Отзывы на книги автора «Александр Ширвиндт»

Красивое издание, с удовольствием и легко читалось. Александр Анатольевич достаточно искренен, как всегда фонтанирует цитатами и оригинальными мыслями. В начале вообще был восторг от книги. Но большую часть книги составили письма: переписка с женой. Теплые нежные письма, полные грусти от разлуки, но, на мой взгляд, они перевесили. Мне немного не хватило именно рассказа.

Те, кто читал предыдущие книги Александра Ширвиндта, не найдут в "Склерозе" для себя ничего нового. Но те, кто с упорством, достойным возможно и лучшего применения, читают мемуарные тексты Александра Анатольевича, рады каждой встрече с Маской. "Склероз" принесет эту радость.
Например, такая история:
"Еще встречались Ширвин, Шервал, Ширман и Шифрин. Имелись даже штук пять неприличных вариантов моей фамилии, но о них не буду из скромности. Мишка Державин всегда злорадно торжествовал. Но спустя много лет мы с ним были в военном госпитале под Ашхабадом, выступали перед ребятами-афганцами. И там на большой палатке типа клуба (она - же столовая) висела бумажка: "У нас сегодня в гостях известные артисты Дарвин и Ровенглот". Ну я Ровенглот - это понятно, но чтобы Мишка - Дарвин! Перебор!"

Бег. Сон. Бег. Бывают вот такие вечера, дождливые

или зимние, а может быть просто тихие, ты дома, а может у родителей,

ты открываешь шкаф, а может протягиваешь руку к полке или выдвигаешь ящик и на глаза попадается альбом с фотографиями, разными…черно-белыми, тут бабушки и дедушки, тут свадьба родителей, тут елка, тут у тебя вытянутые пузырями колготки, тут огромный бант на голове без волос. Стоп. Звук.

«Как два часа прошло?»  Перед глазами пронеслись мелкие зарисовки жизни, давно забытые нюансы. Эту книгу надо читать в тишине, под звуки дождя….и вдыхать аромат книги, базой будет тонкий искрометный юмор, постепенно откроются нотки мудрости и опыта….а шлейфом останется нежная грусть о расказанной недосказанности …...

Это чистое, беспримесное удовольствие - читать Ширвиндта! Пожалуй, эта книга получилась самой легкой и воздушной из всех книг Ширвиндта (я читала всё, что написал Александр Анатольевич), но это не значит, что она пустая и поверхностная. Да, наверное эта книга будет лучше воспринята людьми близкого к Ширвиндту поколения, но мне-то, ровеснице его сына, так понятно всё, о чем он пишет. Читать, посмеиваясь и узнавая себя - это так здорово.

От природы некоторые люди наделены обострённым чувством юмора, некоторые им вовсе не обладают. И первых и вторых предостаточно. Всегда, конечно, считал Ширвиндта ярким представителем первой группы. Кто, как не он, совсем недавно заставил взорваться от смеха приунывший зал Театра сатиры в канун тревожного 2023-го года. Кто не знает его остроумных афоризмов?

Могла бы и эта книжка быть радостной и забавной. Но здесь больше не об этом. Она о жизни. Обо всём, что включает в себя это абстрактное понятие: об ушедших друзьях, ускользнувшей в мгновение ока эпохе. Ещё она о старении. Банальные, в общем-то, размышления. Правда, выраженные умным человеком, и поэтому не скатывающиеся до пошлости. Если бы не изощрённая ирония к себе и окружающему было бы приторно. А так получилось вполне читабельно.

Мало что известно о социальной, политической позиции этого полного кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством». В книге кое-что осторожно проясняется. Ширвиндт упоминает о цикличности развития, о том, что фашизм, коммунизм и либерализм вечно возвращаются. Хитрюга! Кто имеет глаза, тот увидит. Появится нужда спросить у него: «Чей Крым?» Он ответит: «Крым мой». Он в нём вырос, он в нём жил. И будет прав! Не придерёшься!

Не хотите забивать себе голову тяжёлой темой? Вот, пожалуйста, что он однажды написал своей жене:

Любимая! Ну чем тебе помочь?
Дай вытру пыль —
Бедняжка, ты устала.
Оставь плиту, иди из кухни прочь.
Скорей иди. Ведь ты не достирала.

Ширвиндт весь в этом. И не обидно, и смешно. Мало людей, так как он, умеют вычислить золотую середину.

Александр Анатольевич, к тому же, неистощимый мотиватор жизни. В свои 89 он говорит, что надо жить пока не надоест (правда здесь он употребляет более крепкое словцо!) А когда чувство полной пресыщенности начинает подпирать, беспощадно гонит его. Рецепт успеха прост. Никогда не надо жалеть себя, стоит лишь принимать себя таким, каков ты в настоящий момент. И всё! Остальное - Богу виднее!

Молодость – пора кратковременная. А жизнь не прекращается ни в 90, ни в 100. Она лишь меняется слегка.

Если спросят Вас, о Вашем точном возрасте,
Для каких- то, там, анкет бумажных,
''Было тридцать'' – запишите с гордостью,
И затем: ''В каком году – не важно!''
(Аркадий Клугман)

Мда... (( Так-то я эту книжку давно уже прочитала... все руки не доходили написать отзыв. Не доходили, не доходили, а тут... ((

Про что: все то же самое, что и во всех книгах Ширвиндта. Немножко воспоминаний, немножко баек и анекдотов... немножко размышлений о жизни... В эту еще добавлено много фотографий и даже выдержки из писем.

К моему сожалению, книги эти очень дорого стоят. Так что я в основном на них только посматривала и планировала. К тому же, в них многое перекликается... А тут увидела в библиотеке - и, конечно, сразу взяла.

Ну что же - прочитала с большим удовольствием. Да, многие фрагменты повторяются, и мне уже знакомы по прошлым книгам. Но автор честно в начале предупредил, что сам забыл, что писал раньше, что не писал. Склероз. Ну, это простительно... Зато есть и что-то новенькое. И приятно (хотя и отчаянно грустно) в очередной раз вспомнить прошлую жизнь... когда все было как будто в вечном золотом полдне. И я подумала, что все равно буду читать все книги, сколько бы еще автор их не написал. Ну вот - больше уже не будет.

«Годы идут… Все чаще обращаются разные СМИ с требованиями личных воспоминаний об ушедших ровесниках. Постепенно становишься комментарием к книге чужих жизней и судеб».
***
«Однажды я вывел формулу, что я такое: рожденный в СССР, доживающий при социализме с капиталистическим лицом (или наоборот)».
***
«…И Александр Александрович Калягин, сидящий в президиуме (хотя, конечно, это счастье, что есть люди такого актерского уровня, которые при этом хотят быть главными начальниками)».
***
«Есть анекдот: работник крематория чихнул на рабочем месте и теперь не знает, кто где. Сейчас эпоха так чихнула на наше поколение, что где кто, совершенно неизвестно».
***
«Мужчина должен копать, пахать, колоть, ковырять, в крайнем случае руководить, а не пудрить лицо. Я, конечно, утрирую, но что-то немужское в лицедействе есть. Я стараюсь считать себя педагогом, профессором, может быть, немножечко режиссером. Актером же в чистом виде к моим годам считаться уже нехорошо. Надо иметь какую-то настоящую профессию, актерства для мужчины маловато».
***
«У нас в театрально-педагогических кругах есть такая традиция. Приходит студент-красавец. Два метра ростом, белые кудрявые волосы, голубые глаза, торс. Ну явно Ромео или Джеймс Бонд. Где-то на третьем курсе ему обязательно дают сыграть в отрывке Гобсека или какого-нибудь маразматика. Это называется – на сопротивление материалу. Моя сегодняшняя беготня по сцене – это на сопротивление материалу. Потому что материал совершенно уже не бегает, но сопротивляться надо».
***
«Так как я начальник театра, сегодня моя творческая деятельность сводится к тому, чтобы вернуть артистов в театр из так называемого кино. Сериалы невыносимы, и артисты в них сами становятся как мыло и просто выскальзывают из рук».
***
«Более пятидесяти лет я преподаю в родном Щукинском училище. После Этуша я самый старый педагог. Евгений Князев, нынешний ректор, в каком-то архиве отыскал приказ 1957 года о зачислении меня на кафедру пластической выразительности актера. Глядя на мою сегодняшнюю комплекцию, трудно поверить, что тогда я преподавал фехтование и сценическое движение».
***
«Педагогика – это вампиризм чистой воды. Приходишь после всех профессиональных мук к этим молодым щенкам, видишь их длинные ноги и выпученные глаза и поневоле питаешься от них глупостью и наивностью».
***
«Меня критиковали, что по сцене ходит десяток Ширвиндтов. Но, нисколько не сравнивая себя с великими, вспоминаю, как на заре «Современника» во всех спектаклях по сцене гуляло несколько Ефремовых. Когда плотно общаешься с людьми, от тебя идет какая-то заразительность. Если у меня получилось придать им некоторую легкость, мягкость, ироничность – дай бог. Потому что остального они наглотаются до ушей».
***
«Многие молодые теперь считают, что незачем четыре года мучиться в театральном училище, если можно воткнуться в раскрученный телепроект, и ты уже – «звезда». Но невозможно за четыре дня приобрести профессиональные навыки в этих телепроектах. Хотя и одного образования тоже недостаточно. Из-за тех, кто стал актером не от Бога, а от образования, в театре возникает неразбериха. Ведь никто не может сам себя признать актером второго, третьего или четвертого сорта».
***
«Книги обязательно надо читать. Главное – не выписывать понравившиеся цитаты. Потом такие цитаты создают ощущение, что это твои мысли».
***
«В три часа ночи очень утомительно быть искренним, но приходится, потому что врать некому, а сон не идет».
***
«Шекспир был абсолютно прав: мир – театр! Вот, например, смотрю заседание Думы и вижу депутатов, которые годами сидят в этом зале и рта не открывают. Зачем они нужны? Почему они там сидят? И тут я понимаю, что это массовка. Без массовки театр невозможен. Эта театральность существования касается не только Думы, но абсолютно всех сфер нашей жизни».
***
«Дети не понимают родителей – это данность. Но это не конфликт. Конфликт в нежелании понимать, что тебя не понимают».
***
«Дети, внуки и собаки быстро стареют. Хочется свежести. Появляются правнуки. Это обнадеживает».
***
«В старости нельзя рыпаться никуда – худеть, толстеть, бросать пить, начинать пить. Самое страшное – когда прут против конституции».
***
«Тяга к эстраде! Разговор со зрителем напрямую, без четвертой, театральной стены, глаз в глаз, стал для меня профессиональным недугом, физической необходимостью. Я мечтал о хороших аудиториях и о дерзких репликах из зала, на которые я лихо, остроумно и броско отвечал бы с ходу».
***
«Часто слышишь от артистов: как хочется отдохнуть от своих! А потом они идут в какой-нибудь клуб – и так тошно становится. Артисты – это своеобразные животные, и у них должен быть свой вольер – Дом актера. Там и старые львы, и юный зайцы, и вальяжные лисы. Отсюда ни с чем не сравнимая атмосфера: и шутки, и глупость, и драки впустую, и слезы, и амбиции, и нарочито громкий смех – все соединяется в симфонию-какофонию, и получается дом артиста».
***
«Мои молодые друзья, - фирменным бархатным голосом произнес он, - запомните: если не играть и не репетировать – лучше нашей профессии нет».
***
«Мало я знаю людей – я почти их не знаю – которые уходили бы из театра сами. Из театра или выгоняют, или выносят – третьего не дано».
***
//Андрей Миронов// «Зыбкая мечта человека умереть в своем доме. Андрей умер там, где он жил – на сцене».
***
«Чем крупнее личность, тем опаснее ее случайное осмысление. Поэтому личности вынуждены быть закрытыми от обывательских расшифровок».
***
«Со страшным ускорением уходят в небытие соученики, сослуживцы, друзья. Не хватает ни сил, ни слов, ни слез. Нечем заполнить вакуум единственной питательной среды – дружбы».
***
«Добрые слова надо писать ранним утром – к вечеру начинаешь сомневаться в их искренности».
***
«Самобытная внешняя красота и высокий талант редко совместимы, как хрестоматийные гений и злодейство».
***
«…Формула его существования – «Все свое ношу с собой» - он духовно и материально несет шлейф биографии, помнит и любит все, что с ним случилось».
***
«Поздно менять друзей, ориентацию и навыки существования. Смысл существования – в душевном покое и отсутствии невыполненных обязательств. Но обязательства все время нахлестывают».
***
«Любая вера – марксистская, православная, иудейская – с одной стороны, создает какие-то внутренние ограничения, а с другой – дает какую-то целенаправленность развитию организма. Самое главное: молодой особи она дает этакий поджатый хвост. Нельзя жить безбоязненно. Нельзя не бояться, когда переходишь улицу. А сейчас никто ничего не боится».
***
«Как писал Пушкин: «И пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказанья перепишет…» Недавно мне пришло в голову, что перепишет – это не освежит, а даст другую версию. Очень страшно, когда твою жизнь будут переписывать. Умрешь, и перетряхнут все твои койки, письма. Так потихоньку индивидуальность превращается в версии исследователей».