Цитаты из книг автора «Сергей Самаров»

на руль автомобиля. Водитель, возможно, успеет разогнаться, поскольку лицом на руль не часто во время движения ложится

ззвучно пробравшись рядом, и оказался под самой стеной, перед ее углом. План действий я не выдумывал, предпочитая действовать по ситуации. А сама ситуация была такой, что при атаке с тыла на бруствер у эмира мог оказаться в руках автомат с опущенным предохранителем, и он имел возможность дать очередь в меня или в младшего сержанта. Конечно, бронежилеты и каски прикрыли бы нас, но бронежилет не прикрывает все тело на сто процентов, да и удары пуль в сам бронежилет очень болезненны и опасны. Была возможность стрелять с дистанции, оставаясь невидимым. То есть зайти в тыл еще глубже и воспользоваться тем, что бруствер – не бастион и не прикрывает стрелков с четырех сторон. Это был вариант, но мне он нравился меньше, потому что мне претило такое хладнокровное убийство. Это сильно напоминало нападение из-за угла. К тому же я не случайно проверял перед выходом со своей позиции свою малую саперную лопатку. И потому я выбрал другой вариант. Уже на месте, под стеной, я приготовил лопатку, потом максимально прижал микрофон к губам и тихо прошептал: – Коробков, взрывай на счет три! Раз… Сержант два остальных счета вел сам, а мне этого времени хватило, чтобы, пригнувшись, совершить два шага в сторону фронтальной стены бруствера. И в это время прогремел взрыв. Даже два одновременных выстрела «Корда» не шли ни в какое сравнение со взрывом светошумовой мины. Но эхо, стремительно взлетев, быстро погасло в лесу. Однако светло в ущелье стало, как днем. Огненный столб поднимался слева от меня. Но я в ту сторону не смотрел, хотя расстояние и позволяло. Здесь можно было потерять зрение, но лишь на одну-две секунды. И тут же я увидел и услышал одновременно какой-то шум за бруствером. Над камнями показалась голова, бандит пытался что-то рассмотреть впереди. Он шагнул к середине фронтальной стены. Но взгляд на световой столб лишил его зрения как раз на две секунды. Не воспользоваться этим было грех. И я воспользовался, тем более что сам этого момента ждал. В левой, ударной руке у меня уже была зажата лопатка. Как раз таким образом, как берут в руку топор. Правая рука оперлась о бруствер, последовал толчок одновременно рукой и ногами, я взлетел над бруствером и из этого положения нанес короткий рубящий удар под основание черепа. Я умышленно старался перерубить шейный позвонок. Но, видимо, потерявший

фамилия, а погоняло. Когда его неправильно произносят, я обижаюсь. Фамилия – Копровой.Руку я пожал, а представляться вторично не стал. Ладонь у Стаса была сильной

Сейчас в политической элите с подачи правящей партии пошла такая тенденция: если человек открыто и гордо называет себя русским или православным, его сразу обвиняют в экстремизме. С общественной позиции поведение политиков вполне понятно: они хотят придавить всякое иное мнение, которое может мешать им хорошо жить. Разных пройдох, что питаются западными деньгами и толкают прозападные идеи, тоже сдерживают, но именно сдерживают, а не придавливают, опасаясь западного общественного мнения, консервации своих вкладов в тамошних банках и всяческих прочих осложнений. А основное население страны придавливают жестко.

преследование офицеров СБУ, Абу Саид и Амин быстро оделись и вышли на крыльцо вслед за полковником Василем. Украинский подполковник вместе со своими бойцами вышел следом.

Ее месторасположение точно определено не было, оно только предполагалось. Да, скорее всего, бандиты скрывались именно в ущелье, рассекавшем горный массив. Но точными сведениями на этот счет не обладали ни мы, ни ФСБ, ни МВД, ни антитеррористический комитет Республики Дагестан. Из-за чего и возникли такие сложности в нашей работе.

Почти парадокс – чем больше человек устает, тем он становится собраннее, жестче, тем больше готов к любым неожиданностям. Организм во время мобилизации всех сил начинает походить на свернутые в комок гитарные струны – острые концы торчат, а чуть их расплетешь, струны вообще выпрямятся, разогнутся со звоном. Высвободится энергия. А высвобождение энергии в их службе происходит в бою.

майор готовил нам ловушку, нас планировали расстрелять, вероятно, как только мы приблизимся к вертолету, который должен стоять где-то неподалеку. Но вида, что все понял, я не подал. – Все это прекрасно, товарищ майор, – ответил я за всех, – хотя я и соглашусь, что испытания были излишне жесткими и стоили жизни слишком многим посторонним людям, что как-то не вяжется с миссией, которую мы на себя возлагали, принимая присягу Родине в военном училище. Кроме того, согласно нашим данным, полковник Самокатова посылала нас на выполнение задания, которого ей никто не давал. А сама она не вправе распоряжаться жизнью и смертью не только генералов Следственного комитета, но даже простых старших лейтенантов, впрочем, как и солдат. Алевтина Борисовна, как я думаю, дослуживает в своей должности последние дни, точно так же, как и муж ее сестры. Дальнейшая ситуация мне видится так. Самокатову просто уберут, поскольку она знает настолько много, что отправлять ее на «зону», где ей и место, рискованно. Таких людей отправляют туда, где они ничего сказать не смогут. Во время моего ответа на речь майора, хорошо, видимо, продуманную и отрепетированную, чтобы выглядеть убедительной, я услышал несколько торопливых звуков за стеной. Тут же старший лейтенант Логунов перекатился и дал через тонкие доски подряд три выстрела. За стеной кто-то молча упал. Майор Апухтин «рыбкой» прыгнул вперед, перевернулся и уже вставал на одно колено с поднятым в боевое положение пистолетом-пулеметом, как сразу три выстрела слились в один, и все три пули попали в майора. Две угодили в голову, видимо, в оба глаза, и вышли через затылок, сорвав с Апухтина шлем вместе с противоосколочными очками. Ремни крепления шлема не выдержали удара пуль. А третья, как Аграриев и обещал, попала куда следовало. Только самого майора Апухтина этот факт уже волновать не мог. Но тут возникла новая опасность. Я еще минуту назад услышал звук двигателя боевой машины пехоты и более мягкий звук двигателя грузовика. И догадался, что прибыли те парни из десятой бригады, которых вызывали на спасение ментов на дороге. А после стрельбы со стороны ворот слышался топот бегущей воинской колонны. Колонну всегда слышно, в отличие от одного человека. Аграриев махнул рукой в сторону коровника, показывая направление возможного отхода. – Отставить! – запретил я. – Это спецназ ГРУ. Солдаты уже взяли сарай в кольцо. – Бросайте оружие и выходите! – раздался снаружи молодой голос. – Заходите сюда, – ответил я, присаживаясь на сено. – Мы не стреляем… Ворота сарая, а это были именно ворота, а не дверь, распахнулись. На нас смотрели стволы не менее чем десятка компактных автоматов 9А-91. Впереди стоял молоденький веснушчатый лейтенант с чрезвычайно звонким голосом. – Вы кто такие? – прозвучал вопрос. Сам лейтенант, не дожидаясь ответа, сразу подошел к лежащему навзничь с подогнутыми в коленях ногами майору

труда догадался, что это и есть Суббота – «смотрящий» Туапсинского района. Мы внутри группы заранее не договаривались хранить тайну побоища на дороге. Это казалось мне естественной необходимостью. Я сначала даже подумал, что ошибся в Логунове, и он, расслабившись, начнет рассказывать. Но он же профессиональный военный разведчик, который не говорит лишнего. И здесь должны играть свою роль две причины. Первая, и основная – ни к чему посторонним людям знать, кто сотворил все то, что произошло на дороге. На нас и без того понавешали много разного, в чем мы и не виноваты вовсе. И лишний груз нам на свои плечи брать не следует. Даже если мы сами этот груз создали. А разговоры обязательно пойдут. Здесь же, на хуторе, много людей, не имеющих отношения ни к «зоне», ни к спецназу ГРУ. Те же рабочие с фермы… А людям свойственно делиться информацией, которой не обладают другие. Это их над другими вроде бы как приподнимает. Мне такое положение казалось естественным и понятным, и я считал, что понятно оно должно быть всем в группе. Вторая причина. Это дело обязательно вывело бы наших преследователей на наш след. И подтвердилось бы, что мы ищем контакты с десятой бригадой спецназа. Она же квартирует всего в двадцати пяти километрах от Горячего Ключа. С кем мы там могли поддерживать контакты? Только с новоиспеченным подполковником Оглоблиным. То есть, рассказывая о своих делах на хуторе, мы подставляли бы тем самым Николая Михайловича. И чтобы каким-то образом воздействовать на нового комбата, могли бы припомнить историю моего освобождения из автозака в Дагестане. Тогда угроза нависла бы и еще над двумя людьми: старшим сержантом Сережей Горюновым и сержантом Колей Лаптевым, которые тоже принимали участие в моем освобождении. А дальше история раскручивалась бы по иной траектории. Моих старших лейтенантов отправили бы назад в «зону», и скорее всего вместе с Субботой и Котом, которые, пусть и не участвовали в побоище на дороге

стукача, что одна из жительниц их большого села, Айбат Абдулкеримова, у которой брат до сих пор в бандитах ходит, регулярно стала покупать в магазине продуктов гораздо больше, чем могла съесть сама вместе со своими двумя детьми. Женщина – вдова, бедная, живущая, по сути дела, только за счёт поддержки родственников мужа, жалеющих не её, а её детей, потому что к ней самой относились в селе все плохо. А тут доллары в магазине у продавца на рубли меняла. Говорит, от покойного мужа остались. И много, кажется, осталось…