Отзывы на книги автора «Герман Гессе»

Наш сайт публикует отзывы на произведения Германа Гессе едва ли не каждый день; хотя и со значительным отрывом, но он входит в первую тройку самых читаемых на Livelib немецких авторов после Ремарка и Зюскинда. И, без сомнения, моя цель - сократить этот разрыв, а то и вовсе его изничтожить.

Неизвестно, был бы рад Магистр Игры в бисер, или наоборот, смущён тем, что основополагающий его роман, направленный против мещанства и бюргерства во всех его проявлениях, обрёл такую широкую популярность - в том числе и в слоях того самого мещанства, тактично именуемого средним классом.Лучший способ предотвратить бунт, как известно, - сделать его гламурным. В одиночке, восстающем против всех, чаще всего нет ничего приятного, обаятельного и привлекательного, даже напротив того. Ведь обаяние - не больше чем средство привлечь к себе сторонников. Волчью же натуру Гарри Галлера, по мнению его создателя, доказывает то, что союзов он не заключает и помощи не ищет. Один в поле не воин. Один - в степи волк.

Разочарованный герой романтической традиции (от Вертера до Чайльд Гарольда) в исполнении Гессе растерял пышное оперение незаурядности, а что осталось? Уныние, безнадёжный эгоизм, не расцвеченный ни малейшей самокритикой, чванство и наркомания. Возможно, это только моё чувство, но первую часть, до встречи с Герминой, я читала, наслаждаясь дозой сарказма, которой сдобрены галлеровские похождения. Ведь невозможно без некой иронической мины сказать: "Я незауряден! Я высокоморален! Я презираю ваш плюш, статуэтки и фикусы!", а у Галлера получается. Хотя нигде, кроме плюшево-статуэточного мирка немецких филистеров, ему не выжить, и это наш хищник прекрасно знает. Волк враждует со стадом овец, но, если они исчезнут, то своими трудами он не прокормится. Образцово-показателен тот эпизод, где Гарри сидит на приступочке перед чужой квартирой, блаженно вдыхая аромат свеженатёртых полов. Перед своим молодым другом он, кстати, оправдывается, что сам, дескать, ни дня не вытерпел бы в подобной квартирке-бонбоньерке. Волк, ностальгически ловящий ноздрями запах хлева... Волк ли?

Так что гневные филиппики Гарри в адрес бюргеров меня как-то не вдохновили. Да, метафорическое стадо без волков обленится, лишится воли к развитию. Но волк без стада, простите, сдохнет. Некого будет кушать, в смысле бичевать, язвить, критиковать. И если Галлер первой части смутно напоминал Дикого помещика из одноименной сказки Щедрина, то во второй дорос до Кисы Воробьянинова с Лизой в ресторане. В вашем возрасте кобелировать просто вредно!, герр Степпенвульф:

Вхождение надменного интеллектуала в мир танцулек, коктейлей и беспорядочных половых связей вполне естественно; недаром говорится, из тех, кто в молодости ангел, и выходят старые черти. Но Гарри придаёт своему закономернейшему желанию побеситься мистические обертоны. Он не джаз послушать идёт, а спускается за Вергилием в ад, не танцует, а робкой стопой неофита вступает в вакхический хоровод с фавнами и силенами. Но есть во второй части любопытный спор Гарри и трубача Пабло о смысле искусства. Для Гарри есть ценностей незыблемая скАла , и нечестно делать что-либо в музыке, если не можешь Моцарта превзойти. А на кой превосходить Моцарта? - с улыбкой парирует Пабло: Определять ступени – не мое дело, меня об этом не спрашивают. Моцарта, возможно, будут играть и через сто лет, а «Валенсию» не будут – это, я думаю, мы можем спокойно предоставить Господу Богу, Он справедлив... Мы же, музыканты, должны делать свое дело, выполнять свои обязанности и задачи: мы должны играть то, чего как раз в данный момент хочется людям, и играть мы это должны как только можно лучше, красивей и энергичней. Но, чтобы определить, что и как ему играть, Гарри надо вырваться из весёлого потребительского омута...

Долго я гадала, как Гессе развяжет сложную и непристойную интригу с тонко прорисовывающимся убийством в финале. Не угадала. На сцену выходит Магический театр только для сумасшедших. Интересующихся юнгианским анализом пускают без очереди, и все малопонятные персонажи, роящиеся вокруг Галлера, становятся на свои законные места. Гермина - Анима, Пабло - Тень, Моцарт - по-видимому, Самость (здорово Самость ругается!). А высокоморальный Гарри оказывается собственной Маской... Воистину, все мы - лишь собственные проекции друг другу, и сами себя тоже проецируем. Так что Я вошёл к Себе, как к любовнице, и застал Себя с Собой, и убил Себя, а Себя и Себя оставил в живых, и казнь мне - смех, пока я не сыграю эту пьесу получше. Единственной не-проекцией кажется старый ворон Гёте, и именно он бросает в зеркальную пустоту Галлерова сознания бессмертные слова:
Старых людей, которые уже умерли, не надо принимать всерьез, а то обойдешься с ними несправедливо. Мы, бессмертные, не любим, когда к чему-то относятся серьезно, мы любим шутку. Серьезность, мальчик мой, это атрибут времени; она возникает, открою тебе, от переоценки времени. Я тоже когда-то слишком высоко ценил время, поэтому я хотел дожить до ста лет. А в вечности, видишь ли, времени нет; вечность – это всего-навсего мгновенье, которого как раз и хватает на шутку.

Так-то.

Наш сайт публикует отзывы на произведения Германа Гессе едва ли не каждый день; хотя и со значительным отрывом, но он входит в первую тройку самых читаемых на Livelib немецких авторов после Ремарка и Зюскинда. И, без сомнения, моя цель - сократить этот разрыв, а то и вовсе его изничтожить.

Неизвестно, был бы рад Магистр Игры в бисер, или наоборот, смущён тем, что основополагающий его роман, направленный против мещанства и бюргерства во всех его проявлениях, обрёл такую широкую популярность - в том числе и в слоях того самого мещанства, тактично именуемого средним классом.Лучший способ предотвратить бунт, как известно, - сделать его гламурным. В одиночке, восстающем против всех, чаще всего нет ничего приятного, обаятельного и привлекательного, даже напротив того. Ведь обаяние - не больше чем средство привлечь к себе сторонников. Волчью же натуру Гарри Галлера, по мнению его создателя, доказывает то, что союзов он не заключает и помощи не ищет. Один в поле не воин. Один - в степи волк.

Разочарованный герой романтической традиции (от Вертера до Чайльд Гарольда) в исполнении Гессе растерял пышное оперение незаурядности, а что осталось? Уныние, безнадёжный эгоизм, не расцвеченный ни малейшей самокритикой, чванство и наркомания. Возможно, это только моё чувство, но первую часть, до встречи с Герминой, я читала, наслаждаясь дозой сарказма, которой сдобрены галлеровские похождения. Ведь невозможно без некой иронической мины сказать: "Я незауряден! Я высокоморален! Я презираю ваш плюш, статуэтки и фикусы!", а у Галлера получается. Хотя нигде, кроме плюшево-статуэточного мирка немецких филистеров, ему не выжить, и это наш хищник прекрасно знает. Волк враждует со стадом овец, но, если они исчезнут, то своими трудами он не прокормится. Образцово-показателен тот эпизод, где Гарри сидит на приступочке перед чужой квартирой, блаженно вдыхая аромат свеженатёртых полов. Перед своим молодым другом он, кстати, оправдывается, что сам, дескать, ни дня не вытерпел бы в подобной квартирке-бонбоньерке. Волк, ностальгически ловящий ноздрями запах хлева... Волк ли?

Так что гневные филиппики Гарри в адрес бюргеров меня как-то не вдохновили. Да, метафорическое стадо без волков обленится, лишится воли к развитию. Но волк без стада, простите, сдохнет. Некого будет кушать, в смысле бичевать, язвить, критиковать. И если Галлер первой части смутно напоминал Дикого помещика из одноименной сказки Щедрина, то во второй дорос до Кисы Воробьянинова с Лизой в ресторане. В вашем возрасте кобелировать просто вредно!, герр Степпенвульф:

Вхождение надменного интеллектуала в мир танцулек, коктейлей и беспорядочных половых связей вполне естественно; недаром говорится, из тех, кто в молодости ангел, и выходят старые черти. Но Гарри придаёт своему закономернейшему желанию побеситься мистические обертоны. Он не джаз послушать идёт, а спускается за Вергилием в ад, не танцует, а робкой стопой неофита вступает в вакхический хоровод с фавнами и силенами. Но есть во второй части любопытный спор Гарри и трубача Пабло о смысле искусства. Для Гарри есть ценностей незыблемая скАла , и нечестно делать что-либо в музыке, если не можешь Моцарта превзойти. А на кой превосходить Моцарта? - с улыбкой парирует Пабло: Определять ступени – не мое дело, меня об этом не спрашивают. Моцарта, возможно, будут играть и через сто лет, а «Валенсию» не будут – это, я думаю, мы можем спокойно предоставить Господу Богу, Он справедлив... Мы же, музыканты, должны делать свое дело, выполнять свои обязанности и задачи: мы должны играть то, чего как раз в данный момент хочется людям, и играть мы это должны как только можно лучше, красивей и энергичней. Но, чтобы определить, что и как ему играть, Гарри надо вырваться из весёлого потребительского омута...

Долго я гадала, как Гессе развяжет сложную и непристойную интригу с тонко прорисовывающимся убийством в финале. Не угадала. На сцену выходит Магический театр только для сумасшедших. Интересующихся юнгианским анализом пускают без очереди, и все малопонятные персонажи, роящиеся вокруг Галлера, становятся на свои законные места. Гермина - Анима, Пабло - Тень, Моцарт - по-видимому, Самость (здорово Самость ругается!). А высокоморальный Гарри оказывается собственной Маской... Воистину, все мы - лишь собственные проекции друг другу, и сами себя тоже проецируем. Так что Я вошёл к Себе, как к любовнице, и застал Себя с Собой, и убил Себя, а Себя и Себя оставил в живых, и казнь мне - смех, пока я не сыграю эту пьесу получше. Единственной не-проекцией кажется старый ворон Гёте, и именно он бросает в зеркальную пустоту Галлерова сознания бессмертные слова:
Старых людей, которые уже умерли, не надо принимать всерьез, а то обойдешься с ними несправедливо. Мы, бессмертные, не любим, когда к чему-то относятся серьезно, мы любим шутку. Серьезность, мальчик мой, это атрибут времени; она возникает, открою тебе, от переоценки времени. Я тоже когда-то слишком высоко ценил время, поэтому я хотел дожить до ста лет. А в вечности, видишь ли, времени нет; вечность – это всего-навсего мгновенье, которого как раз и хватает на шутку.

Так-то.

Наш сайт публикует отзывы на произведения Германа Гессе едва ли не каждый день; хотя и со значительным отрывом, но он входит в первую тройку самых читаемых на Livelib немецких авторов после Ремарка и Зюскинда. И, без сомнения, моя цель - сократить этот разрыв, а то и вовсе его изничтожить.

Неизвестно, был бы рад Магистр Игры в бисер, или наоборот, смущён тем, что основополагающий его роман, направленный против мещанства и бюргерства во всех его проявлениях, обрёл такую широкую популярность - в том числе и в слоях того самого мещанства, тактично именуемого средним классом.Лучший способ предотвратить бунт, как известно, - сделать его гламурным. В одиночке, восстающем против всех, чаще всего нет ничего приятного, обаятельного и привлекательного, даже напротив того. Ведь обаяние - не больше чем средство привлечь к себе сторонников. Волчью же натуру Гарри Галлера, по мнению его создателя, доказывает то, что союзов он не заключает и помощи не ищет. Один в поле не воин. Один - в степи волк.

Разочарованный герой романтической традиции (от Вертера до Чайльд Гарольда) в исполнении Гессе растерял пышное оперение незаурядности, а что осталось? Уныние, безнадёжный эгоизм, не расцвеченный ни малейшей самокритикой, чванство и наркомания. Возможно, это только моё чувство, но первую часть, до встречи с Герминой, я читала, наслаждаясь дозой сарказма, которой сдобрены галлеровские похождения. Ведь невозможно без некой иронической мины сказать: "Я незауряден! Я высокоморален! Я презираю ваш плюш, статуэтки и фикусы!", а у Галлера получается. Хотя нигде, кроме плюшево-статуэточного мирка немецких филистеров, ему не выжить, и это наш хищник прекрасно знает. Волк враждует со стадом овец, но, если они исчезнут, то своими трудами он не прокормится. Образцово-показателен тот эпизод, где Гарри сидит на приступочке перед чужой квартирой, блаженно вдыхая аромат свеженатёртых полов. Перед своим молодым другом он, кстати, оправдывается, что сам, дескать, ни дня не вытерпел бы в подобной квартирке-бонбоньерке. Волк, ностальгически ловящий ноздрями запах хлева... Волк ли?

Так что гневные филиппики Гарри в адрес бюргеров меня как-то не вдохновили. Да, метафорическое стадо без волков обленится, лишится воли к развитию. Но волк без стада, простите, сдохнет. Некого будет кушать, в смысле бичевать, язвить, критиковать. И если Галлер первой части смутно напоминал Дикого помещика из одноименной сказки Щедрина, то во второй дорос до Кисы Воробьянинова с Лизой в ресторане. В вашем возрасте кобелировать просто вредно!, герр Степпенвульф:

Вхождение надменного интеллектуала в мир танцулек, коктейлей и беспорядочных половых связей вполне естественно; недаром говорится, из тех, кто в молодости ангел, и выходят старые черти. Но Гарри придаёт своему закономернейшему желанию побеситься мистические обертоны. Он не джаз послушать идёт, а спускается за Вергилием в ад, не танцует, а робкой стопой неофита вступает в вакхический хоровод с фавнами и силенами. Но есть во второй части любопытный спор Гарри и трубача Пабло о смысле искусства. Для Гарри есть ценностей незыблемая скАла , и нечестно делать что-либо в музыке, если не можешь Моцарта превзойти. А на кой превосходить Моцарта? - с улыбкой парирует Пабло: Определять ступени – не мое дело, меня об этом не спрашивают. Моцарта, возможно, будут играть и через сто лет, а «Валенсию» не будут – это, я думаю, мы можем спокойно предоставить Господу Богу, Он справедлив... Мы же, музыканты, должны делать свое дело, выполнять свои обязанности и задачи: мы должны играть то, чего как раз в данный момент хочется людям, и играть мы это должны как только можно лучше, красивей и энергичней. Но, чтобы определить, что и как ему играть, Гарри надо вырваться из весёлого потребительского омута...

Долго я гадала, как Гессе развяжет сложную и непристойную интригу с тонко прорисовывающимся убийством в финале. Не угадала. На сцену выходит Магический театр только для сумасшедших. Интересующихся юнгианским анализом пускают без очереди, и все малопонятные персонажи, роящиеся вокруг Галлера, становятся на свои законные места. Гермина - Анима, Пабло - Тень, Моцарт - по-видимому, Самость (здорово Самость ругается!). А высокоморальный Гарри оказывается собственной Маской... Воистину, все мы - лишь собственные проекции друг другу, и сами себя тоже проецируем. Так что Я вошёл к Себе, как к любовнице, и застал Себя с Собой, и убил Себя, а Себя и Себя оставил в живых, и казнь мне - смех, пока я не сыграю эту пьесу получше. Единственной не-проекцией кажется старый ворон Гёте, и именно он бросает в зеркальную пустоту Галлерова сознания бессмертные слова:
Старых людей, которые уже умерли, не надо принимать всерьез, а то обойдешься с ними несправедливо. Мы, бессмертные, не любим, когда к чему-то относятся серьезно, мы любим шутку. Серьезность, мальчик мой, это атрибут времени; она возникает, открою тебе, от переоценки времени. Я тоже когда-то слишком высоко ценил время, поэтому я хотел дожить до ста лет. А в вечности, видишь ли, времени нет; вечность – это всего-навсего мгновенье, которого как раз и хватает на шутку.

Так-то.

Если вы сомневаетесь, читать ли мою рецензию, исходя из её названия, то можете не беспокоиться - слово "только" здесь лишнее, потому что все мы в той или иной степени сумасшедшие - можете продолжать чтение без опасений :)

Соглашусь, что книга довольно спорная, и я вполне понимаю тех читателей, которые её не приняли и выставили крайне низкие оценки. Чтобы "понять" "Степного волка", нужно дружить с модернизмом, а это течение по вкусу далеко не всем читателям, и со знанием и пониманием подходить к такому явлению как психоанализ, причем именно юнгианского толка.

Карл Густав Юнг описал архетип, который назвал тенью, имея в виду автономную часть личности, несовместимую с сознательным представлением о себе. Герман Гессе, используя такой подход, попытался разобраться с собственной "тенью". Почему я считаю, что образ главного героя автобиографичен - у него те же инициалы, что и у автора - ГГ: Гарри Геллер, а имя его анимы совпадает с его собственным - Гермина.

Анима - это тоже термин из юнгианской психологии, он означает женскую часть психики мужчины. В обычной жизни противоположные гендерные начала неосознаваемы, их можно обнаружить лишь в процессе психоанализа, чем и занимается по сути Гарри. Анима рождает иррациональные эмоции, а выражаются они в иррациональном мнении, которое представляет собой Анимус - в романе эта роль отведена Пабло.

Главный конфликт романа и главного героя в противостоянии его двух начал человеческого: самого Гарри - и животного - Степного волка. Тема двойника, расщепления личности, роднит Гессе с Достоевским, который несколько раз упоминается в романе в качестве автора, которого читает главный герой.

В каждом человеке борются два начала - доброе и злое, божественное и сатанинское, мужское и женское, отцовское и материнское, внешнее и внутренне, реальное и придуманное - дуальность неизбежна и чем она глобальнее, тем более мощным творческим потенциалом обладает человек. И выражением этой дуальности являются два крайних мыса философской мысли: от человека - ошибки природы до богоподобного человека.

Однако определить полярность возникающей дуальности довольно сложно, казалось бы, напрашивается - с одной стороны - человеческое, с другой - животное. Но не всё так просто, Гарри-человек - это, в первую очередь, бюргер и мещанин, а Гарри-волк - это художник, поэт, носитель творческого начала. Именно мещанская сущность героя попадает под софиты Магического театра, демонстрируя, что Гарри находится посередине между святым и преступником, его серость есть гарантия его живучести, он руководствуется принципом мещанина "кто не против меня, тот за меня". Кстати, как раз Магический театр, раскрывающий истинную сущность героя, анонсируется слоганом: "только для сумасшедших".

Гессе придает большое значение юмору, представляя его как мост между идеалом и действительностью. Гарри-волк неизбежно приходит к юмору, в то время как Гарри-настоящий мещанин не способен его понять. Именно юмор примиряет Гарри с действительностью жизни, именно поэтому он в большей степени Степной волк, чем человек.

Но Гессе проговаривается, что он несколько упрощает общую картину человеческого внутреннего мира, на самом деле там не два полюса, а целые тысячи, каждый человек в потенциале наделен почти бесконечным набором личностей, имеющих свои интересы и свою особенную сущность. В качестве примера приводится любая пьеса, в которой драматург выражает многообразие собственной души, представленное в образах драмы.

И вот здесь, мне кажется, самое время перейти к одному из великих драматургов нашей цивилизации, нет, это не Шекспир, это - Антон Павлович Чехов, его пьесы лучше всего иллюстрируют идею многообразия авторского Я, выраженного в образах. Но это не единственная причина, заставившая меня вспомнить нашего классика, дело в том, что я сейчас читаю книгу Дональда Рейфилда "Жизнь Антона Чехова".

Гарри Геллер в своем противостоянии мещанству показался мне очень созвучным Чехову, вся жизнь которого тоже проходила под знаком столкновения и сосуществования мещанского и творческого, обывательского и человеческого в высоком смысле, благородного и человеческого в низком смысле. Чехов предстал передо мной вариацией Степного волка, тоже болезненно переживающего восприятие мира, творчество же становится для него путем к выздоровлению.

Выход на Чехова сделал более понятной формулу Гессе о вечной жизни, в которой нет потомства, а есть только современники - "степной" Егорушка, потрясенный познанием сущего и засыпающий на возу под ночными звездами, и Чехов-классик - одно и то же - здесь и сейчас. А вместе с ним и Гёте, и Моцарт...

И каждый из нас, потому что в каждом из нас есть свой собственный Степной волк, который спит, пока "политики готовят новую войну, а мы танцуем фокстрот и едим шоколад".

Если вы сомневаетесь, читать ли мою рецензию, исходя из её названия, то можете не беспокоиться - слово "только" здесь лишнее, потому что все мы в той или иной степени сумасшедшие - можете продолжать чтение без опасений :)

Соглашусь, что книга довольно спорная, и я вполне понимаю тех читателей, которые её не приняли и выставили крайне низкие оценки. Чтобы "понять" "Степного волка", нужно дружить с модернизмом, а это течение по вкусу далеко не всем читателям, и со знанием и пониманием подходить к такому явлению как психоанализ, причем именно юнгианского толка.

Карл Густав Юнг описал архетип, который назвал тенью, имея в виду автономную часть личности, несовместимую с сознательным представлением о себе. Герман Гессе, используя такой подход, попытался разобраться с собственной "тенью". Почему я считаю, что образ главного героя автобиографичен - у него те же инициалы, что и у автора - ГГ: Гарри Геллер, а имя его анимы совпадает с его собственным - Гермина.

Анима - это тоже термин из юнгианской психологии, он означает женскую часть психики мужчины. В обычной жизни противоположные гендерные начала неосознаваемы, их можно обнаружить лишь в процессе психоанализа, чем и занимается по сути Гарри. Анима рождает иррациональные эмоции, а выражаются они в иррациональном мнении, которое представляет собой Анимус - в романе эта роль отведена Пабло.

Главный конфликт романа и главного героя в противостоянии его двух начал человеческого: самого Гарри - и животного - Степного волка. Тема двойника, расщепления личности, роднит Гессе с Достоевским, который несколько раз упоминается в романе в качестве автора, которого читает главный герой.

В каждом человеке борются два начала - доброе и злое, божественное и сатанинское, мужское и женское, отцовское и материнское, внешнее и внутренне, реальное и придуманное - дуальность неизбежна и чем она глобальнее, тем более мощным творческим потенциалом обладает человек. И выражением этой дуальности являются два крайних мыса философской мысли: от человека - ошибки природы до богоподобного человека.

Однако определить полярность возникающей дуальности довольно сложно, казалось бы, напрашивается - с одной стороны - человеческое, с другой - животное. Но не всё так просто, Гарри-человек - это, в первую очередь, бюргер и мещанин, а Гарри-волк - это художник, поэт, носитель творческого начала. Именно мещанская сущность героя попадает под софиты Магического театра, демонстрируя, что Гарри находится посередине между святым и преступником, его серость есть гарантия его живучести, он руководствуется принципом мещанина "кто не против меня, тот за меня". Кстати, как раз Магический театр, раскрывающий истинную сущность героя, анонсируется слоганом: "только для сумасшедших".

Гессе придает большое значение юмору, представляя его как мост между идеалом и действительностью. Гарри-волк неизбежно приходит к юмору, в то время как Гарри-настоящий мещанин не способен его понять. Именно юмор примиряет Гарри с действительностью жизни, именно поэтому он в большей степени Степной волк, чем человек.

Но Гессе проговаривается, что он несколько упрощает общую картину человеческого внутреннего мира, на самом деле там не два полюса, а целые тысячи, каждый человек в потенциале наделен почти бесконечным набором личностей, имеющих свои интересы и свою особенную сущность. В качестве примера приводится любая пьеса, в которой драматург выражает многообразие собственной души, представленное в образах драмы.

И вот здесь, мне кажется, самое время перейти к одному из великих драматургов нашей цивилизации, нет, это не Шекспир, это - Антон Павлович Чехов, его пьесы лучше всего иллюстрируют идею многообразия авторского Я, выраженного в образах. Но это не единственная причина, заставившая меня вспомнить нашего классика, дело в том, что я сейчас читаю книгу Дональда Рейфилда "Жизнь Антона Чехова".

Гарри Геллер в своем противостоянии мещанству показался мне очень созвучным Чехову, вся жизнь которого тоже проходила под знаком столкновения и сосуществования мещанского и творческого, обывательского и человеческого в высоком смысле, благородного и человеческого в низком смысле. Чехов предстал передо мной вариацией Степного волка, тоже болезненно переживающего восприятие мира, творчество же становится для него путем к выздоровлению.

Выход на Чехова сделал более понятной формулу Гессе о вечной жизни, в которой нет потомства, а есть только современники - "степной" Егорушка, потрясенный познанием сущего и засыпающий на возу под ночными звездами, и Чехов-классик - одно и то же - здесь и сейчас. А вместе с ним и Гёте, и Моцарт...

И каждый из нас, потому что в каждом из нас есть свой собственный Степной волк, который спит, пока "политики готовят новую войну, а мы танцуем фокстрот и едим шоколад".

Если вы сомневаетесь, читать ли мою рецензию, исходя из её названия, то можете не беспокоиться - слово "только" здесь лишнее, потому что все мы в той или иной степени сумасшедшие - можете продолжать чтение без опасений :)

Соглашусь, что книга довольно спорная, и я вполне понимаю тех читателей, которые её не приняли и выставили крайне низкие оценки. Чтобы "понять" "Степного волка", нужно дружить с модернизмом, а это течение по вкусу далеко не всем читателям, и со знанием и пониманием подходить к такому явлению как психоанализ, причем именно юнгианского толка.

Карл Густав Юнг описал архетип, который назвал тенью, имея в виду автономную часть личности, несовместимую с сознательным представлением о себе. Герман Гессе, используя такой подход, попытался разобраться с собственной "тенью". Почему я считаю, что образ главного героя автобиографичен - у него те же инициалы, что и у автора - ГГ: Гарри Геллер, а имя его анимы совпадает с его собственным - Гермина.

Анима - это тоже термин из юнгианской психологии, он означает женскую часть психики мужчины. В обычной жизни противоположные гендерные начала неосознаваемы, их можно обнаружить лишь в процессе психоанализа, чем и занимается по сути Гарри. Анима рождает иррациональные эмоции, а выражаются они в иррациональном мнении, которое представляет собой Анимус - в романе эта роль отведена Пабло.

Главный конфликт романа и главного героя в противостоянии его двух начал человеческого: самого Гарри - и животного - Степного волка. Тема двойника, расщепления личности, роднит Гессе с Достоевским, который несколько раз упоминается в романе в качестве автора, которого читает главный герой.

В каждом человеке борются два начала - доброе и злое, божественное и сатанинское, мужское и женское, отцовское и материнское, внешнее и внутренне, реальное и придуманное - дуальность неизбежна и чем она глобальнее, тем более мощным творческим потенциалом обладает человек. И выражением этой дуальности являются два крайних мыса философской мысли: от человека - ошибки природы до богоподобного человека.

Однако определить полярность возникающей дуальности довольно сложно, казалось бы, напрашивается - с одной стороны - человеческое, с другой - животное. Но не всё так просто, Гарри-человек - это, в первую очередь, бюргер и мещанин, а Гарри-волк - это художник, поэт, носитель творческого начала. Именно мещанская сущность героя попадает под софиты Магического театра, демонстрируя, что Гарри находится посередине между святым и преступником, его серость есть гарантия его живучести, он руководствуется принципом мещанина "кто не против меня, тот за меня". Кстати, как раз Магический театр, раскрывающий истинную сущность героя, анонсируется слоганом: "только для сумасшедших".

Гессе придает большое значение юмору, представляя его как мост между идеалом и действительностью. Гарри-волк неизбежно приходит к юмору, в то время как Гарри-настоящий мещанин не способен его понять. Именно юмор примиряет Гарри с действительностью жизни, именно поэтому он в большей степени Степной волк, чем человек.

Но Гессе проговаривается, что он несколько упрощает общую картину человеческого внутреннего мира, на самом деле там не два полюса, а целые тысячи, каждый человек в потенциале наделен почти бесконечным набором личностей, имеющих свои интересы и свою особенную сущность. В качестве примера приводится любая пьеса, в которой драматург выражает многообразие собственной души, представленное в образах драмы.

И вот здесь, мне кажется, самое время перейти к одному из великих драматургов нашей цивилизации, нет, это не Шекспир, это - Антон Павлович Чехов, его пьесы лучше всего иллюстрируют идею многообразия авторского Я, выраженного в образах. Но это не единственная причина, заставившая меня вспомнить нашего классика, дело в том, что я сейчас читаю книгу Дональда Рейфилда "Жизнь Антона Чехова".

Гарри Геллер в своем противостоянии мещанству показался мне очень созвучным Чехову, вся жизнь которого тоже проходила под знаком столкновения и сосуществования мещанского и творческого, обывательского и человеческого в высоком смысле, благородного и человеческого в низком смысле. Чехов предстал передо мной вариацией Степного волка, тоже болезненно переживающего восприятие мира, творчество же становится для него путем к выздоровлению.

Выход на Чехова сделал более понятной формулу Гессе о вечной жизни, в которой нет потомства, а есть только современники - "степной" Егорушка, потрясенный познанием сущего и засыпающий на возу под ночными звездами, и Чехов-классик - одно и то же - здесь и сейчас. А вместе с ним и Гёте, и Моцарт...

И каждый из нас, потому что в каждом из нас есть свой собственный Степной волк, который спит, пока "политики готовят новую войну, а мы танцуем фокстрот и едим шоколад".

Не просто далась мне "Игра в бисер", но она стоила всего затраченного времени и всех усилий! Раньше мне казалось, что самое лучшее и глубокое произведение у Гессе - это "Сиддхартха". Короткая повесть, но какая же сильная! Вся жизнь на ста страницах, полная поиска смысла и предназначения, ошибок и свершений, веры в собственную звезду и потерянность. Каждая книга Гессе - это так или иначе поиск. Поиск себя, поиск своего пути в этом бренном мире и за его пределами - в мире духовном. Я так и вижу, как прочитанные мной произведения Гессе выстраиваются в своеобразную лестницу, ступеньками которой выступают его книги. Первая ступень - это "Демиан" - история поиска себя молодым человеком. Какие авторитеты выбирать? За кем идти? В молодости - это одни из самых сложных вопросов, которые могут выпасть на долю человека. В "Степном волке" мы встречаем взрослого мужчину, разочаровавшегося в свете и в привычных, уютных и таких пустых скорлупках обыденности и мещанства - это вторая ступень. Третьей ступенью мне видится "Сиддхартха" - восточная мудрость, индийская повесть. Вся жизнь, заключенная в поиске своего истинного "я". И вершина, жемчужина - это "Игра в бисер". Кажется, именно к этому роману шел Гессе, посвящая себя написанию других, предыдущих.

Книга дается тяжело, даже тягостно. Ее нельзя взять с лету. Необходимо медленное и вдумчивое чтение. Даже сама форма произведения располагает к глубокому обдумыванию каждой мысли. В произведение это сложно вжиться, но даже когда вжиться в него удалось, не выходит читать без перерыва - кажется, что мысли и чувства уже переливаются через край и приходится откладывать книгу, чтобы, отдохнув, вернуться вновь. Но я не хотела, чтобы она кончалась. "Игра в бисер" из тех редких книг, в которые можно влюбиться, но невозможно никому посоветовать. Я бы не рискнула. Мне кажется, только сам человек может для себя решить взять ему в руки "Игру" или же нет. Если посоветуешь ее не вовремя, то она, на мой взгляд, легко может вызвать отторжение, однако прочитанная в самый верный момент, она может глубоко повлиять на читателя. Наверное, мне она попалась именно в такой подходящий период жизни.

О чем же повествует "Игра в бисер"? Все о том же поиске себя, но не в определенном возрасте, не в рамках определенного типа общества или культуры, она о глобальном поиске себя и своего предназначения в мире, в центре нее - столкновение двух миров - мира реального с политикой, историей войн и сражений с миром духовным, с миром наук и искусств. В какой-то момент, истощенный от кровавых войн XX столетия мир, пришел к пониманию необходимости обуздания своей ярости и безумства. Так и появилась Касталия - целый мир, отрезанный от всего мирского и наносного, заключенный в себе, представляющий духовную элиту общества - ученых и музыкантов с жесткой иерархической системой. Маленький островок духовности в бушующем море чувств и эмоций. Иозеф Кнехт оказался одним из немногих, удостоившихся чести обучаться в элитном касталийском колледже. Удивительна и интересна история его пути, его поиска и постижения. Порой наш путь представляется нам прямой линией, однако, прямая эта может заводить нас в самые непредсказуемые дали и то, что казалось нам раньше вершиной, вдруг оборачивается лишь очередной ступенью на пути. Превосходное произведение!

Единственное, что на какой-то момент выбило меня из колеи - это финал жизнеописания Кнехта. Я никак не ожидала, что... что все кончится вот так! Резко и не понятно. Всему должна быть причина, и я себе рисовала путь Иозефа совершенно по-другому. Мне казалось, что его ждали другие, важные свершения на его пути, поэтому я так и не поняла, что же хотел сказать Гессе таким завершением его мирского пути. И только "Три жизнеописания" смогли примирить меня с тем, что так и осталось за гранью моего понимания. "Игра в бисер" - это настоящая жемчужина зарубежной литературы, и я безумно рада, что эта книга попала ко мне в руки. Уверена, что я еще не раз к ней вернусь.

Закончив чтение короткого романа Гессе, второго уже за этот месяц, я осознал, что он очень близок ибсеновскому "Перу Гюнту", в обоих случаях перед нами предстает образ человека, ищущего себя. Я еще тогда, когда читал норвежца, обратил внимание на индуистские и буддистские мотивы в его произведении, а роман Гессе только укрепил то мое впечатление.

Под пером немецкого автора Сиддхартха Гаутама, более известный в мире как Будда, разделяется на две разные личности - самана Сиддхартху и Гаутаму Будду. Второй - есть познавший истину и распространяющий её, первый - не удовлетворяется никаким учением и постоянно находится в поисках истины. По сути - он все время ищет самого себя, тем же был занят и Пер Гюнт.

Очень важную роль играет в романе образ друга Сиддхартхи - Говинды, недаром он появляется рядом со своим товарищам в ключевые моменты. Говинда символизирует человека, принявшего чужое учение, потому и дожив до глубокой старости он так и не обрел мудрости, он по-прежнему находится в поиске, хотя и провел жизнь святого.

Сиддхартха искал себя везде, в том числе и в постели блудницы, и в конторе купца, успел познать участь отцовство, в отличие от друга он был далек от святости, но именно ему открылась мудрость, именно он обрел просветление. И в последнем разговоре он сообщает своему другу: "мудрость нельзя передать. Мудрость, которую мудрец пытается кому-то сообщить, всегда звучит как глупость".

В этой фразе ответ на вопрос - зачем Гессе разделил Сиддхартху Гаутаму на две личности. В том-то и дело, что научить просветлению нельзя, тот Будда, который учит, это не тот Сиддхартха, который созерцает течение реки. Настоящее истинное учение, ведущее к просветлению, строго индивидуально, человек может его создать только для себя, во всех остальных случаях это будет неработающая догма.

Гессе подчеркивает двойственность буддистской религии, она имеет внешнюю и внутреннюю стороны, внешняя - фасад, её символизирует Будда, внутренняя - въедливая ежедневная работа над собой, своего рода служение. В принципе, эта схема прослеживается во всех религиях в жизнеописаниях многих адептов.

И недаром у Гессе носителем настоящей мудрости является простой паромщик Васудева, он знает главную тайну жизни, всё - изменяется, но остается всё тем же. Так и человек может меняться, но он остается все тем же человеком. и просветление приходит к Сиддхартхе, когда он, следуя советам мудрого старика-паромщика, начинает слушать и наблюдать реку.

В последней сцене романа Говинда все же получает возможность принять непосредственное знание истины через контакт со своим святым другом, и все же, промелькнувшая перед его глазами истина в разных своих ипостасях, не обрела единства. Ему досталась только улыбка Будды, Сиддхартха и Будда слились в одно и Совершенный усмехался над тысячеликой бездной бытия...

Закончив чтение короткого романа Гессе, второго уже за этот месяц, я осознал, что он очень близок ибсеновскому "Перу Гюнту", в обоих случаях перед нами предстает образ человека, ищущего себя. Я еще тогда, когда читал норвежца, обратил внимание на индуистские и буддистские мотивы в его произведении, а роман Гессе только укрепил то мое впечатление.

Под пером немецкого автора Сиддхартха Гаутама, более известный в мире как Будда, разделяется на две разные личности - самана Сиддхартху и Гаутаму Будду. Второй - есть познавший истину и распространяющий её, первый - не удовлетворяется никаким учением и постоянно находится в поисках истины. По сути - он все время ищет самого себя, тем же был занят и Пер Гюнт.

Очень важную роль играет в романе образ друга Сиддхартхи - Говинды, недаром он появляется рядом со своим товарищам в ключевые моменты. Говинда символизирует человека, принявшего чужое учение, потому и дожив до глубокой старости он так и не обрел мудрости, он по-прежнему находится в поиске, хотя и провел жизнь святого.

Сиддхартха искал себя везде, в том числе и в постели блудницы, и в конторе купца, успел познать участь отцовство, в отличие от друга он был далек от святости, но именно ему открылась мудрость, именно он обрел просветление. И в последнем разговоре он сообщает своему другу: "мудрость нельзя передать. Мудрость, которую мудрец пытается кому-то сообщить, всегда звучит как глупость".

В этой фразе ответ на вопрос - зачем Гессе разделил Сиддхартху Гаутаму на две личности. В том-то и дело, что научить просветлению нельзя, тот Будда, который учит, это не тот Сиддхартха, который созерцает течение реки. Настоящее истинное учение, ведущее к просветлению, строго индивидуально, человек может его создать только для себя, во всех остальных случаях это будет неработающая догма.

Гессе подчеркивает двойственность буддистской религии, она имеет внешнюю и внутреннюю стороны, внешняя - фасад, её символизирует Будда, внутренняя - въедливая ежедневная работа над собой, своего рода служение. В принципе, эта схема прослеживается во всех религиях в жизнеописаниях многих адептов.

И недаром у Гессе носителем настоящей мудрости является простой паромщик Васудева, он знает главную тайну жизни, всё - изменяется, но остается всё тем же. Так и человек может меняться, но он остается все тем же человеком. и просветление приходит к Сиддхартхе, когда он, следуя советам мудрого старика-паромщика, начинает слушать и наблюдать реку.

В последней сцене романа Говинда все же получает возможность принять непосредственное знание истины через контакт со своим святым другом, и все же, промелькнувшая перед его глазами истина в разных своих ипостасях, не обрела единства. Ему досталась только улыбка Будды, Сиддхартха и Будда слились в одно и Совершенный усмехался над тысячеликой бездной бытия...

Не просто далась мне "Игра в бисер", но она стоила всего затраченного времени и всех усилий! Раньше мне казалось, что самое лучшее и глубокое произведение у Гессе - это "Сиддхартха". Короткая повесть, но какая же сильная! Вся жизнь на ста страницах, полная поиска смысла и предназначения, ошибок и свершений, веры в собственную звезду и потерянность. Каждая книга Гессе - это так или иначе поиск. Поиск себя, поиск своего пути в этом бренном мире и за его пределами - в мире духовном. Я так и вижу, как прочитанные мной произведения Гессе выстраиваются в своеобразную лестницу, ступеньками которой выступают его книги. Первая ступень - это "Демиан" - история поиска себя молодым человеком. Какие авторитеты выбирать? За кем идти? В молодости - это одни из самых сложных вопросов, которые могут выпасть на долю человека. В "Степном волке" мы встречаем взрослого мужчину, разочаровавшегося в свете и в привычных, уютных и таких пустых скорлупках обыденности и мещанства - это вторая ступень. Третьей ступенью мне видится "Сиддхартха" - восточная мудрость, индийская повесть. Вся жизнь, заключенная в поиске своего истинного "я". И вершина, жемчужина - это "Игра в бисер". Кажется, именно к этому роману шел Гессе, посвящая себя написанию других, предыдущих.

Книга дается тяжело, даже тягостно. Ее нельзя взять с лету. Необходимо медленное и вдумчивое чтение. Даже сама форма произведения располагает к глубокому обдумыванию каждой мысли. В произведение это сложно вжиться, но даже когда вжиться в него удалось, не выходит читать без перерыва - кажется, что мысли и чувства уже переливаются через край и приходится откладывать книгу, чтобы, отдохнув, вернуться вновь. Но я не хотела, чтобы она кончалась. "Игра в бисер" из тех редких книг, в которые можно влюбиться, но невозможно никому посоветовать. Я бы не рискнула. Мне кажется, только сам человек может для себя решить взять ему в руки "Игру" или же нет. Если посоветуешь ее не вовремя, то она, на мой взгляд, легко может вызвать отторжение, однако прочитанная в самый верный момент, она может глубоко повлиять на читателя. Наверное, мне она попалась именно в такой подходящий период жизни.

О чем же повествует "Игра в бисер"? Все о том же поиске себя, но не в определенном возрасте, не в рамках определенного типа общества или культуры, она о глобальном поиске себя и своего предназначения в мире, в центре нее - столкновение двух миров - мира реального с политикой, историей войн и сражений с миром духовным, с миром наук и искусств. В какой-то момент, истощенный от кровавых войн XX столетия мир, пришел к пониманию необходимости обуздания своей ярости и безумства. Так и появилась Касталия - целый мир, отрезанный от всего мирского и наносного, заключенный в себе, представляющий духовную элиту общества - ученых и музыкантов с жесткой иерархической системой. Маленький островок духовности в бушующем море чувств и эмоций. Иозеф Кнехт оказался одним из немногих, удостоившихся чести обучаться в элитном касталийском колледже. Удивительна и интересна история его пути, его поиска и постижения. Порой наш путь представляется нам прямой линией, однако, прямая эта может заводить нас в самые непредсказуемые дали и то, что казалось нам раньше вершиной, вдруг оборачивается лишь очередной ступенью на пути. Превосходное произведение!

Единственное, что на какой-то момент выбило меня из колеи - это финал жизнеописания Кнехта. Я никак не ожидала, что... что все кончится вот так! Резко и не понятно. Всему должна быть причина, и я себе рисовала путь Иозефа совершенно по-другому. Мне казалось, что его ждали другие, важные свершения на его пути, поэтому я так и не поняла, что же хотел сказать Гессе таким завершением его мирского пути. И только "Три жизнеописания" смогли примирить меня с тем, что так и осталось за гранью моего понимания. "Игра в бисер" - это настоящая жемчужина зарубежной литературы, и я безумно рада, что эта книга попала ко мне в руки. Уверена, что я еще не раз к ней вернусь.