Отзывы на книги автора «Захар Прилепин»

"Будущее наматывает ненужное на колесо. Так надо".

"Те, кто винит нас в жестокости, ни дня не были на фронте".

Можно по-разному относиться к общественной деятельности Захара Прилепина (когда он выступает не как писатель), но вот литературного таланта у него не отнять.

Выбранная для книги тема - а это обращение к тяжелым страницам советского прошлого нашей страны - одна из любимых, наверное, у наших современных литераторов. Обращаются к ней многие - да вот только получается не у всех. Любимая, но всегда такая сложная.

Сложная своей неоднозначностью, остротой, субъективностью восприятия. Вот и Захар Прилепин в предисловии к своему роману рассказывает незамысловатую историю (незамысловатую, потому что слишком понятную для многих. Лагерное прошлое коснулось многих наших предков. Время было такое...) своего прадеда, тоже сидевшего в Соловецком лагере. История в книге соответственно подана с этого ракурса, очень личного (история от лица человека, пострадавшего от советской власти, Артема, сидевшего, правда, не "по-политическому", а по банальной причине - убийство, кого и за что он убил, мы и узнаем из книги), но, как в конце романа признается сам автор, эту историю - историю СЛОН (страшная аббревиатура лагеря) - можно было бы рассказать и от лица начальника лагеря (фигуры легендарной и яркой - Федора Ивановича Эйхманиса - на себе испытавшего "прелести" заключения. Бумерангом возвращается многое, если не всё. В конце произведения мы узнаем о нем много любопытных и занимательных фактов и, может быть, даже несколько поменяем к нему свое отношение), и от лица его любовницы, Галины Кучеренко, и от лица любого из священнослужителей (это же был изначально монастырь), и от лица других - уже "политических" - заключенных (хотя тема политики здесь затрагивается слабо, она явно не основная. Фокус внимания писателя сосредоточен прежде всего на судьбах людей, их странных пересечениях, моральных ценностях и их деформации). И каждый раз это была бы совершенно другая история.

Ждала чего-то в духе Александр Солженицын - Один день Ивана Денисовича , Варлам Шаламов - Колымские рассказы , Сергей Довлатов - Зона . Но нет. Художественная интерпретация истории - это нечто иное, как я уже сказала, гораздо более субъективное и даже в какой-то степени более красочное. Это как расцветить черно-белый документальный фильм яркими новыми красками: может получиться, может - нет (печальная история "Штирлица"). По вопросу достоверности и правдоподобности - это уже скорее к историкам, тем более что взгляд на описанную в книге тему у меня тоже довольно субъективный и неоднозначный.

Если же говорить о художественных достоинствах романа как вымышленного произведения. то нельзя не отметить ярко выписанных персонажей. Кого здесь только нет: и белогвардейцы, и красноармейцы, и монахи, и контрреволюционеры, и чекисты, и блатные, и фраеры. Все они теперь по одну сторону баррикад, все они - в одном лагере. А ведь начиналась их личная история, наверное, как поиски правды и справедливости (тема тоже не нова - вспомним остроги, ГУЛАГ, хотя до ГУЛАГ еще далеко, СЛОН был первой такой организацией), "правда у каждого своя", говорим мы, не задумываясь, а здесь правда оказывается общей на всех. И общей - ненависть. К государству, к Отчизне, к власти, к тюремному начальству, ко времени, которое мы не выбираем, да вот сложилось так, как сложилось. Остается только жить. Вернее, как-то стараться выживать.

Перед нами разворачивается объемная картинка, где каждый человек - лишь винтик в этой огромной машине (махине?) (на ум сразу приходят знаменитые антиутопии, и не зря: тема противостояния человека и всесильного государства здесь рассматривается в том же привычно-трагическом ключе: выхода нет, в этой борьбе никогда и ни за что не победить. Есть лишь временные победители - тот же Эйхманис - но, как веревочке не виться...)

По ходу романа автор пытается донести до нас и другие точки зрения на происходившее: монологи Эйхманиса, к примеру, очень красноречиво повествуют о том, что не все там было однозначно плохо и что по-другому было нельзя...(поймала себя на мысли, что мне очень интересно было бы прочитать мемуары или биографии/автобиографии/переписку бывших начальников подобных лагерей: наверняка, в них можно найти много удивительных фактов).

Единственный недостаток романа: любовная линия, если ее, конечно, можно так назвать, здесь совершенно не к месту, глупо, банально, предсказуемо. Люди думали о том, как выжить в этом аду, вряд ли им было до любви...

4/5, прекрасное начало знакомства с новым для меня автором, которое скорее всего постараюсь продолжить и в дальнейшем. Сюжет, слог, герои очаровали и увлекли; историческая достоверность сей книги, конечно, под большим вопросом, но, как я поняла из книги, автор и не позиционирует свое произведение в качестве исторического романа и не ставит перед собой задачи расставить все точки над "и" в этой острой теме. Это лишь одна из версий, это яркое художественное переосмысление нашего - по большому счету все еще недавнего - прошлого.

"Соловчане здесь, а причины их нахождения - там. Мы видим следствие, а предыстория не ясна".

Ох, Захарушка, ох, Прилепушка... Первое время он мне казался эдаким пародийным Сергеем Безруковым от писательской сохи. Выйдет на чистое поле бумажного листа и ну стонать про берёзки русские, про водицу колодезную и думы тяжкие простого работяги. Позже стало понятно, что он человек талантливый. Основной его талант — маркетинг. Захар прекрасно разбирается в том, чего хочет от него читатель, за что он готов дать денежку, а за что какой-нибудь усатый дяденька даст премию. Так же хорошо он знает, с кем нужно дружить, что нужно говорить и что делать на публику, чтобы всё было тип-топ.

Захар вообще знает массу разнообразных вещей. Он, например, прекрасно знает, как писать хорошую литературу. Он начитан и может скопировать десятки образцов прекрасного слога других авторов. Классическая литература отскакивает от зубов. Поэтому он может написать прекрасный реферат, добротный материал, который мы все уже где-то когда-то видели: тут духовность, тут слезливая сцена, тут душенька русская. Для особенно туповатых читателей он ещё раз и ещё повторит какой-нибудь не очень сложный символ, а то и объяснит его, вдруг не поняли. Выделит. Ещё раз. Ещё. Символ, как водится, лучше брать пошире и помощнее: религиозные штучки, например, прокатят на ура. Впрочем, иногда у Захарки проявляется и собственный стиль сквозь гладкие абзацы, обкатанные потом и кровью других авторов. Тогда в тексте появляется надрыв, рубленые абзацы, пауза после каждого предложения, в которую предполагается вздохнуть и пригорюниться или поднять очи долу. Ну, или охнуть: "В какой страшной стране мы живём". Жили. Будем жить.

Проблема в том, что такая литература была классная у первопроходцев, у тех, кто придумал и развивал подобную прозу. Сейчас это уже пресное тесто, вторичное донельзя. При этом действительно хорошее, но... Никакущее. Тем интереснее вдруг заметить в этом полумёртвом реферате какие-то блестящие детали от настоящего Захарки, который в лагерях, конечно, не сидел, но жизненные мелочи заметить острым глазом может. Блеснёт такое крутецкое наблюдение - и пропадёт. И опять монотонное бу-бу-бу от проверенных источников, Захар уверен, что напишет это сочинение на пять по проверенным лекалам. Как же тут не написать, всё на месте. Даже кажется иногда, что он составляет маркетинг-карту романа. Так, в этой и этой главе будет любовь, две штуки, вот тут будет драма, три штуки, через каждые десять процентов романа будет сильная сцена, чтобы слёзы на глазах, через каждые пятнадцать - цитата, чтобы афоризм. Всё посчитано, продумано, распределено, уложено в график.

Из общего графика выбивается только главный герой романа, потому что про какого бы персонажа Захар не писал, всё равно получается сам Захарка. Точнее, не он сам, а его идеализированный вариант, каким он очень хотел бы казаться, чуть-чуть приперченный незначительными недостатками, чтобы не казаться супергероем из дешёвого фэнтези. Это всегда одинаковый молодой человек с невнятной внешностью, с определёнными моральными устоями, отношением к женщинам и жизни, он всегда одинаково думает и поступает. Ещё драться очень любит - одна из немногих вещей, которые Захар описывает не по чужим заметкам, поэтому получается живо, сочно и правдиво. Другое дело, что люди в лагерях вряд ли бы стали так смачно драться, как молодые сытые волчата. Да и вообще во многое верится с трудом: в один день персонаж готов сметану, упавшую в грязь, вылизывать, а уже через неделю успел отъесться на хорошей жизни и равнодушно суёт пирожки собакам и оленям, игнорируя товарищей в двух метрах от него, которые по-прежнему за эту сметану удавиться готовы. Не бывает такого. Или персонаж тогда - клинический равнодушный идиот, что никак не вяжется с его остальным образом.

Что в итоге получилось? Слишком затянутое повествование, которое предсказуемо чуть более, чем полностью. Оно не такое уж и скучное, оно написано добротно и многим даже понравится, но зачем читать эту вторичный фарш из классики, если есть первоисточники, которые живее и интереснее? Думаю, что эта схема с "громкой" темой, классическим повествованием и маркетинговой расчётливостью не раз ещё повторится в работах Прилепина. Золотая жила ведь.

P.S. В романе есть картонный персонажик, который выражает интересную мысль. Он весь из себя сахарный иисусик, батюшка в лагере, который кается в единственном, казалось бы, грехе: дескать, вот делаю я людям добро за счет собственной кровушки и хлебушка, а при этом думаю: "Божечки, ну какой же я отличный батюшка, какой я просто охрененчик". Вот мне иногда казалось, что Прилепин при написании романа тоже так думал. Пишет, а сам: "Господи, ну какой же я всё-таки охрененный писатель! Живой классик! Эх! Вставлю-ка ещё немножко духовности, чтобы наверняка".

Ох, Захарушка, ох, Прилепушка... Первое время он мне казался эдаким пародийным Сергеем Безруковым от писательской сохи. Выйдет на чистое поле бумажного листа и ну стонать про берёзки русские, про водицу колодезную и думы тяжкие простого работяги. Позже стало понятно, что он человек талантливый. Основной его талант — маркетинг. Захар прекрасно разбирается в том, чего хочет от него читатель, за что он готов дать денежку, а за что какой-нибудь усатый дяденька даст премию. Так же хорошо он знает, с кем нужно дружить, что нужно говорить и что делать на публику, чтобы всё было тип-топ.

Захар вообще знает массу разнообразных вещей. Он, например, прекрасно знает, как писать хорошую литературу. Он начитан и может скопировать десятки образцов прекрасного слога других авторов. Классическая литература отскакивает от зубов. Поэтому он может написать прекрасный реферат, добротный материал, который мы все уже где-то когда-то видели: тут духовность, тут слезливая сцена, тут душенька русская. Для особенно туповатых читателей он ещё раз и ещё повторит какой-нибудь не очень сложный символ, а то и объяснит его, вдруг не поняли. Выделит. Ещё раз. Ещё. Символ, как водится, лучше брать пошире и помощнее: религиозные штучки, например, прокатят на ура. Впрочем, иногда у Захарки проявляется и собственный стиль сквозь гладкие абзацы, обкатанные потом и кровью других авторов. Тогда в тексте появляется надрыв, рубленые абзацы, пауза после каждого предложения, в которую предполагается вздохнуть и пригорюниться или поднять очи долу. Ну, или охнуть: "В какой страшной стране мы живём". Жили. Будем жить.

Проблема в том, что такая литература была классная у первопроходцев, у тех, кто придумал и развивал подобную прозу. Сейчас это уже пресное тесто, вторичное донельзя. При этом действительно хорошее, но... Никакущее. Тем интереснее вдруг заметить в этом полумёртвом реферате какие-то блестящие детали от настоящего Захарки, который в лагерях, конечно, не сидел, но жизненные мелочи заметить острым глазом может. Блеснёт такое крутецкое наблюдение - и пропадёт. И опять монотонное бу-бу-бу от проверенных источников, Захар уверен, что напишет это сочинение на пять по проверенным лекалам. Как же тут не написать, всё на месте. Даже кажется иногда, что он составляет маркетинг-карту романа. Так, в этой и этой главе будет любовь, две штуки, вот тут будет драма, три штуки, через каждые десять процентов романа будет сильная сцена, чтобы слёзы на глазах, через каждые пятнадцать - цитата, чтобы афоризм. Всё посчитано, продумано, распределено, уложено в график.

Из общего графика выбивается только главный герой романа, потому что про какого бы персонажа Захар не писал, всё равно получается сам Захарка. Точнее, не он сам, а его идеализированный вариант, каким он очень хотел бы казаться, чуть-чуть приперченный незначительными недостатками, чтобы не казаться супергероем из дешёвого фэнтези. Это всегда одинаковый молодой человек с невнятной внешностью, с определёнными моральными устоями, отношением к женщинам и жизни, он всегда одинаково думает и поступает. Ещё драться очень любит - одна из немногих вещей, которые Захар описывает не по чужим заметкам, поэтому получается живо, сочно и правдиво. Другое дело, что люди в лагерях вряд ли бы стали так смачно драться, как молодые сытые волчата. Да и вообще во многое верится с трудом: в один день персонаж готов сметану, упавшую в грязь, вылизывать, а уже через неделю успел отъесться на хорошей жизни и равнодушно суёт пирожки собакам и оленям, игнорируя товарищей в двух метрах от него, которые по-прежнему за эту сметану удавиться готовы. Не бывает такого. Или персонаж тогда - клинический равнодушный идиот, что никак не вяжется с его остальным образом.

Что в итоге получилось? Слишком затянутое повествование, которое предсказуемо чуть более, чем полностью. Оно не такое уж и скучное, оно написано добротно и многим даже понравится, но зачем читать эту вторичный фарш из классики, если есть первоисточники, которые живее и интереснее? Думаю, что эта схема с "громкой" темой, классическим повествованием и маркетинговой расчётливостью не раз ещё повторится в работах Прилепина. Золотая жила ведь.

P.S. В романе есть картонный персонажик, который выражает интересную мысль. Он весь из себя сахарный иисусик, батюшка в лагере, который кается в единственном, казалось бы, грехе: дескать, вот делаю я людям добро за счет собственной кровушки и хлебушка, а при этом думаю: "Божечки, ну какой же я отличный батюшка, какой я просто охрененчик". Вот мне иногда казалось, что Прилепин при написании романа тоже так думал. Пишет, а сам: "Господи, ну какой же я всё-таки охрененный писатель! Живой классик! Эх! Вставлю-ка ещё немножко духовности, чтобы наверняка".

Михаил Александрович Шолохов — один из любимых моих русских советских писателей, ещё со школьной скамьи, равно интересный своим высочайшим художественным мастерством и поучительной биографией, вместившей все бури и потрясения XX века. Впрочем, в случае с Шолоховым, как и другими великими мастерами, одно от другого отделить невозможно. Это подтверждает долгожданная тысячестраничная книга Захара Прилепина, ставшая одним из главных литературных событий этого зимнего сезона.

В книге можно выделить несколько основных тематических линий. Первая из них связана с вопросом о прототипах. В произведениях Шолохова сложно найти хотя бы одного вымышленного персонажа или событие, не имеющее реальной исторической основы. Огромное количество шолоховских родственников, соседей и знакомых выведены в его прозе под собственными именами, со свойственными им личностными и речевыми характеристиками. С детства отличаясь феноменальной памятью, Миша зачарованно наблюдал за происходящим, жадно впитывая мельчайшие штрихи и детали, и всё это, зафиксированное и преображённое в его сознании, нашло место на страницах его рукописей. Более того, у выдуманных им топонимов тоже были свои прототипы: Кружилин, Каргин, Плешаков, Рубежный и Вёшки, исхоженные Михаилом вдоль и поперёк, со всеми их узнаваемыми географическими и архитектурными приметами превратились в хутор Татарский в «Тихом Доне».

Поразительно, что остовом образа Аксиньи стала судьба матери писателя — Анастасии Даниловны. Она так же жила с нелюбимым мужем-атаманцем, который её бил (его тоже звали Степаном!), а затем вернулась в поместье, с хозяином которого у неё когда-то был непродолжительный роман (прямо как у Аксиньи с Листницким). Там на статную Анастасию обратил внимание незадачливый купец Александр Шолохов, который забрал её к себе. За это от него открестилась вся родня: ещё бы, живёт с чужой женой, да ещё бывшей любовницей барина! Вот и гадай, от кого из них она родила Мишку — незаконного сына невенчанных родителей? Потомка двух богатейших купеческих родов Моховых и Шолоховых, давших свою «общую» фамилию Мелеховым (Шолохов + Мохов = Молохов, впоследствии превратившееся в «Мелехов»). Незаконным разного толка завистники объявят Шолохова ещё не раз, пытаясь отобрать у него его детище — «Тихий Дон», вместивший всю шолоховскую родовую память.

Здесь мы подходим ко второму аспекту — вопросу о плагиате. Понимая, что у адекватного читателя, знакомого с биографией Михаила Александровича и её зеркальным отображением в его прозе, подобный вопрос в принципе возникнуть не может, ещё раз, вслед за Прилепиным, подчеркнём: полную несостоятельность подобных измышлений доказала авторитетная комиссия во главе с сестрой Ленина Марией Ульяновой, изучившая черновики писателя. Поражает логика этих злопыхателей: если умудрённые опытом, маститые литераторы не могут сочинить такого, то почему какой-то зелёный юнец вот так сразу смог? На многочисленных примерах Прилепин доказывает, что шолоховская писательская судьба, когда за ранним взлётом следовала послевоенная стагнация, а затем и вовсе полное молчание, показательна для многих литераторов его поколения, — как советских, так и зарубежных. Да и по темпам и объёму написанного он ничем среди них не выделяется.

Но почему-то только Шолохову, намеренно вырываемому из общего контекста, всё это до сих пор пытаются вменить в вину некоторые «изыскатели». Не желают понять, каким физически и морально надломленным человеком вернулся он к мирной жизни, — ходивший под смертью и выдержавший нечеловеческое напряжение в 30-х, переживший страшную своими последствиями авиакатастрофу в годы Великой Отечественной, потерявший любимую, воспетую им в образе Аксиньи мать, когда фашисты разбомбили их дом в Вёшенской... Как очень точно подмечает автор, постичь гениальность сложно, а объяснить, наверное, и вовсе невозможно. Да и опыта стремительно повзрослевший в самом эпицентре Гражданской войны «нахалёнок» Мишка понабрался столько, что иному за всю жизнь столько не пережить и не осмыслить.

В связи с этим необходимо остановиться на третьей теме — чекистской. Когда друзей Шолохова — Петра Лугового, Петра Красюкова и Тихона Логачёва (прототипов Давыдова, Нагульнова и Размётнова из «Поднятой целины») арестовали в 1937-м по агентурному делу под безобидным названием «Друзья», бесстрашный донец был единственным, кто «бомбил» Сталина письмами с просьбой вмешаться и разобраться. Сам ходил под смертью, но добился освобождения своих товарищей, готовый разделить их участь. А что он сделал для Андрея Платонова? Содействовал освобождению его сына, пробивал в печать его книги, доставал для него лекарства... Вот каким другом он был! Но это был далеко не последний «подкоп» чекистов под Шолохова: когда всесильный Ежов узнал о мимолётной интрижке писателя с его женой Евгенией Хаютиной, дело приняло по-настоящему смертельный оборот. И снова этот непотопляемый «татарчук» переиграл некогда «железного», а к тому времени уже во всех смыслах опустившегося наркома. Невероятная выдержка и хладнокровие!

Длительные и сложные взаимоотношения Шолохова со Сталиным — четвёртая тематическая линия книги, в которой вождь трудового народа предстаёт перед читателями совсем с иной стороны. Удивительно, но Сталин откликался на каждое письмо, каждую просьбу писателя о личной встрече. И он действительно каждый раз помогал: лично вникал в сложившуюся ситуацию, разбирался в происходящем и наказывал виновных, как бы высоко они ни сидели. Здесь, конечно, играл свою роль и тот факт, что Иосиф Виссарионович высоко ценил шолоховское слово, считая работу над каждой его книгой ответственным государственным заданием. Был ли другой такой человек среди лидеров мировых держав?

Наконец, пятый, один из центральных аспектов книги — Шолохов как заступник казачества и всего русского народа, негласный лидер «русской партии», охранитель национальной культуры и советской государственности от либеральной интеллигенции и прочих диссидентствующих «прогрессистов». С самого начала «слякотной оттепели» он поразительно чётко понимал, что

этому поколению уже не будут свойственны прежние, можно сказать — фронтовые представления об иерархиях и чести. <...> Сентиментальный, манерный пафос, возведённый в основной приём — и необычайная безответственность жеста: вот черты наиболее видных из тех, кто приходил на смену. Избалованные стадионной любовью „шестидесятники“, не пережившие и десятую, а то и сотую долю прожитого Шолоховым и его поколением, выберут мерой весов себя. Позволят себе выставлять оценки тем, на кого должны были смотреть снизу вверх, намертво запечатав рты, полные трескучих речей.

С самого начала он поставил точный диагноз Солженицыну и иже с ним, — тому самому Солженицыну, что пытался впоследствии реанимировать давно забытые слухи о шолоховском плагиате в своей глупой брошюрке «Стремя „Тихого Дона“»:

Он — душевнобольной человек, страдающий манией величия. <...> Отсидев некогда, не выдержал тяжёлого испытания и свихнулся. Я не психиатр и не моё дело определять степень поражённости психики Солженицына. Но если это так, — человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 37-го года и последующих лет, принесёт огромную опасность всем читателям и молодым особенно.

К сожалению, патриарх советской литературы тогда не был услышан ни руководством Союза писателей, ни партийными вождями...

Незаконный сын русского купца и украинки с крепкими татарскими корнями (что нашло отражение в прозвище писателя — «татарчук»), он стал главным защитником и певцом казачества, выведя его на арену мировой культуры. Небольшой пятачок на Верхнем Дону, где развиваются события всех его книг, стал знакомым и родным для миллионов читателей по всему миру. В 1935 году Шолохов «пробил» организацию первого казачьего хора, а затем и театра, что стало началом масштабной государственной кампании по реабилитации казачества накануне Великой Отечественной. Будучи одним из первых лауреатов Сталинской премии в сто тысяч рублей, на второй день войны он перевёл их в фонд обороны, накинув сверху пятьдесят тысяч собственных накоплений. И его примеру последовали многие деятели искусства.

Если брать шире, Шолохов спас на своём родном Дону

не десятки, не сотни, а тысячи земляков от ссылок, арестов, голодной гибели. По шолоховской инициативе приняли поправки в законы об освобождении крестьян-колхозников свыше шестидесяти от налогов и поставок. Старики смогли отдохнуть наконец. Это не считая водокачки, электростанции, школы, театра, тысяч рублей розданных, подаренных, потраченных...

К совсем ещё молодому Шолохову шли за советом, помощью, защитой, справедливостью... По свидетельствам подолгу гостивших у него товарищей, поток просителей не прерывался, и для каждого он делал всё, что мог. И так почти до самых последних дней.

Он был необычайно щедр. Он был отзывчив. <...> Он медленно обращался в маревный донской воздух над степью, в серебро донской воды. И стал ими...

Это книга-ошеломление. Это книга-откровение. Книга-любовь. И книга-война.

Наверное на сегодняшний день это самая прямая и честная книга о Чеченской войне (из прочитанных мной). Без прикрас и умолчаний, без романтизации процесса убивания людьми друг друга, без пафосного слова "родина", без героизации военной боевой работы — грязной, кровавой и страшной. Несколько десятков обыкновенных русских парней разных российских национальностей и народностей, объединённые в один боевой кулак спецназа по признаку боевого своего предназначения и присланные в город Грозный выполнть свои боевые (хотя и конечно же политические) задачи и волю командиров и начальников. И выполняющие их ежедневно и еженощно, ежечасно и ежеминутно, постоянно и непрерывно, не раздеваясь и позволяя себе только лишь снять с себя броники и разгрузки, да скинуть на ночь берцы... И убивающие сами и убиваемые тоже... сами

Да, задача солдата на войне — побеждать врага и если надо — убивать. Да, иного попросту не дано — такая работа. Убивать и постоянно быть под риском быть убитым или искалеченным самому. Только есть один важный момент — одно дело, когда враг чётко обозначен и боевые действия ведутся с врагом внешним и между воюющими армиями. И другое дело, когда ты находишься на территории хоть и внутри своей страны, но в республике с совершенно другими культурными установками и ценностями, находишься там, где каждый считает тебя врагом, и каждый готов тебя убивать. И не только готов, но и старается это сделать всеми любыми способами при любом удобном случае. От осознания этого просто сносит голову, и потому образ врага предстаёт уже не только в виде бородатого вооружённого калашом и ножом чеченского мужчины, но и чеченского старика, и чеченки, и чеченского подростка, да и просто маленький мальчишка грозит тебе кулаком...

Не берусь никого ни судить ни рядить, совершенно не знаю, как надо было действовать там и тогда — в первую и вторую чеченскую компании. Может быть это вполне закономерно, и состояние войны между народами (не между государствами, а между людьми) должно периодически вспыхивать, чтобы снять градус накопившихся противоречий, чтобы утолить людскую жажду убивать, чтобы ослепить ослеплённого ненавистью и выбить из жизни самых оголтелых... Не знаю... Только война, как она видится изнутри отдельного человека — штука препротивная, нечеловеческая, ломающая и уничтожающая не только убитых и покалеченных, но и выживших — всех, кто там был, всех, кто ею отмечен и помечен.

Книгу — в любимые, а автора — в ближайшие планы чтения!

Своим образным языком, выпуклой образностью вообще книга не просто понравилась, но сильно удивила. В общем, оказывается, в России есть не только мужественные парни, готовые лелеять колыбель бессмысленной революции, но и бесстрастные зодчие Слова, того самого, которое способно творить свою собственную явь. (эк загнула)

Где-то мне попадалась статья-исследование одного забугорного то ли антрополога, то ли социологоа, то ли медика, кто-то в жж, кажется, ссылку как-то давал, где чувак пытался так и сяк прикинуть, отчего в Рассеи народ мрет. Причем, там кривуля-то тянется с 60-ых еще годов, но в "стабильные" двухтысячные наклон становится сильно резче. С какими-то там данными по алкоголю и прочему он сопоставлял, и все равно концы с концами не сходятся. Я уж не знаю, чего там и как с калькуляцией у него, но что человек может умирать просто от того, что он жить не хочет, что ему жизнь опротивела и кажется бессмысленной, - это, по-видимому, объективными какими-то категориями просто сложно подсчитать. Ну, пьют. И в Англии тоже пьют, и в Финляндии, да еще как! Но почему-то проблемы у них все равно другого порядка.

Вот если у простого, доброго, обычного пацана отец расхотел жить, спился и умер, и умерли отца братья, и осталась надрывно за копейки работающая мать... можно братишку, сестренку добавить для пущей палитры... да, где-то уже все это вырисовывалось, лет так 120 - 130 назад, наверное. Устали жить, не хотят жить, наверное, люди не просто так, что с жиру бесятся, правильно? И ничего удивительного в том не будет, что мальчишка, повзрослев и окинув все расклады, или старушек-процентщиц пойдет грохать, а еще лучше, ища родные души и обретя их, отдаст свою душу за это диковатое, но зато верное братство. Потому что иного смысла у него уже не остается, у него отняли все иные смыслы. В общем, истина простая и банальная... и вот, извольте видеть, вот вам цепочечка, замочек, ключик, - берите и открывайте, если есть желание, заглядывайте вовнутрь того, кого с опаской обходите, наткнувшись на улице (скажем) на его колючий взгляд. Но вряд ли кто-то будет делать это, и вряд ли это чем-то поможет.

PS. Подумала, и решила назвать все-таки и минусы, которые бросились в глаза.

1. Некоторая фрагментарность стиля. Главы читаются по-разному, хотя это само по себе не минус. Но некоторые эксперименты кажутся слишком уж, как бы сказать, экспериментом ради эксперимента, но сыроватыми, не встроенными в общую структуру текста. Например, глава про рижские похождения. Мне она показалась вообще сильно оторванной от общего повествования. Не по смыслу даже, а стилистически, и вообще, не очень понятно ее влияние на роман. Вот деревенские все опусы, похороны - как нельзя лучше ложатся в общий контекст, а тут... к чему? зачем? почему? И почему именно здесь автор попытался ввести строгое время - 10 минут делал то, отлил, повернул в ту сторону, свернул в эту... Набоков в главе про Анну Каренину хорошо показал это вот чувство времени у Толстого, может Прилепин пытался создать нечто такое же? может, ввести некоторое напряжение? Лично я не поняла эту главу, и взаимосвязь составляющих ее приемов с остальным повествованием.

2. Мотивы некоторых героев, которые как бы основные, тоже не до конца прописаны. Обе девушки, например. Ну, в принципе, мужчине-автору простительно, конечно, что женщина для них загадка, и, последовав за тем же Ремарком, можно просто не вникать в женское нутро, просто констатировав "глаза как у лани" или еще что-нибудь в этом роде (метафора НЕ-Прилепинская). Но Яна-то - ключевой персонаж, во многих завязках, причем. И остается совершенно непонятной. Просто ноль. Тогда зачем вводить любовную главу? Зачем вообще на нее вешать так много?

Ну и раз уж прошлась по сыроватостям (с моей точки зрения), то все-таки завершу главным, подчеркну то, ради чего, как мне кажется, имеет смысл читать роман. Весь путь простого парнишки Саньки показан великолепно. Как он дошел до жизни такой, и чем такая его жизнь оборачивается, и что его ждет. И еще. Я не знаю, какие чувства автор вкладывал в книгу, мне показалось, что при всей его симпатии движению, автор ясно показал, что путь ведет вникуда. Вот так я увидела. Понятная и близкая многим идеология этих парней скатывается в откровенную и несимпатичную уголовщину. Это зримая иллюстрация любого революционного процесса. Думаю, можно многое даже из событий более чем 90-летней давности понять через эту книгу.

Своим образным языком, выпуклой образностью вообще книга не просто понравилась, но сильно удивила. В общем, оказывается, в России есть не только мужественные парни, готовые лелеять колыбель бессмысленной революции, но и бесстрастные зодчие Слова, того самого, которое способно творить свою собственную явь. (эк загнула)

Где-то мне попадалась статья-исследование одного забугорного то ли антрополога, то ли социологоа, то ли медика, кто-то в жж, кажется, ссылку как-то давал, где чувак пытался так и сяк прикинуть, отчего в Рассеи народ мрет. Причем, там кривуля-то тянется с 60-ых еще годов, но в "стабильные" двухтысячные наклон становится сильно резче. С какими-то там данными по алкоголю и прочему он сопоставлял, и все равно концы с концами не сходятся. Я уж не знаю, чего там и как с калькуляцией у него, но что человек может умирать просто от того, что он жить не хочет, что ему жизнь опротивела и кажется бессмысленной, - это, по-видимому, объективными какими-то категориями просто сложно подсчитать. Ну, пьют. И в Англии тоже пьют, и в Финляндии, да еще как! Но почему-то проблемы у них все равно другого порядка.

Вот если у простого, доброго, обычного пацана отец расхотел жить, спился и умер, и умерли отца братья, и осталась надрывно за копейки работающая мать... можно братишку, сестренку добавить для пущей палитры... да, где-то уже все это вырисовывалось, лет так 120 - 130 назад, наверное. Устали жить, не хотят жить, наверное, люди не просто так, что с жиру бесятся, правильно? И ничего удивительного в том не будет, что мальчишка, повзрослев и окинув все расклады, или старушек-процентщиц пойдет грохать, а еще лучше, ища родные души и обретя их, отдаст свою душу за это диковатое, но зато верное братство. Потому что иного смысла у него уже не остается, у него отняли все иные смыслы. В общем, истина простая и банальная... и вот, извольте видеть, вот вам цепочечка, замочек, ключик, - берите и открывайте, если есть желание, заглядывайте вовнутрь того, кого с опаской обходите, наткнувшись на улице (скажем) на его колючий взгляд. Но вряд ли кто-то будет делать это, и вряд ли это чем-то поможет.

PS. Подумала, и решила назвать все-таки и минусы, которые бросились в глаза.

1. Некоторая фрагментарность стиля. Главы читаются по-разному, хотя это само по себе не минус. Но некоторые эксперименты кажутся слишком уж, как бы сказать, экспериментом ради эксперимента, но сыроватыми, не встроенными в общую структуру текста. Например, глава про рижские похождения. Мне она показалась вообще сильно оторванной от общего повествования. Не по смыслу даже, а стилистически, и вообще, не очень понятно ее влияние на роман. Вот деревенские все опусы, похороны - как нельзя лучше ложатся в общий контекст, а тут... к чему? зачем? почему? И почему именно здесь автор попытался ввести строгое время - 10 минут делал то, отлил, повернул в ту сторону, свернул в эту... Набоков в главе про Анну Каренину хорошо показал это вот чувство времени у Толстого, может Прилепин пытался создать нечто такое же? может, ввести некоторое напряжение? Лично я не поняла эту главу, и взаимосвязь составляющих ее приемов с остальным повествованием.

2. Мотивы некоторых героев, которые как бы основные, тоже не до конца прописаны. Обе девушки, например. Ну, в принципе, мужчине-автору простительно, конечно, что женщина для них загадка, и, последовав за тем же Ремарком, можно просто не вникать в женское нутро, просто констатировав "глаза как у лани" или еще что-нибудь в этом роде (метафора НЕ-Прилепинская). Но Яна-то - ключевой персонаж, во многих завязках, причем. И остается совершенно непонятной. Просто ноль. Тогда зачем вводить любовную главу? Зачем вообще на нее вешать так много?

Ну и раз уж прошлась по сыроватостям (с моей точки зрения), то все-таки завершу главным, подчеркну то, ради чего, как мне кажется, имеет смысл читать роман. Весь путь простого парнишки Саньки показан великолепно. Как он дошел до жизни такой, и чем такая его жизнь оборачивается, и что его ждет. И еще. Я не знаю, какие чувства автор вкладывал в книгу, мне показалось, что при всей его симпатии движению, автор ясно показал, что путь ведет вникуда. Вот так я увидела. Понятная и близкая многим идеология этих парней скатывается в откровенную и несимпатичную уголовщину. Это зримая иллюстрация любого революционного процесса. Думаю, можно многое даже из событий более чем 90-летней давности понять через эту книгу.

За что сразу хочется поставить большой, жирный плюс - так это за несомненный талант автора. В частности - за мастерское владение слогом, которому не чуждо удачное сочетание юмора и драматизма. Пожалуй, это во многом определяет успех книги. А в некоторых случаях умение ловко жонглировать словами и фразами может скрыть и недостатки произведения, будь то недостаточно прорисованная сюжетная линия, неяркие диалоги или их отсутствие, нераскрытый финал - да всё что угодно.
Несмотря на этот огромный плюс, чтение меня не увлекло. Да, прочитала с интересом, но не так, чтобы в три часа ночи дочитывать последние страницы, зная, что не сможешь уснуть, пока последнюю не перевернёшь. Конечно, это сборник. И десять входящих в него рассказов никак между собой не связаны. Но вот общая атмосфера показалась слегка угнетающй: какие-то бесконечные алкаши, угрюмые социально-безответственные личности, драки, белая горячка, семейные драмы. Родина без прикрас. Прилепину близки и сентиментальность и патриотизм, но тема войны, военной службы тут мне показалась лишней. Было бы логичнее вынести такие в отдельный тематический сборник. Особенно порадовали два рассказа - "Петров" (видимо, из-за наличия в нём котиков), а второй "Ближний, дальний, ближний" (видимо, из-за наличия в нём щенка сенбернара).

Я буду злобствовать, бегать кругами с берданкой и резать всех ружьем. Как так можно? Исходя из статистики сайта эту книгу прочло 17 человек, и еще 134 хотят прочитать... "Сумерки" же собрали около пяти тысяч читателей. У меня нет слов чтобы объяснить подобный провал, только берданка. И еще последняя из зарисовок в этой самой книге, которая очень ясно и четко дает понять, что не искусство далеко сейчас от нас, а мы далеки от искусства, и это пусть огорчительная, но самая неприкрытая и голая правда. Я, вовсе, не хочу сказать, что Прилепин гений нового времени и все кто его не читал нищие духом люди, но ведь многие и многие не читали и тех о ком пишет Захар, и кем он, вполне искренне и заслуженно восхищается. И пусть это и есть высокомерие, но человек читающий, всегда будет выше, включающего по вечерам всем известную программу, по всем известному развлекательному каналу, а потом горячо доказывающего, что на чтение у него просто нет свободного времени. Откуда же оно возьмется, если два часа из жизни вылетают в трубу за просмотром очередного безумно интересного скандала с криками и дракой. И да, я хочу сказать, что прочтение "Сумерек" и прочих Духлесов не сильно отличается от просмотра поганых телепередач. У вас камни - у меня берданка. Я давно в окопах и глухой обороне, с книгами.

Что в итоге победит массовая культура, потому что эта та самая золотая антилопа с бесконечным запасом золотых монеток, которая неустанно бьет копытом, или все-таки человек думающий не вымрет как класс на просторах нашей Родины и вообще мира в целом. Кстати, вы помните, чем закончилась сказка про золотую антилопу? Погибнуть под грудой глиняных черепков не самая приятное завершение своей личной истории. Но все можно исправить. Хуже может быть всегда, но ведь и лучше тоже может быть. Нужно только выключить телевизор, отказаться от кинотеатров с их ужасающей мутью, радио тоже можно выключить, закрыть глаза на яркие безумные обложки ярких бессмысленных книжиц на хотстолах книжных магазинов... и тогда останутся и время, и деньги, и силы на хорошие книги, и хорошие фильмы. Наши русские, не кассовые. Мы все еще умеем снимать хорошее кино, кстати говоря.

Необязательно приставать к своему преподавателю по литературе, если таковой имеется в знакомых или какому-нибудь замученному филологу с вопросом "а че почитать", можно просто сесть и найти, выключить контакт. лень и усреднение с обобщением, приложить толику усилий и перед глазами откроется новый дивный мир. Без сарказма. Не как в книге. Можно открыть эту книгу и уже в самом начале открыть для себя много новых современных писателей, которых стоит прочесть. И еще заново открыть классику. Вы давно перечитывали стихотворения Есенина? А вы, кстати, знаете, кто такой Рубцов? Это риторические вопросы, у меня в руках берданка, которой я еще в начале обещала всех резать.

Когда мне увлеченно рассказывают, что современной русской литературы не существует поэтому и читать не за чем ( действительно Гоголь то с Достоевским померли давно, чего их читать, раз современники не угодили), я тихо улыбаюсь. Мне нечего ответить. Вы просто не там ищете Господа. Поищите хотя бы вот в этой книге Прилепина, там много нового и интересного. Увлекательного, я бы сказала. И даже практически не видно личных симпатий и антипатий автора, хотя их всегда видно, если внимательно вчитываться, чего уж там.

Современная российская проза была, есть и будет. У нее прекрасное настоящее, хорошее прошлое и замечательное будущее. Знакомьтесь, кто еще не знаком: Захар Прилепин - потрясающий , в прямом смысле этого слова, писатель. Каждая книга автора - своевременная и актуальная, будоражащая и шокирующая. Его язык - наслаждение для истинных любителей родного слова. Его герои - живые и настоящие. Прилепин - современный летописец, по его книгам можно изучать новейшую российскую историю изнутри. И вот еще одна страница истории...

"Санькя" - роман об экстремистской Национал-большевистской партии. Главный герой Саша - один из наиболее активных ее участников, не знающий сомнений в правоте своего лидера и собратьев, готовый идти до последнего ради защиты своих убеждений простой русский парень. Его образ знаком каждому из нас: это одноклассник, соседский парнишка, сын подруги. Он может быть кем угодно. Но он не может смотреть спокойно, как гибнет великая страна, ЕГО страна. И Саша будет защищать ее от "врагов" так, как умеет. Он не один, их целая партия: молодых, горячих, патриотичных. Только вот не ошибаются ли они в своей цели и действиях? Вряд ли их переубедишь. Да и не надо.

Чем больше читаю Прилепина, тем больше влюбляюсь в его прозу. И темы мне нравятся, и его стиль, и язык. Он умеет быть актуальным, он умеет говорить на злободневные темы. Но самое главное: писатель не боится правды. Зачастую, в его книгах нет хороших, добрых и справедливых концов. Зачастую в его книгах вообще нет концов. Как в жизни: если закончилась какая-то фаза, это не значит, что человек прекратил свое существование, наступает новый эпизод, продолжается история, и не так легко понять, кончилась ли предыдущая хорошо или плохо лично для тебя. Она просто кончилась и все.
Герои - не хорошие и не плохие, а просто люди, со своей жизнью, своей историей, своими мыслями, своими убеждениями. Они близки и понятны. Мир, в котором они живут, - наш мир. И эти люди живут где-то рядом с нами, участвуя в современной истории, может быть, иногда немножко активней, чем следовало бы. Но, как писал классик, а судьи кто?

Хочу закончить выражением моего безграничного почтения писателю. Я счастлива, что у нашей Литературы есть Захар Прилепин. И я горжусь, что живу с ним в одно время, а потому могу особенно остро чувствовать его прозу.