3

Когда Маура добралась до Бостона, на город уже опустилась темнота, а промозглый ветер прогнал людей с улиц. Утика-стрит была узкой, и ее заполонили всякие служебные машины, поэтому Маура припарковалась за углом и помедлила, оглядывая безлюдную улицу. За последние несколько дней сначала выпал снег, затем наступила оттепель, а потом грянул лютый холод, и на тротуарах образовалась предательская ледяная корка. «Пора начинать работу. Пора оставить Амальтею в прошлом», – подумала Маура. Именно это Джейн и советовала ей сделать еще несколько месяцев назад: «Не ходи к Амальтее, даже не думай о ней. Пусть она сгниет в тюрьме».

«Теперь все кончено, – подумала Маура. – Я попрощалась, и она наконец ушла из моей жизни».

Она вышла из своего «лексуса», и ветер подхватил полы ее длинного черного пальто, пробрался сквозь ткань шерстяных брюк. Маура быстро, насколько позволял скользкий тротуар, зашагала мимо кофейни и спрятавшегося за жалюзи туристического агентства и свернула на Утика-стрит, напоминавшую узкий каньон между складами из красного кирпича. Когда-то это был район кожевников и оптовых торговцев. Многие из зданий девятнадцатого века были перестроены под жилые помещения, и промышленный прежде район стал модным обиталищем местных художников.

Маура обошла кучу строительного мусора, частично перегородившую улицу, и заметила впереди мрачноватый свет синей мигалки патрульной машины, словно маяк, посылающий сигналы бедствия. Сквозь лобовое стекло виднелись силуэты двух патрульных, двигатель работал, чтобы внутри было тепло. Когда Маура подошла, окно машины опустилось.

– Привет, док! – улыбнулся ей патрульный. – Вы пропустили самое интересное. Только что уехала «скорая».

Хотя лицо его было знакомо Мауре и он явно узнал ее, она понятия не имела, как его зовут, – это случалось с ней довольно часто.

– И что же было самое интересное? – спросила она.

– Риццоли в доме разговаривала с одним типом, а он схватился за грудь, брык – и упал. Наверно, инфаркт.

– Он еще жив?

– Увозили – был жив. Жаль, что вас не было, – доктор им бы не помешал.

– У меня другая специализация. – Она посмотрела на дом. – Риццоли все еще там?

– Да, вам вверх по лестнице. Неплохая квартирка. Жить в такой круто, если ты не помер.

Патрульный поднял окно, и она услышала, как полицейские хохочут над собственной шуткой. Ха-ха, шутка с места смерти. Совсем не смешно.

Маура остановилась на кусачем ветру, чтобы надеть бахилы и перчатки, потом вошла в дом. Дверь за ней громко захлопнулась, и она резко остановилась, оказавшись перед изображением залитой кровью девушки. На стене в прихожей, словно некое жуткое приглашение-приветствие, висел постер фильма ужасов «Кэрри» – кровавые брызги техниколора, которые неминуемо заставляли вздрогнуть любого, входившего в эту дверь. На стене красного кирпича вдоль лестницы висела целая галерея подобных постеров. Поднимаясь по ступенькам, Маура прошла мимо «Дня триффидов», «Колодца и маятника», «Птиц», «Ночи живых мертвецов».

– Наконец-то, – раздался голос Джейн с площадки второго этажа. Она показала на «Ночь живых мертвецов». – Ты только представь: приходишь каждый день домой, и тебя встречает такая вот радость.

– Эти постеры, похоже, оригиналы. Не на мой вкус. Но, видимо, довольно ценные.

– Заходи, и получишь целую охапку того, что тоже не на твой вкус. Уж не на мой-то точно.

Маура последовала за Джейн в квартиру и остановилась, чтобы полюбоваться массивными деревянными балками наверху. На полу сохранялись широкие оригинальные дубовые доски, отполированные до блеска. Сделанный со вкусом ремонт преобразовал то, что некогда было складом, в великолепный жилой дом, явно не по карману какому-либо голодающему художнику.

– Мой дом ни в какое сравнение не идет, – сказала Джейн. – Я бы с удовольствием сюда переехала, но сначала избавилась бы от этой штуковины на стене – у меня от нее мурашки по телу. – Она показала на чудовищный красный глаз, смотревший с еще одного постера-страшилки. – Название видишь?

– «Я тебя вижу», – прочитала Маура.

– Запомни это название. Возможно, оно имеет скрытый смысл, – зловещим тоном произнесла Джейн.

Она провела Мауру через открытую кухню, мимо вазы со свежими розами и лилиями – щедрым прикосновением весны в этот декабрьский вечер. На черной гранитной столешнице лежала карточка флориста с надписью фиолетовыми чернилами: «Поздравляю с днем рождения! С любовью, папа».

– Ты сказала, что ее нашел отец? – спросила Маура.

– Да, этот дом принадлежит ему. Он позволял дочери жить здесь без арендной платы. Сегодня она должна была встретиться с отцом на ланче в «Фор сизонс», чтобы отметить ее день рождения. В назначенное время не появилась, на телефонные звонки не отвечала, и отец решил приехать посмотреть. Говорит, что входная дверь не была заперта, но все остальное не вызвало у него беспокойства. Пока он не прошел в спальню. Дойдя до этого места в своих показаниях, он схватился за сердце, и нам пришлось вызывать «скорую».

– Патрульный внизу сказал, что отец все еще был жив, когда его увозили.

– Но выглядел он неважно. После того, что мы нашли в спальне, я опасалась, что и Фросту придется вызывать «скорую».

Детектив Барри Фрост стоял в дальнем углу спальни, намеренно не отрывая глаз от блокнота, в котором что-то сосредоточенно писал. Его мертвенная бледность бросалась в глаза сильнее обычного, и он удостоил Мауру лишь коротким кивком. Да и она едва взглянула на Фроста; ее внимание было приковано к кровати, на которой нашли жертву. Молодая женщина лежала в удивительно безмятежной позе, раскинув руки по бокам, словно просто прилегла вздремнуть, не расстилая кровать и не раздеваясь. Она была вся в черном, от чулок до водолазки, что еще больше подчеркивало бледность ее лица. Волосы у нее тоже были черные, и только светлые корни выдавали, что цвет воронова крыла обретен благодаря краске. В ушах – масса золотых штифтиков, золотое колечко посверкивало и в правой брови. Но потрясенное внимание Мауры привлекло то, что зияло ниже бровей.

Обе глазницы были пусты. Содержимое изъяли – осталась только кровавая пустота.

Пораженная Маура посмотрела на левую руку женщины – на то, что, словно два белых камешка, лежало воткрытой ладони.

– И вот это-то, мальчики и девочки, делает вечерок интересным, – сказала Джейн.

– Двусторонняя энуклеация глазных яблок, – тихо произнесла Маура.

– Это кучерявое медицинское название того, что по-простому называется «кто-то вырезал ей глаза»?

– Да.

– Мне нравится, как ты всему придаешь замечательно сухой клинический поворот. В этом свете тот факт, что она держит в руке собственные глаза, представляется не столь чудовищным.

– Расскажите мне о жертве, – попросила Маура.

Фрост неохотно оторвался от своего блокнота:

– Кассандра Койл, двадцать шесть лет. Живет… жила здесь одна. Бойфренда в последнее время не имела. Она независимый кинопродюсер, у нее собственная компания, называется «Крейзи Руби филмз». Размещается в небольшой студии на Саут-стрит.

– Это здание тоже принадлежит ее отцу, – добавила Джейн. – У ее семьи явно водятся деньги.

Фрост продолжил:

– Ее отец говорит, что в последний раз общался с жертвой сегодня днем, около пяти-шести часов, она как раз выходила из студии. Мы собираемся туда, чтобы допросить ее коллег и попытаться выяснить точное время, когда они видели ее в последний раз.

– А какие фильмы они снимают? – спросила Маура, хотя ответ был очевиден: об этом красноречиво говорили постеры, повешенные на лестнице.

– Ужастики, – ответил Фрост. – Ее отец сказал, они только что закончили съемку их второго фильма.

– И это согласуется с ее чувством стиля, – заметила Джейн, глядя на многочисленные пирсинги и черные волосы. – Я думала, готы уже вышли из моды, но эта девица заставила меня переменить мнение.

Маура неохотно вернулась к тому, что лежало в руке убитой. На воздухе роговица высохла, и блестящие, прежде голубые глаза потускнели, заволоклись туманом. Хотя перерезанные мышцы и сморщились, Маура видела прямые мускулы, которые так точно управляют движениями человеческого глаза. Те шесть мускулов, что действуют в тесном взаимодействии, позволяя охотнику следить за уткой в небе, а ученику – пробегать взглядом страницу учебника.

– Пожалуйста, скажи нам, что она уже была мертва, когда он сделал… это, – проговорила Джейн.

– Энуклеация кажется мне посмертной, судя по состоянию пальпебральных складок.

– Состоянию чего?

– Складок на верхнем веке. Видите, внешние ткани почти не повреждены. Тот, кто удалил глазные яблоки, не торопился. Если бы она оставалась живой и сопротивлялась, это было бы трудно сделать. Кроме того, потеря крови минимальна, а это говорит о том, что сердце у нее уже не работало. Циркуляция крови прекратилась к тому времени, когда был сделан первый надрез. – Маура замолчала, разглядывая пустые глазные впадины. – Эта символика просто поразительна.

Джейн обернулась к Фросту:

– Я же тебе говорила, что она это скажет.

– Глаза считаются зеркалом души. Может быть, убийце не понравилось то, что он увидел в них. Или ему не понравилось, как она на него посмотрела. Может быть, он почувствовал угрозу в ее взгляде и отреагировал – вырезал ей глаза.

– А может быть, к этому имеет какое-то отношение ее последний фильм, – добавил Фрост. – «Я тебя вижу».

Маура удивилась:

– Так это ее фильм?

– Она написала сценарий и продюсировала съемки. Как говорит ее отец, это был ее первый художественный фильм. Поди узнай, кто его видел. Может, какой-то психопат.

– Кого-то он вдохновил, – заметила Маура, глядя на два глаза в руке жертвы.

– У тебя когда-нибудь было такое дело, док? – спросил Фрост. – Жертва с вырезанными глазами?

– Было в Далласе, – ответила Маура. – Я в деле не участвовала, но слышала о нем от коллеги. Трех женщин застрелили и у мертвых вырезали глаза. Первые глаза убийца вырезал хирургически аккуратно, как в нашем случае, но к третьей жертве стал неряшливым. На этом его и поймали^[2].

– То есть это был серийный убийца.

– К тому же опытный таксидермист. Когда его арестовали, полиция нашла в его квартире десятки фотографий женщин, и на всех фотографиях были вырезаны глаза. Он ненавидел женщин и сексуально возбуждался, причиняя им боль. – Она посмотрела на Фроста. – Но это единственный подобный случай, о котором мне известно. Такого рода увечья встречаются крайне редко.

– У нас – первый случай, – сказала Джейн.

– Будем надеяться, первый и последний.

Маура взяла правую руку убитой и постаралась согнуть в локте – оказалось, что сустав неподвижен.

– Кожа холодная, состояние полного трупного окоченения. Исходя из звонков ее отца, мы знаем, что вчера около пяти вечера она еще была жива. Это сужает посмертный интервал до промежутка между двенадцатью и двадцатью четырьмя часами. – Маура подняла голову. – Есть свидетели, которые могли бы уточнить время смерти? Камеры наблюдения в районе?

– В этом квартале их нет, – ответил Фрост. – Но я заметил камеру на здании за углом. Похоже, она контролирует въезд на Утика-стрит. Может быть, камера зафиксировала жертву, когда та возвращалась домой. А если нам повезет, может, мы и еще кого-нибудь увидим на записи.

Маура оттянула воротничок водолазки на трупе, проверяя, нет ли синяков или странгуляционной борозды, но ничего такого не увидела. Затем она подняла низ водолазки, обнажив торс, и с помощью Джейн повернула тело на бок. Спина была синюшно-фиолетовой из-за посмертного скопления крови. Маура прижала палец в перчатке к обесцвеченной плоти и обнаружила, что трупные пятна зафиксированы, а это подтверждало, что жертва была мертва не менее двенадцати часов.

Но что стало причиной смерти? Кроме извлеченных глаз, Маура пока не нашла никаких повреждений.

– Ни огнестрельных ранений, ни крови, ни свидетельств удушения, – отметила она. – Я не вижу никаких других травм.

– Он вырезает глазные яблоки, но не забирает их, – сказала Джейн, нахмурившись. – Напротив, он оставляет их у нее в руке, словно некий отвратительный прощальный дар. Что, черт побери, это означает?

– Это вопрос к психологу. – Маура выпрямилась. – Здесь я не могу определить причину смерти. Посмотрим, что покажет вскрытие.

– Может быть, передозировка? – предположил Фрост.

– Такая гипотеза, безусловно, в начале списка. Проверка на наркотики и токсические вещества даст нам ответ. – Маура сняла перчатки. – Она будет первой в моем завтрашнем расписании.

Джейн пошла следом за Маурой из спальни.

– Маура, ты ни о чем не хочешь поговорить?

– Я смогу сказать тебе больше после вскрытия.

– Я не имею в виду это дело.

– Не понимаю, о чем ты.

– По телефону ты сказала, что находишься во Фрамингеме. Пожалуйста, скажи мне, что ты ездила туда не для того, чтобы встретиться с этой женщиной.

Маура невозмутимо застегнула пуговицы на пальто.

– Ты так говоришь, будто я совершила преступление.

– Значит, ты туда ездила. Мне казалось, мы обе согласились, что тебе нужно держаться подальше от нее.

– Амальтею положили в реанимацию. У нее осложнения после химиотерапии, и я не знаю, сколько еще она протянет.

– Она тебя использует, играет на твоем сострадании. Господи, Маура, у тебя опять будет душевная травма.

– Знаешь, я вообще не хочу говорить об этом.

Не оглядываясь, Маура спустилась по лестнице и вышла из дома. Ледяной ветер несся по улице, обжигал ее лицо, трепал волосы. По пути к машине она услышала, как еще раз хлопнула дверь дома убитой, и, обернувшись, увидела, что Джейн идет за ней.

– Чего она от тебя хочет? – спросила Джейн.

– Она умирает от рака. Чего, по-твоему, она может хотеть? Может, немного сочувствия?

– Она морочит тебе голову. Знает, как на тебя повлиять. Ты посмотри, как она изуродовала своего сына.

– Ты думаешь, мне грозит опасность стать такой, как он?

– Нет, конечно. Но ты сама как-то раз это сказала. Что ты родилась с той же тьмой внутри, которая присуща всем членам семейства Лэнк. Она как-нибудь исхитрится использовать это к своей выгоде.

Маура отперла свой «лексус»:

– У меня и так проблем выше крыши, не хочу выслушивать твои лекции.

– Хорошо, хорошо. – Джейн подняла обе руки, показывая, что сдается. – Я просто переживаю за тебя. Обычно ты такая умная. Пожалуйста, не сделай какой-нибудь глупости.

Маура проводила взглядом Джейн, которая отправилась назад на место преступления – в спальню, где в трупном окоченении лежала мертвая женщина. Женщина без глаз.

Вдруг Маура вспомнила слова Амальтеи: «Скоро ты найдешь еще одну».

Она развернулась и быстро обшарила глазами улицу – оглядела все двери, все окна. Не за ней ли наблюдает чье-то лицо со второго этажа? Там, в проулке, кажется, кто-то двигается? Куда бы она ни посмотрела, ей всюду мерещились зловещие силуэты. Об этом ее и предупреждала Джейн. В этом-то как раз и состояла сила Амальтеи: она чуть отодвигала занавес, чтобы человек увидел жуткий ландшафт, где на всем лежат тени.

Мауру пробрала дрожь. Она села в машину, завела двигатель. Из вентилятора обогревателя хлынула струя ледяного воздуха. Пришло время возвращаться домой.

Время бежать из тьмы.