Отзывы на книги автора «Марина Цветаева»

Читала книгу параллельно с Раневской ( Фаина Раневская: "Судьба-шлюха" - рецензия ). Мне почему-то показалось, что в ее "Повести о Сонечке" я получу то, чего мне не хватило в книге Раневской - а именно погружения в эпоху, светлого настроения - ведь книга о любви. Эта биографическая книга также задевает историю московского театра первой половины прошлого века. Софья Голлидэй - актриса, подруга Цветаевой, которой поэтесса посвятила свою книгу спустя двадцать лет после описанных событий. Насколько я поняла, с Сонечкой у них была только платоническая любовь, в отличие от предыдущих отношений Цветаевой с Софией Парнок, закончившихся изменой последней и разрывом. Я навоображала себе, что "Повесть о Сонечке" будет о женской дружбе, о поддержке, о чем-то хорошем, добром и светлом, ну и конечно о самой Сонечке. Но боже, что там началось! Вся книга - это ода Сонечке, как она прекрасна, да какие у нее красивые глаза, да какие косы, о как я люблю Сонечку, Сонечка - это оооо..., как я люблю свою любовь к Сонечке, сюси-пуси... В общем, меня чуть не вытошнило прямо на страницы книги. Чет люди какие-то вокруг ходят, что-то происходит, но нам нет до этого дела, потому что у нас - любовь к Сонечке...

Я не смогла это читать. У меня наверное ещё долго будет глаз дёргаться при упоминании имени Цветаевой. Зато в книге очень хорошее предисловие, которое мне очень понравилось. Оно было намного интереснее и живее самой "Повести о Сонечке". Предисловие - рекомендую, "Повесть о Сонечке" - ну вы поняли...

Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
Владимир Маяковский

Любовная лирика серебряного века всегда считалась одной из самых образных и глубоких в литературе. Обожаю это время в поэзии. Такие чистые, искренние стихи, наполненные символичностью сказанного, пропитанные каким-то особым духом. Насыщенная, интеллектуальная поэзия. Но и веку нынешнему вполне есть что сказать. И эта книга – «Два века о любви» - представляет собой некую литературную дуэль. Или просто visavi?

Так что же такое любовь? И какой век знает о ней больше?

Любить – идти, - не смолкнул гром,
Топтать тоску, не знать ботинок,
Пугать ежей, платить добром
За зло брусники с паутинкой.

Вот так загадочно о любви говорит Борис Пастернак и век серебряный. И ему тут же, не мене образно и загадочно вторит Ирина Евса, век ХХІ:

Любовь смывается, как в гримерной
Лицо, под которым твой
Бескровный лик, ни живой ни мертвый,
Не мертвый, но не живой.

А если об отношениях попробовать сказать словами Марины Цветаевой?

Я – есмь. Ты – будешь. Между нами – бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться – тщетно.
Нас десть лет, нас сто тысячелетий
Разъединяют. – Бог мостов не строит.

А Цветаевой тут же вторит Анна Аркатова:

Что делаешь, любимая?
Люблю.
А вечером?
Люблю еще сильнее.
А ты, любимый?
Я – тебя гублю.
Так искренно, так нежно…
Как умею.

Ваш ход – век, серебряный. И ваш выстрел, Сергей Есенин:

Берегись дыханья розы,
Не тревожь ее кусты.
Что любовь? Пустые грезы,
Бред несбыточной мечты.

Что может на это возразить Елена Касьян?

Любовь – это орган, внутренняя часть тела,
И там, где недавно еще болело,
Теперь пустота. Вот такие дела…
Любовь – это донорский орган, и я его отдала.
Не спрашивай, как я посмела.

Остро, очень остро. И еще по одному выстрелу. Так что же такое любовь?

Любовь – беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
Любить ли за что-нибудь? Любится – вот и люблю.
Любовь уподоблена тройке взбешенной и шалой,
Стремящей меня к отплывающему кораблю.

Так пишет о любви Игорь Северянин. Тройка… взбешенная и шалая… Какой красивый образ из прошлого. А образ современности? Послушаем Ларису Романовскую:

Эмоции – это такой наркотик.
Не любишь – уже ломает.
Мы все в он-лайне, мы все заходим,
В зону чужого вниманья.

Вот такая получилась дуэль. А кто победил? Решать читателю. Но, думаю, любой влюбленный читатель будет за ничью.

С двадцатилетними играет в жмурки,
С тридцатилетними играет в прятки
Любовь. Какие шелковые шкурки,
Как правила просты, как взятки гладки!
Легко ли в тридцать пять проститься с нею?
Легко. Не потому, что много срама,
А потому, что места нет нежнее,
И розовей, и сокровенней шрама.
Вера Павлова

Стихи поэтов Серебряного века - это моя особенная любовь. Поэтому пройти мимо данного издания я никак не могла, оно запало мне в душу с самого первого взгляда и темой, и оформлением.

Эти цвета, эта пыльная розовая нежность обложки, эти шрифты и бумага - всё в этом сборнике выглядит для меня почти что идеальным.

Причём - редчайшее счастье - в дополнение к прочим внешним достоинствам, обнаружилось так же, что хорош тут не только состав напечатанных имён, но даже выстроенная из них очередность. Она имеет свой особенный шарм, смысл и красоту.  Поэты не просто ссыпаны вразнобой или расположены по алфавиту, годам творчества или жизни. Тот, кто знаком с их судьбами, тот легко разглядит принцип по которому был собран сборник. Не знаю кто придумал подобное решение, но этот человек гений! Большое ему спасибо.

Самих стихов в сборнике не слишком много, всего по 10-20 штук для каждого поэта или поэтессы. Радует, это не всегда самые известные или популярные их творения. Это здорово.

По итогу - я осталась невероятно довольна этой книгой! Просто по максимуму. Даже вдохновилась взяться за всю серию целиком. Из двадцати двух книг на данный момент две у меня уже есть - Бодлер и «Серебряный век». Начало мини-коллекции положено. Очень хорошее начало!

Стихи поэтов Серебряного века - это моя особенная любовь. Поэтому пройти мимо данного издания я никак не могла, оно запало мне в душу с самого первого взгляда и темой, и оформлением.

Эти цвета, эта пыльная розовая нежность обложки, эти шрифты и бумага - всё в этом сборнике выглядит для меня почти что идеальным.

Причём - редчайшее счастье - в дополнение к прочим внешним достоинствам, обнаружилось так же, что хорош тут не только состав напечатанных имён, но даже выстроенная из них очередность. Она имеет свой особенный шарм, смысл и красоту.  Поэты не просто ссыпаны вразнобой или расположены по алфавиту, годам творчества или жизни. Тот, кто знаком с их судьбами, тот легко разглядит принцип по которому был собран сборник. Не знаю кто придумал подобное решение, но этот человек гений! Большое ему спасибо.

Самих стихов в сборнике не слишком много, всего по 10-20 штук для каждого поэта или поэтессы. Радует, это не всегда самые известные или популярные их творения. Это здорово.

По итогу - я осталась невероятно довольна этой книгой! Просто по максимуму. Даже вдохновилась взяться за всю серию целиком. Из двадцати двух книг на данный момент две у меня уже есть - Бодлер и «Серебряный век». Начало мини-коллекции положено. Очень хорошее начало!

Просто удивительно, как Цветаевой удалось схватить и передать язык Белого. Его не узнать невозможно, если только на днях закончила читать «Петербург».
Язык, используемый Андреем Белым в романе, не стилистическая находка, это его повседневность (не путать с приземленностью). Понимаешь, как права Цветаева, утверждая:

Символизм меньше всего литературное течение.

И как прекрасно Цветаева характеризует Белого, говоря:

…это не просто вдохновение словесное, это - танец.

Танец, в котором Белый кружится, порхает – танец старинный, изящный, изысканный, танец слов, смыслов, всего тела, всей души.

Цветаева, как прекрасный поэт, как великая творческая личность сумела замечательно рассказать о своих встречах с Андреем Белым, донести, представить, показать образ необычайно интересного человека. Даже не человека, а духа, парящего над всеми.

З.Ы. Хочу сказать несколько слов, не имеющих отношения к основному герою. При встречах Цветаевой с Белым часто присутствовала ее дочь. На страницах этого эссе кроме восхищения и уважения по отношению к Белому, столько любви к собственному ребенку. Ее не меньше, чем у Ариадны к матери, высказанной здесь.

Просто удивительно, как Цветаевой удалось схватить и передать язык Белого. Его не узнать невозможно, если только на днях закончила читать «Петербург».
Язык, используемый Андреем Белым в романе, не стилистическая находка, это его повседневность (не путать с приземленностью). Понимаешь, как права Цветаева, утверждая:

Символизм меньше всего литературное течение.

И как прекрасно Цветаева характеризует Белого, говоря:

…это не просто вдохновение словесное, это - танец.

Танец, в котором Белый кружится, порхает – танец старинный, изящный, изысканный, танец слов, смыслов, всего тела, всей души.

Цветаева, как прекрасный поэт, как великая творческая личность сумела замечательно рассказать о своих встречах с Андреем Белым, донести, представить, показать образ необычайно интересного человека. Даже не человека, а духа, парящего над всеми.

З.Ы. Хочу сказать несколько слов, не имеющих отношения к основному герою. При встречах Цветаевой с Белым часто присутствовала ее дочь. На страницах этого эссе кроме восхищения и уважения по отношению к Белому, столько любви к собственному ребенку. Ее не меньше, чем у Ариадны к матери, высказанной здесь.

Зачем, казалось бы, Цветаева написала эту хрень собачью, короткий рассказ "Жених". Вообще снизошла до прозы. Ничем не примечательное жизненное событие, да еще в основном касающееся не ее царственной особы, а ейной сестры - ан нет, гложет чем-то и берется Цветаева за перо. Задел чем-то мальчик - хитрецой, пониманием чего-то глубинного - оценил и ее, усмехнулся про себя, оказал знаки внимания, обманул и забыл. А Цветаева изнывает, исходит желчью и скулит - это как всегда. Дальше же мальчика ждет доля мещанская, жизнь стандартная, а великую поэтессу ждут долгие и неспокойные мысли о чужом вмешательстве в ее расчудесную жизнь.

Ну, сообщила она еще раз с помощью рассказа "Жених", что она владычица морская, а кругом одни жалкие пресмыкающиеся - так это и так все знают. Что мужики к ее тонкой душе в очередь выстраивались - и это общеизвестно. И стихов ее читать для этого не нужно, и биографий жевать, и фильмов смотреть не обязательно. Если в чем-то Цветаева, как там бишь ее зовут, и виновата, то только в том, что не встретила на своем жизненном пути ни одного нормального человека. Одни зрители попадались,заходили в ее шапито часок скоротать. До сих пор заходят - кто перед тем, как колес наглотаться, кто после ссоры с мужем, а кому и шоколадки не додали. Отсутствие реальных людей, способных оценить, вполне поправимо - коли нет, то роди их сама. А вот мыла я бы ей не дал. Ни к чему добро переводить.

Вы когда-нибудь перекидывались в картишки? Эти картонки, поломавшие кучу судеб? Игрища благородных и нищебродов? А может быть гадали на судьбу и дорогу? Тогда они вам знакомы. Только представьте себе этих действующих лиц:

ЧЕРВОННАЯ ДАМА, 20 лет, белокурая. – Роза.
ЧЕРВОННЫЙ КОРОЛЬ, старик, седая борода.
ПИКОВЫЙ КОРОЛЬ, 30 лет, черный.
ПИКОВЫЙ ВАЛЕТ, 20 лет, черный.
ТРЕФОВЫЙ ВАЛЕТ, 40 лет, рыжий.
БУБНОВЫЙ ВАЛЕТ, 20 лет, черный.
ЧЕРВОННЫЙ ВАЛЕТ, мальчик, белокурый.

Драматический "Червонный валет" был создан в 1918 году. И его можно в целом выразить фитатой из него же:

Превеселая картина!
Трон. Коварство. Страсть. Кинжал.

В довольно патетичных сценах, вполне себе определенных и понятных разыгрывается трагедия запретов и любви, где есть место юному поклоннику, зрелому любовнику, старому мужу и злым ненавистникам. Ну и конечно же сияющей красавице, которая тут исполняет единственную женскую роль. Раскрывать сюжет особенно не надо, я по сути основную идею уже отобразила, но вот отмечу еще, что каждая масть карт, и соответственно роль, несет особые черты характера, частично вложенные истовыми гадальщиками и игроками в две красных и две черных группы карт. И герои отыгрывают именно эти характеры. Есть ряд очень метких реплик, иногда очень едких, иногда вызывающих ассоциации не с происходящим на сцене, а скорее с социальными вопросами, вспененными во время написания произведения.
Эх, сейчас напишу крамолу и сама себе удивлюсь, потому как мои читательские привычки и изначальные предпочтения редко подвержены изменениям в корне. А творчество поэтессы мне однажды зашло и долго вызвало эмпатию. Но, я, наверное, переросла Цветаеву, ее поэзия теперь мне кажется нарциссической, это не то настроение, которое хотелось бы, чтобы сопровождало всю жизнь, но в определенные ее период она, поэзия очень и очень откликается.

Сейчас любить не интересно… Любимые книги и стихи хранятся в электронных файлах. Скачал за секунды – и вся радость. А раньше…
У моей бабушки тетрадочка была, куда она выписывала любимые песни и стихи. Только любимые! Песни пелись, когда в доме собирались за столом друзья. И тетрадка переходила по всему столу, из рук в руки.
Улыбаюсь… Я до сих пор помню странички этой тетрадки, исписанные красивым и ровным бабушкиным почерком.

Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы…
Юная бабушка! – Кто целовал
Ваши надменные губы?

Так вот, к чему я? О бабушке мне напомнило не только это стихотворение Марины Цветаевой, а и сама книга – «Час души». Потому что в ней собраны самые любимые, самые известные, самые-самые стихотворения той самой – «изменчивой, как дети в каждой мине и так недолго злой, любившей час, когда дрова в камине становятся золой»…
Очень удачный сборник. По крайней мере, для меня – любимый. Открываю на любой странице и могу не читая, наизусть, иногда даже под гитару:

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?
Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

О самой Марине Цветаевой я читала довольно много литературы, и конечно, многие из авторов писавшие о ней, ссылались на её воспоминания и дневники. Да и её собственные статьи-воспоминания я тоже читала. И во всех этих биографических первоисточниках, которые в целом предназначались для публикации, Марина Ивановна всегда в первую очередь была поэтом и только потом очевидцем событий и менее всего прозаиком. Но в дневниковых записях, которые собраны под обложкой этой книги, особенно в первой и последней части Марина Ивановна как-будто немного приподнимает свою поэтическую маску, хотя и не до конца, и предстаёт в некоторых моментах просто очевидцем событий, а в начале последней части просто матерью своей первой дочери. И вот эта часть (о материнстве) пожалуй, является самой не надуманной самой лёгкой и светлой во всей книге, потому что по-видимому она не предназначалась для других глаз и скорее всего, это действительно был душевный (и возможно, физический) подъём Цветаевой.
Все остальные части книги, особенно начало, наводят неподдельный ужас от всего того, что приходилось пережить этому замечательному поэту. И при чтении этих записей понимаешь, что так жила не одна Цветаева, а многие и многие другие люди, волею судеб живущие в этой стране в революционные годы:

Это совсем трогательная девочка. Только недавно приехала из Рыбинска...Крохотное колечко с бирюзинкой. Был жених, недавно расстрелян в Киеве.
– Мне его приятель писал, тоже студент-медик. Выходит мой Коля из дому, двух шагов не прошел – выстрелы. И прямо к его ногам человек падает. В крови. А Коля – врач, не может же он раненого оставить. Оглянулся: никого. Ну и взял, стащил к себе в дом, три дня выхаживал, – Офицер белый оказался. А на четвертый пришли, забрали обоих, вместе и расстреляли…

Но как человек творческий, как поэт, Марина Ивановна ощущала эту неустроенность личного быта и развал всей страны острее:

"Мытье пола у хамки.
– Еще лужу подотрите! Повесьте шляпку! Да вы не так! По половицам надо! Разве в Москве у вас другая манера? А я, знаете, совсем не могу мыть пола, – знаете: поясница болит! Вы, наверное, с детства привыкли?
Молча глотаю слезы."

Или ещё один характерный эпизод того времени о раздаче мороженной картошки, который Марина Ивановна со своей тонкой душевной организацией переносит просто героически:

Картошка на полу: заняла три коридора. В конце, более защищенном, менее гнилая. Но иного пути к ней, кроме как по ней же, нет. И вот: ногами, сапогами… Как по медузьей горе какой-то. Брать нужно руками: три пуда. Не оттаявшая слиплась в чудовищные гроздья. Я без ножа. И вот, отчаявшись (рук не чувствую) – какую попало: раздавленную, мороженую, оттаявшую… Мешок уже не вмещает. Руки, окончательно окоченев, не завязывают. Пользуясь темнотой, начинаю плакать, причем тут же и кончаю.
– На весы! На весы! Кому на весы?!
Взваливаю, тащу.
Развешивают два армянина, один в студенческом, другой в кавказском. Белоснежная бурка глядит пятнистой гиеной. Точно архангел коммунистического Страшного Суда! (Весы заведомо врут!).

Но не убогость и неустроенность быта сломили дух Марины Цветаевой, хотя о самоубийстве она думала ещё и 1919 и в 1921 году и не так много страниц она посвящает ему в своих дневниках. Причин для этой смертной тоски, которая выбила у неё из под ног и жизнь, и табуретку масса, о каждом из них можно написать целый том, но исходя из дневниковых записей в конце жизни главное, что подтолкнуло её на этот роковой шаг, это разлад в семье, арест любимой дочери и непонимание её жизни и творчества самых близких людей. С какой болью она передаёт слова Мура (сына выращенного, как последняя надежда) сказанные им не единожды:

<Мур> (В ответ на мои стихи: Небо – синей знамени. Сосны – пучки пламени…. – Синее знамя? Синих знамен нет. Только у кана́ков пучки пламени? Но ведь сосны – зеленые. Я так не вижу, и никто не видит. У Вас белая горячка: синее знамя, красные сосны, зеленый змей, белый слон. Как? Вы не любите красивой природы? Вы – сумасшедшая! Ведь все любят пальмы, синее море, горностай, белых шлицов. Для кого Вы пишете? Для одной себя, Вы одна только можете понять, потому что Вы сами это написали!

Хорошо, что Мур оказался не прав, но как поздно всё открылось. И всем итогом этой книжки можно подвести такую запись Марины Ивановны:

Жестокосердые мои друзья! Если бы вы, вместо того, чтобы угощать меня за чайным столом печеньем, просто дали мне на завтра утром кусочек хлеба…
Но я сама виновата, я слишком смеюсь с людьми. Кроме того, когда вы выходите, я у вас этот хлеб – краду.
Мои покражи в Комиссариате: два великолепных клетчатых блокнота (желтых, лакированных), целая коробка перьев, пузырек английских красных чернил. Ими и пишу.