Само собой разумеется, герцог не оставил обвинения без возражений, и в конце концов поднялся такой невообразимый гвалт, что архиепископ Кентерберийский нашел нужным вмешаться и напомнить собравшимся о святости места.
– Если вы желаете привести доводы в вашу защиту, милорд Глостер, никто возражать не будет, но говорите тихо и спокойно.
– Спокойно?! Но не я первым прибег к оскорблениям! В любом другом месте я бы уже призвал к ответу маркиза Саффолка.
– Мы нисколько в этом не сомневаемся. Но теперь ждем ответа от вас.
Глостер замолчал и обвел взглядом всех собравшихся. Ни одного дружеского лица. Он понял, что находится на суде и судьи меньше всего расположены к снисхождению. Еще он понял, что единственный его спаситель – это король, еще такой молодой, чувствительный, совестливый; король, который не терпит насилия и раздоров. Если удастся привлечь Генриха на свою сторону, дело его будет выиграно.
К королю Глостер и обратил свою защитительную речь, с присущим ему красноречием напомнив об услугах, оказанных им государству, о заботах, которыми он окружил короля-младенца, о своей щедрости по отношению ко всем.
Прервала его речь Маргарита:
– Король не забыл о ваших заслугах, милорд. Он хорошо помнит ваше милосердие и щедрость по отношению к его матери.
– Она забыла о своем королевском долге. Она была королевой и должна была оставаться ей.
Оуэн Тюдор не смог стерпеть этих слов и возмущенно заметил:
– В положении ее не было ничего постыдного; мы жили с детьми вдалеке от двора!
Вмешательство Тюдора было