. Буквально через пару глав мы узнаем вместе с Чемберленом о том, что Англия на этот момент не готова к войне просто тотально, да и Франция, в общем, тоже.

Дальше идет трехсотстраничная апология Чемберлена и "политики умиротворения". Полезная для русскоязычного читателя штука — у нас-то все со школьных времен уверены, что британская политика была "абсурдна и глупа", а Чемберлен "полный дебил". Но это вряд ли — сэр Невилл блистательно окончил Бирмингемский университет и вывел Британию из жесткого кризиса в качестве канцлера казначейства, а миллионы людей рукоплескали ему за Мюнхенское соглашение. Если вы думаете, что миллионы людей — дебилы, а вы один молодец, то, как правило, это значит, что у вас просто мало информации.

На самом деле, конечно, ситуация была куда сложнее. Во-первых, наши критики по понятным причинам забывают, что Чемберлен обязан был учитывать общественное мнение — он жил в цивилизованной стране, где мнение людей значило, знаете ли, чуть больше, чем в Советском Союзе. Люди же никакой войны категорически не хотели — как отмечал сам премьер, довольно сложно убедить англичан воевать за Чехию, которую большинство из них даже не покажет на карте. Кроме того, Чемберлен видел ужасы Первой мировой, а потому категорически не собирался входить в историю как человек, обрекший страну на ее повторение.

Во-вторых, само по себе нападении Англии и Франции на Германию могло бы выглядеть довольно сомнительно. Это сейчас мы знаем, что Гитлер — исчадие ада, а нацисты — худшее, что случалось с Европой. На 1938-й год это все было далеко не так очевидно, а уж присоединение судетских немцев точно не выглядело ничем преступным. Они действительно составляли в своем регионе явное большинство и они действительно хотели в Германию. Нападение Англии и Франции в таких условиях выглядело бы как вопиющее нарушение провозглашенного ими же в Версале принципа свободного самоопределения наций, и уж Геббельс бы точно разыграл эту идеологическую карту как следует. Дальше понятно — если бы Англию и Францию удалось выставить агрессорами, роли США и СССР в войне были бы совсем другими и мы бы сейчас жили в несколько ином мире.

Желание Чемберлена откупиться от Гитлера Судетами, таким образом, вполне логично и понятно. "Но план же не сработал? Гитлер же все равно развязал войну? Чемберлен ошибся?" — возопят представители советской (псевдо)исторической школы, но Харрис как раз для них и писал свой эпиграф, а также вводил в сюжет сливающего англичанам нацистские планы Пауля Хартманна. Очень может быть, что Чемберлен на самом деле был в курсе всех этих рассуждений о жизненном пространстве и знал, что войны не избежать. Но при этом он понимал, что в 1938-м силы еще слишком неравны, поэтому ценой Чехии просто выиграл бесценный год, в конечном итоге и не позволивший Гитлеру выиграть Вторую мировую. Эти рассуждения автора, конечно, и вправду спорны, но если так и было, то Чемберлену должны рукоплескать не только те миллионы из 1938-го, но и мы из 2019-го.

"Но ведь в романе четко показано, что в случае начала войны Гитлера убрала бы собственная оппозиция?". Неплохой аргумент, но Харрис наглядно показывает, насколько разрозненной и недееспособной эта оппозиция была. Ничего бы они на самом деле не сделали. Да и кто мешал убрать Гитлера потом, в 1939-м? Или в 1941-м? То-то же.

Вот ради этой апологии Чемберлена книга и писалась — тем более в этом году премьеру 150. В принципе, в серьезной науке все эти доводы давно изучены вдоль и поперек, но не секрет, что широкая публика и передовая исторической науки пересекаются примерно никак. Потому и нужны авторы вроде Харриса, способные донести идеи ученых вот в такой популярной форме.

Правда, он все равно мог бы сделать это хоть чуточку техничнее.

4/5

1468 год от Воскрешения Господня. Мир, восстановившийся после Упадка. Мир, в котором нет книг, кроме религиозных. Мир, в котором все опримитивлено. Мир, в котором за желание узнать, кто были предки и чем они занимались (по-простому – изучить историю), могут сжечь на костре. Мир, в котором за наукопоклонничество тебя объявят еретиком. Мир, в котором любое проявление жажды знаний (кроме Божественного слова), грозит смертью. Мир, в котором даже язык «подчистили» от древних богомерзских слов. Мир Средневековья. Но не известное нам. Нет. Это Средневековье – из будущего. Наша цивилизация, какой мы ее знаем, достигла своего пика в 2025 году. И тогда произошла Катастрофа. Что это было? Как это произошло? Что случилось в те 666 лет, после нее, когда никто не вел записи? Это не известно никому. Есть небольшая горстка тех, кто может это предположить. Храбрецы-безумцы, которые копают и находят осколки (в прямом смысле) прошлого. Которые хранят в тайне книги, рассказывающие о непонятных предметах, событиях, явлениях. Непонятных – потому, что в новом мире это все заклеймено словом «еретичество». Нет силы большей, чем Бог. Он все создал, он всем управляет. Предки выступили против Него и их мир рухнул, испарился вместе с ними…

9 апреля, вторник. Молодой клирик Кристофер Фэйрфакс по поручению епископа направляется в глухую деревеньку в Уэссексе, чтобы отслужить панихиду по недавно усопшему отцу Лэйси. До дня службы святой отец поселяется в доме усопшего. Ночью, бодрствуя между первым и вторым сном, он попадает в кабинет Лэйси. На книжных полках стоят «Записки и протоколы Общества антикваров», а шкафы полны вещей из прошлого: монеты, пластиковые банкноты, ключи, золотые кольца, ручки, стеклянная посуда, тонкие металлические банки, пластиковые соломинки и т.д. и т.п. Даже (!) тонкое устройство, посредством которых древние общались между собой, на обратной стороне которого «красовался главный символ гордыни и богоотступничества древних — надкушенное яблоко». Все это считается еретичеством и запрещено! Откуда оно у святого отца, служителя церкви?! Стало ли это причиной его неожиданной смерти?

Планируя провести в деревушке пару дней, отцу Фэйрфаксу придется остаться здесь куда дольше. Ему придется испытать свою Веру, бороться с искушениями как еретическими, так и плотскими. Даст ли брошенное находками Лэйси зерно сомнений всходы?

Один вопрос: откуда они знали, что пластмасса – это пластмасса, если знаний об этом не осталось? Я к тому, что герои называют вещицы из этого материала пластмассовыми, пластиком. Но ведь язык вычистили вместе со знаниями. Так откуда? :)

Общее впечатление о книге - добротный ,но скучнюший донельзя, роман на стыке жанров исторического детектива(хотя какой к черту это детектив?) скорее это постапокалиптика и альтернативная история. Действие тянется тяжело, сюжет следует за молодым священнослужителем по имени Кристофер, направленным в отдаленную деревню взамен погибшего при таинственных обстоятельствах настоятеля местного храма. Там он знакомится с местными жителями, изучает окрестности, находит странные предметы, которые коллекционировал погибший пожилой священник, - артефакты прошлой цивилизации. В сюжете нашлось место и для романтической линии, где гг знакомится с волевой женщиной, вдовой местного помещика, которая также как и он интересуется необычным наследием погибшей цивилизации.
Одна из главных тем - противостояние науки и религии, природы и цивилизации. Довольно рано по тексту становится понятно, что мы читаем альтернативную историю, и далее эта тема раскрывается более подробно.
Заключительная часть книги сосредоточена на археологических раскопках, которые организовали все основные персонажи, включая местного промышленника, мечтающего заново открыть электричество, о котором ему стало известно из остатков научного знания. Один из главных предметов для героев книги - дневник ученого-профессора.
Главный недостаток книги - что под нее можно не хило так поспать(или это плюс?), уж больно она скучна. Или просто попалась не под то настроение.

После великолепной трилогии о Цицероне, столь же замечательной книги «Офицер и шпион» о нашумевшем деле Дрейфуса, последовала не самая удачная по своим литературным достоинствам, но безусловно актуальная и вызвавшая большой резонанс в мире книга о грядущей климатической катастрофе «Второй сон». Поэтому новая книга вызвала у меня некоторое опасение. Начало, к сожалению, подтвердило начинающее зарождаться разочарование. Слишком много деталей и подробностей, запахло скукой. Но как только началась охота на людей, погоня, преследование, бегство - все стало на свои места. Скитания по бескрайним просторам девственного континента и противоборство с природой и индейцами в стиле Джека Лондона превратили книгу в захватывающее и держащее в напряжении действо.
Книга переполнена чувствами и эмоциями, но самое страшное, что она воистину пронизана ненавистью, отличительной чертой той опасной и непростой эпохи. Ненавистью роялистов к революционерам-республиканцам, соратникам Кромвеля, за кощунственное и богопротивное убийство короля, помазанника божьего, веривших как и он сам в неподсудность королевской власти; ненавистью парламентариев-радикалов к роялистам за попранные королем-самодуром свободы и национальные ценности, притеснение пуританства и сближение с католичеством. С реставрацией монархии начинается самая настоящая охота на людей, с собаками и ловчими, упорное преследование королевской властью всех революционеров, так или иначе связанных с казнью Карла I. Вот такой вот мститель-роялист, образ созданный фантазией автора, движимый все той же ненавистью, начинает свою личную вендетту, преодолевая океаны и страны и не останавливаясь ни перед чем в достижении превратившейся уже в маниакальную жажду крови тех, кто лишив жизни короля, погубил и его, отняв жизни его жены и неродившегося сына.
По замыслу автора этот охотник за головами, хоть и имеющий весомые причины ненавидеть королевских палачей, все же не вызывает особой симпатии, обладая не самой привлекательной внешностью,одержимый жаждой мести и уже давно не верящий ни в Бога, ни в Черта. Скрывающиеся же от преследования Тайного совета полковники, наоборот обладают не только приятной внешностью, но и неоспоримыми человеческими качествами, честью, уважением, приличными манерами и почтением к слову божьему.
Обладатели в не таком уж и далеком прошлом совершенно мирных профессий , но по воле судьбы ставшие армейскими офицерами, участвовавшие в сражениях и водившие солдат в бой, беглецы совершают все возможные тактические и стратегические ошибки, что очень способствует напряжению и закручивает действие. Находясь постоянно в бегах, вынужденные вечно оглядываться через плечо, чувствуя за спиной горячее дыхание преследователей, устав от непривычной гонки, полковники инстинктивно жаждут хоть какого-то подобия нормальной жизни в привычном окружении и забывают или пренебрегают осторожностью и чувством самосохранения. Человек существо общественное, живущее вместе с ему подобными и не в его натуре скрываться.
Обе стороны как бы соревнуются в непримиримости, ненависти и жестокости, громя и кромсая то, что было дорого или священно противнику, ослепленные жаждой крови и мести. Но когда люди, вершащие судьбы целой страны, впадают в религиозный экстаз, мистицизм и фанатизм и направляет их лишь слепая вера,отметающая все доводы разума, то о какой справедливости можно вообще говорить? Ведь и король и те, кто его судил, подписал приговор и исполнил его, умерли в абсолютной уверенности в своей правоте. Но после долгих лет страданий и страха, в измученных и истерзанных тоской сердцах бывших героев своего времени, вынужденных ютиться в нечеловеческих условиях в трех тысячах миль от дома и семьи; в страхе и ужасе быть узнанными шарахаться от каждого встречного, годами не видя дневного света, начинает зарождаться мучительное сомнение и те, кто прежде не задумываясь вершили свое правосудие, вдруг и не так уж уверены в справедливости дела, которому продолжают служить, уже и не очень веря в него и не понимая зачем, лишь потому, что так, по их разумению, написано в Библии. Наступил год
1666, год Второго Пришествия, провозглашенного Церковью и обещающий воцарение Рая небесного на земле. Но год закончился и вместо ожидаемого блаженства он стал годом английского Армагеддона, сродни разрушению Содома и Гоморры.
‎״ Одетый с головы до пят в белое Спаситель не прошествовал в то утро по улицам ״. Вместо этого - страшное прозрение и мучительное понимание того, что возможно все заблуждались и все было зря? Столько отнятых и загубленных жизней, реки крови и потоки ненависти. Вместо всеобщего счастья и благоденствия столицу захлестнула Великая Лондонская Чума и доконал Великий Лондонский Пожар. По горькой иронии судьбы эти несчастья лишь укрепили роялистские настроения простых жителей города, раньше также горячо ненавидящих короля и поддерживающих Кромвеля. Не пользующиеся до этого симпатиями народа новый король Карл II и его брат герцог Йоркский, возглавили с неожиданным энтузиазмом и храбростью командование по борьбе с пожаром. И очень даже успешно. Это был их звездный час, украсивший их головы ореолом народных героев. Какая горькая насмешка судьбы.
Не могу признать, что герои получились многогранными и многоплановыми. Все как-то плосковато и все образы стали заложниками жанра и принесены в жертву погоне за увлекательностью и вниманием читателя. В чем автор по большому счету преуспел. Поскольку о главных героях нет достаточной информации, то автор задействовал свою богатую фантазию и описал события, так как бы они могли быть. Историческая канва очень интересна и соответствует действительности, насколько неискушенный читатель вроде меня может подтвердить.

Третья, заключительная, часть трилогии Харриса оставила после себя весьма неоднозначные впечатления. С одной стороны, перед нами все тот же легкий, яркий и выразительный стиль повествования, «объемные», если можно так выразиться, интересные и, что уж говорить, чарующие, даже несмотря на свою неоднозначность, образы и, политическая интрига, приправленная небольшим количеством баталий.

С другой стороны – блеклое (не в плане языка) повествование. Кажется, что действия развиваются по инерции, и все самое интересное произошло еще в предыдущей части. Возможно, виной тому – сами исторические реалии. На закате республики Цицерон оказался весьма далек от политических сражений. Он по-прежнему следит за происходящим, но, кажется, все события проносятся мимо него, где-то на заднем плане. Из-за этого читателю приходится следить за разворачивающимися событиями глазами не самого Цицерона, а него осведомителей и друзей, что далеко не так интересно.

Кроме того, все самые значимые вехи гражданской войны этого периода пересказаны здесь буквально в двух словах. Переход Рубикона, побег Помпея, сражение при Фарсале, война за наследство диктатора – все это лишь упоминается в романе, но не описывается подробно. Это удивительно, если учесть, что в первых двух книгах одно лишь описание очередной речи Цицерона могло занимать около 10 страниц.

Лично мне, помимо всего прочего, в романе не хватило военной составляющей. Все мы знаем, что каждый из членов триумвирата был гениальными полководцем. В романах этот факт упоминается постоянно, однако подтверждений никаких, кроме самих фактов побед, нет. Конечно, Харрис отмечал, что для него на первом плане при написании книг была политика, но все же, в древнем Риме политика и война практически неотделимы друг от друга.

На самом деле, роман «Диктатор» получился этакой лебединой песней: очень грустной, местами трагической и долго не стирающейся из памяти. Но самое главное, по крайней мере, для меня, это то, что произведение Харриса позволило взглянуть на этот непростой для римского государства период с другой точки зрения – побежденных, поскольку, как известно, историю пишут победители, а потому, книг о великих свершениях Цезаря и Октавиана намного больше, чем о не менее важных, пусть порой и не столь заметных подвигах их соотечественников.