Уильям Голдинг — отзывы о творчестве автора и мнения читателей

Отзывы на книги автора «Уильям Голдинг»

149 
отзывов

TibetanFox

Оценил книгу

Голдинг и Фаулз — два негодяя-препода от английской литературы, которые творят с собственными произведениями вещи ну уж совсем непозволительные. Это я про то, что очень они оба любят в подробностях объяснять, зачем и почему они написали тот или иной роман, что они в нём хотели сказать и какая занавеска отдаёт всеми оттенками голубого неспроста. Школьники ликуют, читатели скрипят зубами, потому что теперь попробуй только скажи фирменное "Мы не можем знать, что имел в виду автор" во время литературной беседы, потому что теперь-то мы как раз можем. Но это самое "можем" убивает некую долю удовольствия от самостоятельного рискованного копания в книге с бравой шашкой убеждённости в собственной всегдашней правоте, не правда ли?

Впрочем, можно чисто по-человечески понять, почему у Голдинга вдруг бомбануло после критических отзывов на его роман, да так, что он полез в дебри самообъяснения. Все читают "Повелителя мух" и говорят: "Ой, да это ж про последователей Гитлера". И всё. Стоп. Дальше уже думалку выключают и вешают на произведение ярлык обличителя нацистского режима. Ясен-красен, что нацистов Голдинг зацепил, но только краешком, не в этом была его цель. Совсем он не хотел написать плоскую штучку про то, что "нацизм - это очень-очень плохо, дорогие детишки". Шагнул он гораздо глубже, пытаясь докопаться до истоков проявления зла, как такового, а нацизма уже как частного его проявления. И итоги его копаний весьма неутешительные.

Вспомним, какое было настроение умов Великобритании того времени. Сверхдержава с огромным количеством колоний, короли всех морей, богатенькие и сытые самодовольные англичане, которые пышут империалистическим самомнением. Мы самые цивилизованные, самые воспитанные и вот с нашей-то нацией никогда не произошло бы такого конфуза, как с этими простаками-немцами, ну чисто стадо, ох, ох. Голдинг же показывает, что тьма таится в глубине каждого из нас, и культура-воспитанность-цивилизованность не так уж долго может сдерживать эту тьму, если ей хоть раз дадут волю вырваться наружу пусть и крошечным проблеском. Автор проводит настоящий эксперимент, взяв вместо морских свинок маленьких англичашек: вместо аквариума для эксперимента - необитаемый остров. Даже "научный оппонент" выбран Голдингом весьма умело. Сейчас-то мы уже совсем не помним такую книжку, но представить её стереотипный сюжет легко: в те времена была популярна детская книга "Коралловый остров", где маленькие англичане попадают на такой же остров и устраивают там робинзонческий рай, потому что они же цивилизованные англичане, всё делают по расписанию и купаются в наслаждении. Голдинг в таком утопическом развитии событий ох как сомневается, поэтому от немытых бананов-кокосов его подопытные англикролики постоянно мучаются животом, а на дисциплину забивают почти что сразу, как только понимают, что ничего им за нарушение оной не будет.

И что получается? Получается та же история, что и в "Празднике непослушания", только с чуть более тёмным исходом. Голдинг приходит к нерадостному выводу, что англичане - точно такие же люди, как и немцы. И они могут скатиться к животному существованию и закону дубины и клыка очень быстро. Тут, кстати, очень показательно, что героями являются дети, на которых налёт цивилизации чуть менее плотный, чем на взрослых, поэтому деградация до примитивного шаманского агрессивного племени происходит быстрее. Взрослые бы тоже скатились, просто не так быстро и очевидно, что для романа-эксперимента - лишние страницы. Ну и заодно отметается напрочь сахарная мысль о том, что дети - это чистенькие и непорочные ангелочки. Дети - это точно такие же люди, как и взрослые, только чуть более непосредственные. Голдинга можно упрекать в жестокости по отношению к героям романа, но я убеждена, что он, напротив, весьма милостив. Мог бы раскатать историю дальше, до полной потери человеческого облика шкетами. Показать, как лет через N-цать они разучились говорить и думать, потеряв половину своего племени. Голдинг же применяет deus ex machina и спасает всех, заодно повторив в очередной раз рефрен: "Вы же англичане".

На русском роман воспринимается всё-таки не так, как на английском. Не хватает культурного местечкового багажа, да и перевод, честно говоря, весьма посредственный (об этом чуть позже расскажу). Мы не чувствуем так остро культурного расслоения народца на острове. Хрюша (эх, а ведь ему стоило начинать паниковать уже на криках: "Бей свинью! Режь ей глотку!") среди детей является чужеродным не только потому, что он толстенький и носит очки. Для них он - воплощение презренного класса лавочников, которые неправильно говорят (вот это в переводе плохо получилось) и вместо вещей возвышенных, как истинные англичане, думают про всякие плебейские мелочи жизни: как бы поесть, поспать, не заболеть и спастись. Как нам представляется Джек? Мерридью! По фамилии, как джентльмен, а не с какой-то там кличкой. Это потом уже Мерридью пропадёт под натиском маски дикаря, а изначально-то он жынтыльмен.

Концепт маски меня вообще очень порадовал. Чёрт с ними с ритуальными танцами, ритмом и прочими полугипнотическими штучками, которые так любят соотносить с ритуальными выкрутасами нацистов. Но вот маски! Действительно, стоит только надеть маску, размалевать лицо, простейшую вещь, по сути, сделать, как ты уже не совсем ты, а кто-то другой. Не джентльмен Мерридью, а охотник режь-бей-режь.

В итоге мухи оказываются внутри у каждого, а Повелителем их оказывается хаос. Толстый и неприятный (даже многим читателям), но такой практичный лавочник сопротивляется им лучше всего, а "мы-же-англичане-лучше-всех" катятся в бездну. Либеральные идеи, коммунистические - всё тлен перед первозданным зовом тьмы, иногда цивилизованные схемы просто не работают. Может быть, поэтому книгу не любят не только те, кто её совсем не понял. Не очень-то приятно осознавать, что внутри тебя тоже есть этот злобный хаос и полчища мух. Да-да, мы, конечно, не такие схематичные, как персонажи "Повелителя мух", мы бы деградировали куда веселее и, возможно, медленнее. Но Голдинг для того и показал нам максимально быстрое увядание, чтобы мы задумались, что сами смогли бы противопоставить Повелителю мух.

А напоследок немного про переводы. Их два (Суриц и Тельников), хотя перевод Тельникова можно прочитать только в электронном варианте (ну, или если умудриться найти какой-то ветхий выпуск журнала за дремучий год). Перевод Суриц не ругал только ленивый и правильно, со своей задачей она не справилась. Конечно, она попыталась передать неправильную речь Хрюши, и это уже заявка, но удалось это весьма худо. Выглядит, скорее, словно она сама вместе с редакторами кучу ошибок допустила, слишком малозаметно. Всё остальное - ещё хуже. С редкими случаями языковых игр не справилась, речь мальчишек передала плохо, а косяки из описаний природы любят въедливо разбирать переводчики. Словом, плохо, вот тут немножко бонусной конкретики от людей более сведущих, чем я.
Огорчает то, что альтернатива (перевод Тельникова) - тоже не конфетка. К самому языку претензий нет, он гораздо более складный и уместный, чем у Суриц. Но вот на ошибки в речи Хрюши он совсем забил, а значит потерял львиную долю смысла произведения. К тому же, этот перевод - журнальный вариант, который я называю "подъеденный мышами". Почему? Очень просто. Чтобы сократить объём, редакторы то тут, то там, подъели по абзацу, по предложению, по кусочку предложения. И они пропали насовсем. Конечно, это не те кусочки, которые важны для смысла, в них, как правило, блестит море, шумят деревья и кричат птицы. Но всё равно чувствуешь себя как-то неприятно, как будто в магазине обсчитали, пусть и всего на пару рублей.

Разговоры о необходимости нового перевода давно ведутся, да вот только... Будем надеяться.

25 августа 2015
LiveLib

Поделиться

TibetanFox

Оценил книгу

Голдинг и Фаулз — два негодяя-препода от английской литературы, которые творят с собственными произведениями вещи ну уж совсем непозволительные. Это я про то, что очень они оба любят в подробностях объяснять, зачем и почему они написали тот или иной роман, что они в нём хотели сказать и какая занавеска отдаёт всеми оттенками голубого неспроста. Школьники ликуют, читатели скрипят зубами, потому что теперь попробуй только скажи фирменное "Мы не можем знать, что имел в виду автор" во время литературной беседы, потому что теперь-то мы как раз можем. Но это самое "можем" убивает некую долю удовольствия от самостоятельного рискованного копания в книге с бравой шашкой убеждённости в собственной всегдашней правоте, не правда ли?

Впрочем, можно чисто по-человечески понять, почему у Голдинга вдруг бомбануло после критических отзывов на его роман, да так, что он полез в дебри самообъяснения. Все читают "Повелителя мух" и говорят: "Ой, да это ж про последователей Гитлера". И всё. Стоп. Дальше уже думалку выключают и вешают на произведение ярлык обличителя нацистского режима. Ясен-красен, что нацистов Голдинг зацепил, но только краешком, не в этом была его цель. Совсем он не хотел написать плоскую штучку про то, что "нацизм - это очень-очень плохо, дорогие детишки". Шагнул он гораздо глубже, пытаясь докопаться до истоков проявления зла, как такового, а нацизма уже как частного его проявления. И итоги его копаний весьма неутешительные.

Вспомним, какое было настроение умов Великобритании того времени. Сверхдержава с огромным количеством колоний, короли всех морей, богатенькие и сытые самодовольные англичане, которые пышут империалистическим самомнением. Мы самые цивилизованные, самые воспитанные и вот с нашей-то нацией никогда не произошло бы такого конфуза, как с этими простаками-немцами, ну чисто стадо, ох, ох. Голдинг же показывает, что тьма таится в глубине каждого из нас, и культура-воспитанность-цивилизованность не так уж долго может сдерживать эту тьму, если ей хоть раз дадут волю вырваться наружу пусть и крошечным проблеском. Автор проводит настоящий эксперимент, взяв вместо морских свинок маленьких англичашек: вместо аквариума для эксперимента - необитаемый остров. Даже "научный оппонент" выбран Голдингом весьма умело. Сейчас-то мы уже совсем не помним такую книжку, но представить её стереотипный сюжет легко: в те времена была популярна детская книга "Коралловый остров", где маленькие англичане попадают на такой же остров и устраивают там робинзонческий рай, потому что они же цивилизованные англичане, всё делают по расписанию и купаются в наслаждении. Голдинг в таком утопическом развитии событий ох как сомневается, поэтому от немытых бананов-кокосов его подопытные англикролики постоянно мучаются животом, а на дисциплину забивают почти что сразу, как только понимают, что ничего им за нарушение оной не будет.

И что получается? Получается та же история, что и в "Празднике непослушания", только с чуть более тёмным исходом. Голдинг приходит к нерадостному выводу, что англичане - точно такие же люди, как и немцы. И они могут скатиться к животному существованию и закону дубины и клыка очень быстро. Тут, кстати, очень показательно, что героями являются дети, на которых налёт цивилизации чуть менее плотный, чем на взрослых, поэтому деградация до примитивного шаманского агрессивного племени происходит быстрее. Взрослые бы тоже скатились, просто не так быстро и очевидно, что для романа-эксперимента - лишние страницы. Ну и заодно отметается напрочь сахарная мысль о том, что дети - это чистенькие и непорочные ангелочки. Дети - это точно такие же люди, как и взрослые, только чуть более непосредственные. Голдинга можно упрекать в жестокости по отношению к героям романа, но я убеждена, что он, напротив, весьма милостив. Мог бы раскатать историю дальше, до полной потери человеческого облика шкетами. Показать, как лет через N-цать они разучились говорить и думать, потеряв половину своего племени. Голдинг же применяет deus ex machina и спасает всех, заодно повторив в очередной раз рефрен: "Вы же англичане".

На русском роман воспринимается всё-таки не так, как на английском. Не хватает культурного местечкового багажа, да и перевод, честно говоря, весьма посредственный (об этом чуть позже расскажу). Мы не чувствуем так остро культурного расслоения народца на острове. Хрюша (эх, а ведь ему стоило начинать паниковать уже на криках: "Бей свинью! Режь ей глотку!") среди детей является чужеродным не только потому, что он толстенький и носит очки. Для них он - воплощение презренного класса лавочников, которые неправильно говорят (вот это в переводе плохо получилось) и вместо вещей возвышенных, как истинные англичане, думают про всякие плебейские мелочи жизни: как бы поесть, поспать, не заболеть и спастись. Как нам представляется Джек? Мерридью! По фамилии, как джентльмен, а не с какой-то там кличкой. Это потом уже Мерридью пропадёт под натиском маски дикаря, а изначально-то он жынтыльмен.

Концепт маски меня вообще очень порадовал. Чёрт с ними с ритуальными танцами, ритмом и прочими полугипнотическими штучками, которые так любят соотносить с ритуальными выкрутасами нацистов. Но вот маски! Действительно, стоит только надеть маску, размалевать лицо, простейшую вещь, по сути, сделать, как ты уже не совсем ты, а кто-то другой. Не джентльмен Мерридью, а охотник режь-бей-режь.

В итоге мухи оказываются внутри у каждого, а Повелителем их оказывается хаос. Толстый и неприятный (даже многим читателям), но такой практичный лавочник сопротивляется им лучше всего, а "мы-же-англичане-лучше-всех" катятся в бездну. Либеральные идеи, коммунистические - всё тлен перед первозданным зовом тьмы, иногда цивилизованные схемы просто не работают. Может быть, поэтому книгу не любят не только те, кто её совсем не понял. Не очень-то приятно осознавать, что внутри тебя тоже есть этот злобный хаос и полчища мух. Да-да, мы, конечно, не такие схематичные, как персонажи "Повелителя мух", мы бы деградировали куда веселее и, возможно, медленнее. Но Голдинг для того и показал нам максимально быстрое увядание, чтобы мы задумались, что сами смогли бы противопоставить Повелителю мух.

А напоследок немного про переводы. Их два (Суриц и Тельников), хотя перевод Тельникова можно прочитать только в электронном варианте (ну, или если умудриться найти какой-то ветхий выпуск журнала за дремучий год). Перевод Суриц не ругал только ленивый и правильно, со своей задачей она не справилась. Конечно, она попыталась передать неправильную речь Хрюши, и это уже заявка, но удалось это весьма худо. Выглядит, скорее, словно она сама вместе с редакторами кучу ошибок допустила, слишком малозаметно. Всё остальное - ещё хуже. С редкими случаями языковых игр не справилась, речь мальчишек передала плохо, а косяки из описаний природы любят въедливо разбирать переводчики. Словом, плохо, вот тут немножко бонусной конкретики от людей более сведущих, чем я.
Огорчает то, что альтернатива (перевод Тельникова) - тоже не конфетка. К самому языку претензий нет, он гораздо более складный и уместный, чем у Суриц. Но вот на ошибки в речи Хрюши он совсем забил, а значит потерял львиную долю смысла произведения. К тому же, этот перевод - журнальный вариант, который я называю "подъеденный мышами". Почему? Очень просто. Чтобы сократить объём, редакторы то тут, то там, подъели по абзацу, по предложению, по кусочку предложения. И они пропали насовсем. Конечно, это не те кусочки, которые важны для смысла, в них, как правило, блестит море, шумят деревья и кричат птицы. Но всё равно чувствуешь себя как-то неприятно, как будто в магазине обсчитали, пусть и всего на пару рублей.

Разговоры о необходимости нового перевода давно ведутся, да вот только... Будем надеяться.

25 августа 2015
LiveLib

Поделиться

rootrude

Оценил книгу

Ну чё, братва, давайте перетрём за Голдинга?
Короче, начинается всё тем, что ханурик один — типа настоятель храма, короче, — перечифирил слегка и словил глюка (ну, типа видение), что ему надо к храму шпиль присобачить. Ну там байда такая, 400 футов высотой (400 ФУТОВ ВЫСОТОЙ!!!) — ну чисто по Фрейду всё, выкупаешь? Собрал бригаду, сам в вертухаи заделался, ну и строить начал без базара. Ну всё бы ничего, но главному бойцу ихнему западло было строить, потому что там со шпилем этим косяк был — фундамента вообще не было. Ну и начали они там канителиться почти всю книгу. Ну и у этого бойца была и своя баба, и типа заочница, а вертухайчик тоже в эту шмару по самое немогу. Но ему типа нельзя было, типа не по понятиям ему, поэтому он мужику одному её подсунул, потому что тот импотентом был. А тому кенту, который в бригаде главный, ломку устроил по всей инструкции. Там ещё герла была, тётка вертухая-ханурика, которая всё малявы писала, чтобы её похоронили в храме, но ему западло это было, потому что та подстилка та ещё была. Метла ему полная светила, короче. Попутно он выломился от своего бывшего авторитета и сам стал порядки наводить. Чисто по беспределу всё. Ну там много ещё байды всякой было: и гоп-стоп, и мокруха, и душняк всякий, но это уже детали. Короче, в итоге всё шло к тому, что шпиль этот упасть должен, а там пахан приехал... Мрак, вообще. Ну там разборки всякие, санта-барбара чисто. Ну и короче кончилось тем, что ханурик этот концы отбросил. Такая вот книжка, братва. Читайте, для нормальных кентов книжка, а не для опущенцев всяких.

А тем временем...

А теперь, когда всяческое снобьё отсеялось, можно и нормально поговорить.

Написана она, как я понял, в абсолютно типичном для Голдинга стиле: тянууучий язык, множество мелочей и деталей; количество символов и образов на строку текста просто зашкаливает! Сюжет похож на стрельбу из лука: долгое, долгое, долгое натягивание струны — щелчок — и быстрый, стремительный полёт стрелы, которая неизбежно поражает мишень в самое яблочко.

Вся книга шла только к одному окончанию — к падению шпиля. За это говорило абсолютно всё. Но если бы произошло именно так, то вряд ли книга бы заняла столь высокое место в сердцах читателей — ведь это было бы абсолютно очевидно.
Нет, концовка Голдинга гораздо изящней, гораздо изысканней. Именно такая концовка и смогла превратить всю книгу в единое целое — в тот самый образец молитвы, со шпилем кульминации и чистого прозрения, уходящего высоко в небо.

Очень многое было охвачено этой книгой. Открыто и поставлено огромное количество вопросов и сделаны попытки на них же ответить. Что такое человек? Может ли человек быть уверенным в своём выборе? Что такое жертва, подвиг, заблуждение, прозрение, мечта? Была ли у настоятеля Мечта? А может его мечта — это тихое семейное счастье с Гуди Пенголл? Может ли хоть какая-то цель стоить человеческой жизни? А имеет ли смысл жизнь человека без счастья? Кто имеет право обвинять и осуждать? Кто может быть судьёй? Вот Джослин пожертвовал всем ради своей идеи — а был ли в этом смысл? Его тётка недвусмысленно ответила на этот вопрос... На ком лежит ответственность? Как различить ангелов и демонов своей души? А в итоге главный вопрос книги — это проблема выбора.

Джослин лишился всего. Он не справился с возложенной (самим на себя возложенной) задачей (хотя... ведь шпиль стоит — стоит и по сей день, привлекая взгляды к себе, а сердца к Господу). Пожертвовав всем, он не приобрёл ничего, кроме... а может... может, всё это было действительно не зря? И именно ради этого, ради прозрения, он и делал всё это? Может, его действиями действительно руководил Ангел?
Кто знает...

Ну и что мы имеем в итоге? А имеем мы потрясающее сочетание языка, стиля, смысла, сюжета и полученного от прочтения удовольствия. Пожалуй, это одно из лучшего, что я вообще читал за свою жизнь. Шедевр! Шедеврище! Дико рекомендую к прочтению, например.

20 февраля 2012
LiveLib

Поделиться

karolenm

Оценил книгу

Остров. Голубая лагуна. Дети. Рай?
Необитаемый остров. Безбрежный непересекаемый Океан. Мальчишки без присмотра взрослых. Расколотое общество на примере маленькой детской общины. Революция. Кровопролитие. Смерть.
Таится ли под тонким покровом цивилизации дикий Зверь? Или все таки можно остаться человеком, не смотря ни на что?

И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша

Взрослым можно стать и в 12 лет...
Книга была издана в 1954г. , сейчас 2012-й , но ничего не изменилось, если такая ситуация с островом в океане и детьми повториться - все будет происходить ровно также.
Очень страшная книга, которую нужно читать.

11 апреля 2012
LiveLib

Поделиться

TibetanFox

Оценил книгу

Как же всё-таки трудно говорить о Голдинге. Проблема в том, что он писатель "профессиональный", если вообще можно так выразиться. Все свои произведения он пишет исключительно рассудком и по определённому расчёту, даже если они производят впечатление буйства эмоций. Я так и вижу его, склонившегося над планом произведения, чётко выверяющего варианты прочтения и толкования, составляющего загадку, сродни математическим задачкам, над которой должен биться читатель. И задачка эта решается в каждом произведении интересным образом: "Бесконечное множество вариантов решения, выбирайте тот, который вам удобен". Удаётся ли ему при этом преодолеть тот порог, о котором говорил Умберто Эко в "Записках к "Имени розы"", — когда произведение совместно с читателем рождает совершенно жизнеспособные толкования, о которых автор и понятия не имел, даже не думал закладывать (я сейчас имею в виду не всякую глупость, которую может ляпнуть или увидеть в произведении любой дурак, а мнение, подкреплённое доказательствами)? Может и удаётся. При всей своей любви к толкованию собственных произведений публично, Голдинг о "Шпиле" говорит скорее внешние данные — как работал, что использовал, а что нет — а не "внутренние".

Перво-наперво, как ни крути, придётся поговорить о символе самого шпиля. Хотя бы потому, что эта сложная смесь жанров подразумевает и вполне классический по форме готический роман, а в готике архитектура всегда была таким же полноправным персонажем, как и люди. Что первое приходит на ум всяким извращенцам вроде меня? Правильно, фаллос. Совершенно зря откидывают эту трактовку образа шпиля, как слишком примитивную — простой не всегда значит неправильный. Определённо, фаллические черты в образе присутствуют, учитывая постоянно подавляемое либидо Джослина, а ещё извечно мальчишеское желание, чтобы у него было "больше всех". Член в 400 футов длиной — чего же ещё хотят мужчины, если не этого? Ну, пусть не член, но хотя бы что-то больше, чем у других. Шпиль как символ гордыни Джослина. Он утверждает, что "болел" ею в молодые годы, но совершенно очевидно, что и сейчас в его поведении гордыня присутствует. Забавно: гордыня в среде религиозных ценностей. Моё смирение смиренней, чем у тебя! Сам Джослин скромно утверждает, что это всего лишь самая большая молитва (нет, нет, никакой гордыни, вы же понимаете, она просто самая большая). Такое ощущение, что для него этот шпиль не просто мостик к богу, на небо (чем выше, тем ближе!), а целая антенна, которая должна послать богу вполне конкретное сообщение: "Я тебе ох как молюсь, пожалуйста, рассей мои сомнения в твоём существовании!" Ну и, конечно, гордыня плюс стремление приблизиться к богу дают нам образ вавилонской башни. Не знаю, как там со смешением языков, но общий хаос и смятение вокруг шпиля постепенно нарастают. Джослин, забираясь на высоту, чувствует себя богоподобным, вспомним хотя бы, как он может видеть оттуда все грехи простого люда: кто-то разбавляет молоко, кто-то валяется пьяненький в канаве, а кто-то уселся в туалете с открытой дверью. Одна из самых интересных трактовок шпиля, которую усердно подчёркивал Голдинг (хотя бы тем, что намеренно отказался от исторической и строительной точности в изображении, полагаясь на свой личный опыт в знании корабельного дела), — шпиль как мачта корабля. Собор определённо плывёт, потому что под ним какая-то жижа и болото вместо фундамента, шпиль торчит, а Джослин, значит, мудрый кормчий, от которого зависит курс судна.

Ладно, хватит про эту иглу в небеса. Главный герой — "безумный Джослин", который безумен только в интенсивности своей двойственности и сомнения. Сам-то он утверждает, что безумен вовсе не он, а бог, который требует от своих людей таких безумств, вроде возведения шпиля. И действительно, как тут не вспомнить притчу об Аврааме и Исааке? Беда только в том, что Авраам ни капельки не сомневался, а Джослина сомнения всё-таки гложут. А ну как ерунда его видения? А ну как копыта у его ангела? А ну как вовсе не бог этого, хочет, а его гордыня? Ведь тогда все четыре жертвы — по одной на каждую опору — совершенно напрасны. Но чем больше он убеждает себя и окружающих, тем сильнее ему приходится себя бичевать, тем больше сомнение. Но самое страшное, что возможно и такое: все дела человеческие, даже те, которые совершаются с благими намерениями и для славы господней, по сути своей есть двойственны. И у ангелов есть копыта. А шпиль, который так однозначно тянется к божественным небесам, расположен над вонючей и глубокой ямой, которая, в свою очередь, точно так же тянется, только к преисподней. Отбросит ли Джослин, в конце концов, свои сомнения? Нет. И эта неопределённость страшнее, чем если бы он понял, что был неправ и принял свои грехи. Четыре жертвы, четыре силы, пригибающих Джослина и собор к земле, гнущие каменные опоры, ломающие позвоночник.

Очень интересно в романе реализована тема двойничества. Первый двойник Джослина — Роджер. Казалось бы, что Джослин заразил его своим безумием и увлечённостью, но нет, эта дьявольщинка сидела в Роджере с самого начала. И вроде бы он не такой духовный человек, как Джослин, чтобы страшно мучаться, а финал романа показывает, что муки эти вовсе не от соотношения духовного и материального в личности зависят. Любопытно, как показано противопоставление отношения Джослина и Роджера к религии — через отношение к высоте собора. Джослин забирается на верхотуру и радуется, как ребёнок, чувствует себя необычно, одухотворённо, как будто вознесённый молитвами в какое-то иное эфемерное пространство. Так же и со своей верой, она несёт его (хотя иногда и может больно шмякнуть оземь). А Роджер совершенно очевидно высоты боится... При том, что она стала для него ежедневной рутиной. Неизведанность высоты его пугает, но всё же он упрямо день за днём карабкается вверх. Как и каждый обычный человек, которого пугает огромность и непознаваемость бога, но он цепляется за материальные проявления ритуалов и обретает куда большую устойчивость, чем порхающий Джослин. Ещё двойника Джослин обретает в своих изображениях — сначала каменные головы, созданные немым, в которых он отказывается себя признавать, а затем отражение в световом строительном зеркале, которое совершенно определённо приводит Джослина в ужас.

Ещё меня очень впечатляют второстепенные персонажи, точнее, их изображение. Роман ведётся от третьего лица, однако мы видим их глазами Джослина. Немой — славный, отец — Безликий, вместо женщин два мутных образа-пятна, одно из которых нескончаемо болтает, а второе просто мелькает и трясёт своими рыжими волосами. Неодержимые люди не так уж важны Джослину, вот он и не обращает на них пристального внимания. Статисты, боты, фрагменты. Точно такое же отношение и ко времени — он его не замечает, и мы, вместе с ним, никак не можем уловить, сколько времени прошло с начала постройки собора. Понятно только, что много.

Что же в итоге? Джослин сам становится собором, едва ли не на физическом уровне. Спина его гнётся вместе с опорами, в голове тот же шум и пыль, что и внутри помещения. Финал не потрясает неожиданностью, но это и не должна быть кульминация. Просто логическое завершение, тупик.

Первый раз читать "Шпиль" довольно непросто, настолько плотный и непривычно построенный текст, хотя любители готического романа с лёгкостью его осилят. Другое дело, что смысловое наполнение вовсе не как у готического романа, поэтому лёгкость в преодолении языка совершенно не означает лёгкость понимания. Всего полторы сотни страничек, но сколько тем для медитаций даёт Голдинг... Для медитаций — потому что чёткого ответа на главные вопросы он, естественно, не даёт, оставляя за самим читателем право сделать собственный выбор.

Под катом фотография...

Фоточка Солсберийского собора, рядом с которым жил Голдинг, который вдохновил его на образ собора из "Шпиля"... При том, что Голдинг намеренно подчеркнул, что это не реальный собор, а выдуманный. "Я нарочно сбросил парочку поперечных нефов с собора в Солсбери, чтобы можно было с достоверностью говорить, что это написано не о нем." © "Беседы с Джеком Байлсом" У. Голдинг

23 января 2013
LiveLib

Поделиться

karolenm

Оценил книгу

Остров. Голубая лагуна. Дети. Рай?
Необитаемый остров. Безбрежный непересекаемый Океан. Мальчишки без присмотра взрослых. Расколотое общество на примере маленькой детской общины. Революция. Кровопролитие. Смерть.
Таится ли под тонким покровом цивилизации дикий Зверь? Или все таки можно остаться человеком, не смотря ни на что?

И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша

Взрослым можно стать и в 12 лет...
Книга была издана в 1954г. , сейчас 2012-й , но ничего не изменилось, если такая ситуация с островом в океане и детьми повториться - все будет происходить ровно также.
Очень страшная книга, которую нужно читать.

11 апреля 2012
LiveLib

Поделиться

karolenm

Оценил книгу

Остров. Голубая лагуна. Дети. Рай?
Необитаемый остров. Безбрежный непересекаемый Океан. Мальчишки без присмотра взрослых. Расколотое общество на примере маленькой детской общины. Революция. Кровопролитие. Смерть.
Таится ли под тонким покровом цивилизации дикий Зверь? Или все таки можно остаться человеком, не смотря ни на что?

И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша

Взрослым можно стать и в 12 лет...
Книга была издана в 1954г. , сейчас 2012-й , но ничего не изменилось, если такая ситуация с островом в океане и детьми повториться - все будет происходить ровно также.
Очень страшная книга, которую нужно читать.

11 апреля 2012
LiveLib

Поделиться

ShiDa

Оценил книгу

В высшей степени странная книга. Она не просто странная, она… неудобная. Кажется, смысл на поверхности лежит – но нет, ускользает, чертяка. Ну не может эта книга быть настолько простой!..

Это мое знакомство с Уильямом Голдингом. Понимаю, что лучше было бы взять культового «Повелителя мух», давно планировала, но в итоге обнаружила себя за чтением «Шпиля». Уже в начале роман Голдинга старается оттолкнуть случайного читателя: тут и заунывные описания, и отсутствие экспозиции, так что разбирайся, как хочешь, и сложные мотивы главного героя… Время от времени ловишь себя на мысли, что перестал следить за происходящим, потерял нить размышлений или не понимаешь, как персонаж оказался на этой локации. Ни одна книга не заставила меня так задуматься о «клиповом мышлении», как эта. Я чувствовала себя жертвой современных технологий, из-за которых мы якобы не можем удерживать внимание дольше, чем на пять-десять минут. Сюжет наигранно прост, настолько прост, что в это не верится. Настоятелю храма Джослину как-то было «божественное видение», из которого он узнал, что должен возвести в своем храме огромную башню со шпилем во славу Создателя. Джослин уверовал, что он – избранник Бога, и на него возложена великая миссия. Он стал одержим идеей построить башню и искал понимания у «ангелов», что оказались его постоянными сопровождающими.

Но одержимость и воля настоятеля столкнулись с разумностью окружающих. Задумку Джослина сочли безумной: у храма нет фундамента, новое строительство невозможно, и башня, даже если ее удастся возвести, рано или поздно обрушится. Но Джослин неумолим: он стоит на своем, как всякий фанатик, находит деньги, нанимает рабочих и, испортив отношения со всеми знакомыми, начинает строительство.

Сам Джослин позже скажет, что в нем так заговорила гордыня. Он безуспешно пытался смирить ее сначала в монастыре, потом – в храме. А затем ему явилось «видение», и он поверил, что он – избранный, и должен сделать невозможное, явить миру божественное чудо. Можно рассматривать «Шпиль» как книгу об этой гордыни, толкнувшей человека на сумасшедший поступок. Но мне это кажется несколько… однобоким, что ли. К слову, всю книгу ты ждешь, когда рухнет эта башня, но… (внимание!) она так и не рухнула! Хотя должна была. Но стоит же, стоит! И неизвестно, сколько еще может простоять!

Мне в этой башне со шпилем, которая (внезапно) держится благодаря Гвоздю, видится символ современного христианства. А Гвоздь – напоминание о распятом Христе. Если уж так рассуждать, то христианство действительно держится на личности Иисуса и на его казни в искупление всех человеческих грехов. Джослин, герой «Шпиля», в чем-то пытается уподобиться Христу, хочет принести себя в жертву чуду – невозможной башне, – что вызовет прилив веры у местных христиан. Возможно, им движет гордыня – но в христианстве, как и в любой другой религии, этой гордыни хватает, сам Иисус был вынужден с ней бороться, что уж говорить об обычных христианах, что вечно рискуют впасть в этот грех и счесть себя «просветленными» на фоне оступившихся безбожников. Может, Голдинг то и хотел сказать – что институт церкви нынче основан не на смирении и пожелании добра, а на гордыни? Что в религию уходят, желая почувствовать себя человеком лучшим, «правильным» в сравнении с остальными? Что это уже давно своеобразная терапия, лечение угнетенного неудачами духа, а не подлинная любовь и смирение пред лицом Всевышнего?

Интересен в книге конфликт слепой веры и здравого смысла. Толковать его можно по-всякому. С точки зрения обычных людей Джослин со своим строительством пытается пойти против законов этого мира. В конце-то концов, эти законы тоже от Бога. Так и зачем, спрашивается, их нарушать? Сам Иисус в пустыне же сказал: «Ну не искушай ты Бога понапрасну!» Но Джослин уверен, что Бог велел ему эти законы как раз нарушить, чтобы совершилось чудо. Рационализм неминуемо противоречит мистическому подходу. На самом деле, если вдуматься, Бог в качестве Создателя никак не противоречит рационализму и науке. Это Джослин противоречит Богу, потому что верит в свою «избранность» без каких бы то ни было причин, самовольно объявляет себя творцом земных чудес. Если рассматривать башню и шпиль, как символ современного христианства и современной Церкви, то невольно хочется спросить: а не противоречит ли нынешнее христианство исконному, которое принес человечеству Иисус? В этом смысле храм, который пытается перестроить Джослин, – это как раз исконное христианство, которое, согласитесь, сильно отличается от привычного нам. А башню Джослин строит, как «вестник Бога», уверенный, что она привлечет новых христиан, а старых заставит еще сильнее уверовать. Башня-то остается, держится благодаря Гвоздю (образу Христа), но развалиться может в любой момент, да так развалится, что разрушит старый храм до основания. Сделал, как лучше, ничего не скажешь. Думаю, «Шпиль», с его многообразием символов, можно толковать, как хочется. Книга сложна для понимания, в ней легко запутаться, а разбираться можно бесконечно. Я лично нисколько не пожалела, что прочитала ее. Как минимум, она заставляет напрягать мозги, искать и толковать аллюзии. А большего от «Шпиля» требовать не стоит.

«Не было гвоздя – подкова пропала, Не было подковы – лошадь захромала, Лошадь захромала – командир убит, Конница разбита – армия бежит, Враг вступает в город, пленных не щадя, Потому что в кузнице не было гвоздя!»
21 сентября 2020
LiveLib

Поделиться

Yzzito

Оценил книгу

С 9 лет я думал, что сильнее "Повелителя мух" Голдинг ничего не написал.

Поэтому я всё время откладывал "Шпиль" на потом.

В 19 лет прочитал "Шпиль".

Десять лет заблуждений.

28 июля 2012
LiveLib

Поделиться

TibetanFox

Оценил книгу

После многолетнего затишья и произведений, которые не смогли "выстрелить", Голдинг пишет "Зримую тьму", и поклонники вновь визжат от восторга. Неудивительно. Все романы Голдинга в совершенно разном стиле, в совершенно разных декорациях, но при этом неуловимо чем-то похожи. Вот и в "Зримой тьме" сквозь мрак проглядывает что-то, что мы уже видели в "Шпиле" или "Повелителе мух". Хотя сюжет и форма, конечно же, ничего общего с ними не имеют.

"Зримую тьму" частенько называют пародией на психологический роман. Действительно, пародийные нотки есть, потому что психологический роман в данном случае анатомирует не душевные метания обычных героев, а события людей явно больных. Одного главного героя из-за чувства вины посещают видения, вторую героиню явно мучает шизофрения, а герой, чьи исповеди мы не слышим, но он появляется постоянно — вообще педофил. В таком клубке страстей и мучений психологическая драма становится ещё ярче, ещё более выпуклой, хотя — казалось бы — речь идёт о вещах давно нам знакомым. Телесное уродство не отменяет духовной красоты, и наоборот, физическая привлекательность может означать полное разложение морали внутри одной отдельно взятой личности. Главный герой, который на лицо ужасный, но добрый внутри родился в почти мифологической атмосфере. Горящий город, бомбёжки, все эвакуированы, и вот из пламени вдруг выходит обгоревший и контуженный собирательный образ брошенного и страдающего ребёнка. Мэтти на протяжении всего романа неуловим, даже фамилию его коверкают все и вся, включая автора, так что мы не можем быть уверены, как же его всё-таки назвали спасители (ясно только, что они добавили "ветра" — wind, в фамилию). Физическое уродство, как и тяжкая травма, дают свои плоды: из Мэтти растёт самый настоящий блаженненький, так что ничего удивительного, что рано или поздно он настолько уверует в своё общение с духами, что и другие люди начнут считать его святым. А конец его, как и предназначение, конечно, великолепны. Как в том анекдоте, где боженька рассказывает праведнику, что он выполнил своё жизненное предназначение тем, что передал кому-то соль в поезде.

Второй важный персонаж тоже рождается и формируется не просто так. У неё есть сестра-двойняшка, тоже специфический символ. Про сестру мы узнаем мало, однако то, что обе сестры пошли по кривой дорожке — несомненно. С детства Софи учится смотреть в тьму, в подсознание, в зону табу за затылком, где только мрак и грязь. Отсюда и инцестуальные желания, и постепенное погрязание в крайнем эгоцентризме, ведущем к страшным вещам. Интересно сравнивать её судьбу с путём Мэтти. Поневоле задумаешься, что красивым людям позволено куда больше, чем простым ничем не примечательным смертным, просто потому что им многое прощают за красивые глаза.

Третий персонаж, который меня интересовал всю дорогу, — самый сложный и непонятный в этом романе. Мистер Педигри. Персонаж тоже чуть ли не стереотипичный (препод, соблазняющий симпатичных учеников), хотя степень его вовлечённости в порок так до конца и не остаётся понятной. Нигде открытым текстом так и не сказано, что он совращал малолетних "до конца", впрочем, это и не опровергается. А грех педобирства он за собой признаёт, мучается, страдает ,ищет оправдания своим желаниям, обвиняет других. Из всех персонажей именно он является самым живым, его зримая тьма самая густая. При этом он не может скрыться в пучине шизофрении или объявить себя отшельником, это явно не его путь — поэтому его попытки борьбы с собой напоминают истеричные судороги.

Фирменная фишка Голдинга — двойное, тройное, многоплановое дно. Есть здесь и притчевые мотивы, и глубокий психологизм, и социальное, и сатирическое. За один раз объять роман невозможно... И это хорошо, потому что перечитывание Голдинга приятно вдвойне.

17 июня 2013
LiveLib

Поделиться