Боб Дилан и Джекус Леви

Cкорее всего «Бухта Чёрный Алмаз» – это гримасы жизни: грек повесился, несмотря на то, что в любую минуту могут погибнуть сразу все. Неудачнику перед гибелью, наконец, повезло в казино, солдат договорился о запретной любви с коротышкой, женщина, в конце концов, встретила своего суженного, но, увы, слишком поздно. А в итоге совсем посторонний человек в далёком Лос-Анджелесе узнает что-то о них из программы новостей и выключает телевизор. Для него всё это не имеет никакого значения.

Бухта Чёрный Алмаз

Там, на белой веранде,
На ней галстук и яркий берет.
На паспорте фото – анфас,
Снято где-то не здесь, не сейчас,
Теперь она вовсе не та,
И осколки ее прошлых лет
Разбросали по свету ветра.
Чей-то голос из казино ее окликает давно.
И она, улыбнувшись, идет не на зов.
А в этот вечерний час
Последняя шхуна от берегов отплыла, и погасла луна
В бухте Черный Алмаз.
Просочился свет из прорех,
По ступеням спускается грек.
Он просит веревку и ручку, спешит.
– Pardon, monsieur, – портье говорит,
Сбросив феску, глядит на свет,
– Я не ослышался? Нет?
Поднимается желтый туман,
В небе мечется страх и обман.
По лестнице винтовой грек спешно прошел.
Она столкнулась нечаянно с ним,
Подумав, что он Советский посол.
Она хотела начать разговор, но он удалился прочь,
Грозовые тучи, качание пальм, и день
превращается в ночь,
Как это бывало не раз в бухте Черный Алмаз.
Под феном сидит солдат, торгуется с коротышкой,
пытаясь купить кольцо.
Молния. Гаснет свет. Дождь заливает крыльцо.
Портье, просыпаясь, кричит: – Вы видите что-нибудь?
Грек выходит на лестницу – странный вид.
На шее веревка, босой. Бушуют ветер с грозой.
Неудачник зажег свечу в казино,
Он требует новый банк, а дождь барабанит в окно.
Attandez-vous, s’il vous plait, – кивает дилер в ответ,
Журавли в облаках шлют прощальный привет.
В этот тревожный час в бухте Черный Алмаз.
Портье слышит девичий смех.
Он смотрит по сторонам:
– Что солдат вытворяет там?
Солдат, схватив её руку, кричит:
– Вот кольцо, кучу баксов отдал,
Смеётся она: – Маловато, нахал!
Она мчит по ступеням, чтоб вещи собрать.
Старый кэб уже ждет у ворот.
Мимо комнаты грека идет.
На двери записка: «Прошу не мешать!»
Но она постучалась. Что там?.
Звуки музыки, солнце исчезло с глаз.
В этот кромешный час
В бухте Черный Алмаз.
– Откройте! Мне нужно Вам что-то сказать!
Но грек процедил: – Мне до вас дела нет!
И ногой оттолкнул табурет.
Он на люстре повис,
А она закричала: – Скорей!
Дверь откройте! На помощь! Эй!
Изверженье вулкана. И, двигаясь все быстрей,
Лава сползает с гор, всё вокруг превращая в сор…
Солдат с коротышкой говорят о запретной любви в углу,
сидя на корточках на полу.
Заверяет портье: – Так бывало не раз
В бухте Черный Алмаз.
Когда остров пошел на дно,
Неудачник сорвал таки банк в казино.
И диллер сказал: – Взять деньги вы можете, но
Вам придется их тратить в гробу.
Выступил пот у солдата на лбу.
В подвале взорвался титан, а она на балконе, вздыхая,
Слёзы смахивая со щек, молилась.
И незнакомец шептал: – Je vous aime beaucoup, дорогая!
А пожар разгорался сильней и сильней,
Дым и смог повалил из дверей, из щелей.
И в этот последний час
Всё накрыла волна, и скрылась из глаз
Бухта Черный Алмаз.
Я в квартире своей в LA.
Восемь вечера – час новостей:
Вроде землетрясение опять…
Они вечно нас любят пугать!
Ничего интересного, так.
Нашли только пестрый берет и какого-то грека башмак.
Я выключил телик и пиво достал из буфета.
Не подфартило опять кому-то и где-то.
Чего не узнаешь из новостей!.
А я и бывать не стремился-то в ней,
Ни прежде, и ни сейчас,
В этой бухте Черный Алмаз.

W.H. Auden

1907–1973

As I Walked Out One Evening

As I walked out one evening,
Walking down Bristol Street,
The crowds upon the pavement
Were fields of harvest wheat.

And down by the brimming river
I heard a lover sing
Under an arch of the railway:
“Love has no ending.

“I’ll love you, dear, I’ll love you
Till China and Africa meet,
And the river jumps over the mountain
And the salmon sing in the street,

“I’ll love you till the ocean
Is folded and hung up to dry
And the seven stars go squawking
Like geese about the sky.

“The years shall run like rabbits,
For in my arms I hold
The Flower of the Ages,
And the first love of the world.”

But all the clocks in the city
Began to whirr and chime:
“O let not Time deceive you,
You cannot conquer Time.

“In the burrows of the Nightmare
Where Justice naked is,
Time watches from the shadow
And coughs when you would kiss.

In the headaches and in worry
Vaguely life leaks away,
And Time will have his fancy
To-morrow or today.

Into many a green valley
Drifts the appalling snow;
Time breaks the threaded dances
And the diver’s brilliant bow.

The glacier knocks in the cupboard,
The desert sighs in the bed,
And the crack in the tea-cup opens
A lane to the land of the dead.

Where the beggars raffle the banknotes
And the Giant is enchanting to Jack,
And the Lily-white boy is a Roarer
And Jill goes down on her back.

O plunge your hands in water,
Plunge them in up to the wrist;
Stare, stare in the basin
And wonder what you’ve missed.

O look, look in the mirror,
O look in your distress;
Life remains a blessing
Although you cannot bless.

O stand, stand at the window
As the tears scald and start;
You shall love your crooked neighbor
With your crooked heart.”

It was late, late in the evening,
The lovers they were gone;
The clocks had ceased their chiming
And the deep river ran on.

Уистан Хью Оден

1907–1973

Англо-американский поэт, оказавший огромное влияние на литературу XX-го века. Родился и вырос в Великобритании. Став известным поэтом на родине, в 1939 году эмигрировал в США.

С американским периодом жизни Одена связаны наиболее значительные его работы. Многие стихотворения английского периода переделаны Оденом для американского издания избранных стихотворений. Он удостоен Пулитцеровской и Боллингеновской премий.

Иосиф Бродский писал о нём: «В английском языке нет ничего лучшего, чем поэзия этого человека». «Оден уникален… Одно из самых существенных явлений в мировой словесности».

Я однажды бродил под вечер

Шёл по Бристоль Стрит я под вечер,
Долго-долго бродил по ней,
Колыхалась волна прохожих,
Как пшеница златых полей,

Извивались дугою рельсы,
Удаляясь от берегов.
Пел влюблённый, летела песня:
«Будет вечной моя любовь.

И я буду любить покуда
Реки с гор не стекутся вниз,
Запоёт лосось среди улиц,
И вольется Китай в Тунис.

Океанская гладь свернётся,
Превратившись в холмы песков,
И семь звезд загогочут в небе
Серой стайкою гусаков.

Будут годы бежать, как зайцы,
Но в руке моей вновь и вновь
Самым ярким цветком столетий
Будет вечно пылать любовь».

Только тут все часы на башнях
Стали громко звенеть и бить:
«О, не даст обмануться Время,
Не тебе его победить!

В серых норах Ночных Кошмаров,
Где у Правды нагой свой грот,
Время замерло – затаилось.
Поцелуешь ты – кашлянёт.

Головная боль да заботы,
Истощающий суток спор…
Будет Время плясать беспечно,
Когда вынесет приговор.

Страшный снег закружит, повалит
На зеленый цветастый луг,
Время рвёт ожерелье танца
И ныряльщика смелый трюк.

Заведется ледник в буфете,
Станет голой пустыней кров,
Чашка треснувшая откроет
Поле белое мертвецов.

Нищий там теребит банкноты,
С горки катятся Джек и Джилл,
Словно лилия, бледный мальчик
Песнь горланит, что сам сложил.

О! наполни водою чашу,
Руки медленно опусти,
И подумай, пока не поздно,
Что забыл на своём пути?

О! Вглядись же скорее в воду,
Словно в зеркало маеты.
Неспособный к благословленью,
Жизнью благословлённый ты.

О! Постой у окна, слезами
Растопи рубежи судьбы.
И убогого, и кривого
Своим сердцем кривым люби».

Двух влюблённых окутал вечер,
Тени таяли вдалеке.
Смолкли, смолкли часы на башнях,
Утекала вода в реке.

Edgar Yip Harburg

1896–1981

Irreverent Heart

My heart is like the willow
That bends, but never breaks.
It sighs when summer jilts her,
It sings when April wakes.
So you, who come a-smiling
With summer in your eyes,
Think not that your beguiling
Will take me by surprise.
My heart’s prepared for aching
The moment you take wing.
But not, my friend, for breaking
While there’s another spring.
So share my summer pillow,
Don’t spare my autumn aches;
My heart is like the willow
That bends, but never breaks.

Эдгар Йип Харбург

1896–1981

Эдгар Йип Харбург родился в семье эмигрантов из России в восточной части Манхэттена, учился в Нью-Йоркском университете. В школе он познакомился с Айрой Гершвином, братом знаменитого Джоржа Гершвина. Эта дружба сохранилась на всю жизнь. Йип и Айра постоянно писали стихи для газет, выпускаемых в колледже и школе. Затем, после окончания колледжа Йип надолго забросил писательскую деятельность, занявшись предпринимательством. Семь лет он работал в сфере изготовления бытовых приборов, пока в 1929 году не разразился биржевой кризис. И тогда он снова полностью посвятил себя поэзии. Его старый друг Айра Гершвин стал его помощником и промоутером. Слова, написанные Йипом Харбургом для бесчисленных хитов превратились в неотъемлемлемую часть культуры англоговорящего мира – однако, немногие знают, кто автор текстов песен из фильмов «Волшебник Страны Оз», «Радуги Финиана», «Это всего лишь бумажная луна» и «Парижский апрель».

На первом вечере «Поэзия и поэты» в культурном центре на 92-ой улице в Манхеттене в 1970 году (серия лекций, читаемых и по сей день), Йип объяснил: «Слова заставляют вас думать, а музыка – чувствовать. Слова дают вам цель и направление. Музыка дает вам крылья, а вместе они взлетают песней».

В 1965 году он выпустил сборник коротких стихотворений «Рифмы для непочтительных» и в 1976 году сборник «Рифмы по этому поводу». В 2006 году оба эти сборника были объединены в однотомник и переизданы в твёрдой обложке.

Непочтительное Сердце

Моё сердце, как ива тонко,
Только гнётся, но не ломается,
Запоёт весной птицей звонкой,
В летний день от измен помается.

Я сияньем твоим украшен,
А в глазах твоих солнце летнее.
Только знай – не обескуражен,
Хоть приятней нет и приметнее.

Сердце свыкнется даже с мукой,
Если в осень порхнёшь негаданно,
Но не сломишь его разлукой.
Вёсны новые предугаданы.

Летний кров подели с улыбкой,
А печалью пусть осень мается,
Моё сердце, как ива гибко,
Только гнётся, но не ломается.

Atheist

Poems are made by fools like me,
But only God can make a tree;

And only God who makes the tree
Also makes the fools like me.

But only fools like me, you see,
Can make a God, who makes a tree.

Атеист

Поэмы пишут дураки, как я,
А Бог создать сумел деревья у ручья.

А Бог, деревья сотворивший у ручья,
Таких вот создал дураков, как я.

Но только эти дураки, как я,
Создали Бога, чтоб творил деревья у ручья.